Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие
Был Чиннери массивным, толстым, гладким, в огромных, словно колеса, роговых очках. Жил он здесь дачно, можно сказать — был одним из первых в нынешнем заезде. Занимался он рыбным бизнесом, на котором разбогател первый муж княгини, и даже набеги бывших жен, требовавших алименты, не наносили ощутимого ущерба его богатству. Первый раз, как и многие граждане его страны, он женился молодым, потом женитьбы покатились одна за другой. Он перескакивал от блондинки к блондинке, как альпийская серна — со скалы на скалу.
— Э-э, послушайте… — начал Чиннери.
Ни намека на опасность не усмотрел бы в этих словах сторонний слушатель, но нам понятно, отчего сэр Бакстон вскинул руки широким отчаянным жестом, словно леди из Шалотта,[68] когда над ней разразилось проклятие. Сочувствовать ему мы не можем, но понять — поймем.
— Нет, нет, дорогой! — воскликнул он. — Честно! Нет, нет и нет!
— Может, хоть что-то наскребете…
— Не могу! Ни пенса! Простите…
Нависла зловещая пауза. Сэр Бакстон горько недоумевал, почему человек, чей доход исчисляется шестизначной цифрой, суетится из-за жалкой пары сотняжек. Чиннери корил себя — вот тебе урок, нечего пить старый портвейн! Третья рюмка этого напитка и побудила его поддаться на просьбу хозяина.
— Вот только усадьбу… — пробормотал сэр Бакстон.
— М-мэ, — сказал мистер Чиннери.
Оба оглянулись и снова зловеще замолчали. Мысли у них были одинаковые: с ходу такой домик не спихнешь.
— Хоть двадцать фунтов! — воззвал мистер Чиннери.
— А-а! Вот и Джин! — с беспредельным облегчением воскликнул сэр Бакстон.
И впрямь, из дома вышла дочь, которой еще никогда отец так не радовался. Она направлялась к нему, чтобы получить перед отъездом последние наставления.
Переодевшись, она похорошела — ни поджатых губ, ни суровых взоров той, кто бросил несчастного Табби разобранным на части. Ей уже не казалось, что мальчишки пишут мелом всякую гадость на стенах ее души, она снова стала веселой и жизнерадостной.
В конце концов, думала она, Табби — умственно неполноценный. Мало-мальски разумная девушка не примет всерьез его наблюдений. Речь его — треск хвороста в печке. Их разговор — несчастная случайность, надо его забыть как неприятную болезнь: свинку, корь — или прискорбный случай, когда ее стошнило на детском празднике.
— Ну, отбываю! — воскликнула она. — Что тебе привезти, игрушку или конфетку?
— Вы не в Лондон? — заинтересовался мистер Чиннери. — Жарковато там сейчас.
— Ничего, потерплю. Пригласили на ленч, и потом — у папы неувязка с одним вампиром.
— О, с вампиром?
— Ну да! Истинный вампир в человеческом образе, некий Басби.
Беседуя с гостем, Джин, естественно, отвернулась от сэра Бакстона и потому не заметила, как на его дубленом лице проступили страдание и страх. Он раскашлялся, она услышала, но приписала это тому, что он поперхнулся комаром или еще какой-то летней мошкой.
— Понимаете, — любезно продолжала она, поскольку вообще была любезна с гостями, — папа написал мемуары об охоте, издал их за свой счет, выплатил этому вампиру двести фунтов, как истинный джентльмен, а теперь тот прислал какой-то жуткий счет. Дополнительные расходы, видите ли! Вот я и хочу зайти к нему, урезонить.
Повисла долгая пауза. Мистер Чиннери тяжело пыхтел, сэр Бакстон давился поистине чахоточным кашлем, но молчали все. Наконец гость пронзил хозяина взглядом, который даже за очками читался ясно: рана — смертельная. Порывисто сглотнув, несчастный зашаркал прочь.
Джин заметила некоторую напряженность атмосферы.
— Что тут у вас стряслось? — спросила она.
Сэр Бакстон посмотрел на нее, как Лир на Корделию, а точнее — как Чиннери на него.
— Ничего, — отвечал он. — Ты просто сказала именно то, о чем говорить не следует. Месяца два назад я занял у него пятьсот фунтов. Каждый Божий день он просит их вернуть, а я убеждаю его, что у меня нет ни пенса. И тут ты сообщаешь, что я издаю книги за собственный счет!
— Ох, Бак! Виновата! — Джин присвистнула.
— Чего уж теперь извиняться!
— Да, пошатнула я его веру в баронетов…
— Разбила на веки вечные, — уныло заключил сэр Бакстон. — Предвижу оживленный разговор в самого ближайшем будущем.
Джин раскаивалась, но не очень. Отцам, думала она, надо бы посвящать дочерей в факты реальной жизни. Тогда этим дочерям будет легче обходить рифы.
— Да ладно, плюнь! Как только вернусь, посюсюкаю с ним, утихомирю. А зачем тебе пятьсот фунтов?
— Кому же они не нужны? — резонно возразил сэр Бак-стон.
— Нет, я не про то. Куда ты их подевал?
— Издал мемуары.
— Они не обошлись в пятьсот фунтов. Где остаток?
Сэр Бакстон удрученно помахал руками, словно семафор-пессимист.
— Ухнули! Эта махина просто пожирает деньги. Постояльцев тогда у нас почти не было…
— Платных гостей!
— Чего уж там! — вздохнул сэр Бакстон. — Постояльцы — они и есть постояльцы. Не думал я, когда наследовал титул, что скоро, очень скоро придется содержать пансион.
— Ну папочка, ну миленький! Не убивайся ты! Ничего тут нет постыдного. В нынешние времена половина английских помещиков пускает платных гостей. Хоть у кого спроси!
Сэр Бакстон отмел утешения. Если уж он затрагивал эту тему, то просто нырял в жалость к самому себе.
— Когда я был мальчишкой, — мрачно начал он, — я мечтал стать машинистом. Когда подрос, мечтал стать послом. Достигнув зрелого возраста и смирившись с тем, что мозгов для дипломатической службы у меня маловато, думал, что стану хотя бы простым деревенским джентльменом. Но судьба распорядилась иначе. «Нет, — возразила судьба. — У меня на тебя другие виды. Ты станешь замызганным хозяином деревенской гостиницы».
— Ну-у, Бак!
— Что «Ну-у, Бак!» Нет, что «Ну-у, Бак!»?
— Ты не замызганный.
— Замызганный!
— Лучше ты подумай, что ты веселый, добродушный хозяин гостиницы. Ну, знаешь — закатав рукава, скачет, хохочет, выход в первом акте сразу после хора поселян.
— Никакой я не жизнерадостный! — возопил сэр Бакстон, ясно видевший истину. — Э-эх, если бы ты выскочила за богача!
— Куда они все запропастились? — подхватила Джин. — Где старомодные миллионеры, которые покупали девиц за мешок золота? Да, крутится рядом твой Чиннери, но он вроде бы не развелся с той, кого купил последней.
— А Ванрингэм? Как насчет него?
— Ну, нет! Я — не в его вкусе. Ему нравятся высокие, гибкие ивы. И вообще, с чего ты взял, будто Табби — миллионер? У него только и есть пособие от мачехи, а ей я, по-моему, совсем не нравлюсь.
— Откуда ты знаешь?
— Интуиция!
— Ты должна ей понравиться, — серьезно сказал сэр Бакстон. — Упорно и терпеливо взращивай в ней симпатию к себе. Да она — единственная на свете, кто хочет купить эту пакость, эту рухлядь! Мисс Виттекер сказала, что она плывет по океану, значит, через два-три дня доберется досюда. Не щади трудов, моя дорогая. Господи, Господи! Только представлю, что нашелся кретин, которому можно сплавить нашего монстра!
— Табби думает, что дело — на мази.
— Правда?
— Он говорит, что княгиня просто в восторге.
— Мне она как-то сказала, что дом — просто симпомпончик.
— Вот видишь!
— Она такая сумасбродка! Ей перерешить — раз плюнуть!
— Вкус к кирпичам цвета сомон[69] нелегко поколебать.
— Уж если он есть, то есть.
— Ладно. Будем надеяться на лучшее.
— Вот он, воинский дух!
— Что ж, тебе пора в Лондон, а мне — к твоей маме. Да, представь, какая странная штука! Мисс Виттекер сказала, звонил ее брат.
— Чей? Мисс Виттекер?
— Нет, мамин.
— У мамы нет брата.
— Я тоже удивился — как это он позвонил, если его нет? Но мисс Виттекер стоит на своем. Очень любопытно. Пойду, спрошу, в чем дело.
— Я бы тоже пошла, но надо бы поймать Басби до ленча. Тут, понимаешь, чистая психология. Казалось бы, подожди, пока он не размякнет, но лично я считаю — издатели вроде питонов. Они терпеть не могут, когда им мешают переваривать. Словом, надо поймать Басби, пока он бодр и свеж.
— Возвращайся скорее.
— Конечно. Надо еще заглянуть в плавучий дом. Посмотреть, как устроился Пик.
— Это кто, тот тип, который снял «Миньонетту»?
— Да. Адриан Пик. Познакомилась с ним недавно, у Виллоуби.
— Симпатичный?
— Просто прелесть!
— Тогда пусть приходит поскорее, давно я не видел приятных людей, — сказал сэр Бакстон, вспомнив о Чиннери, Во-Боннере, Тэннере и прочих. — Пошлю к нему мисс Виттекер с записочкой. А ты сегодня не ходи, ты мне тут нужна. Возвращайся сразу. Надо улестить Чиннери, тебе работы на весь вечер.
— Ох, Бак! Это обязательно?
— А как же! Сама вызвалась. Сказала «посюсюкаю». Сыграй с ним в гольф. Порасспроси про жен, про завтрак, а то он с моей шеи не слезет. Приставучий такой, на редкость. Прямо слепень!
