Джим Томпсон - Неудачник
— А как же иначе? — Я недоуменно пожал плечами. — В этом и заключается наша обязанность. Если человек не исполняет свою работу, ему нечего ждать благодарности.
— Все не так просто, — возразил Даркин. — Но ты сам поймешь, что я хочу сказать.
Мы пересекли Солт-Крик по мосту и оказались в квартале грязных улиц и некрашеных лачуг. Даркин остановился перед одной из хижин, взял с приборной доски карточку, где записывались платежи клиента, и вылез. Я последовал за ним к дому по замусоренному всяким хламом двору.
Даркин постучал в дверь, потом стал барабанить, а после повернулся к ней спиной и начал колотить по ней каблуками. Ответа не было. За задернутыми занавесками царила тишина.
— Похоже, никого нет дома, Даркин, — растерянно сказал я.
Даркин с сожалением посмотрел на меня. Кулаком пробив сетку от комаров, он просунул руку внутрь и приподнял щеколду. Затем повернул ручку и вошел внутрь.
Я смущенно последовал за ним.
За столом из картонного ящика сидел могучий небритый мужчина в майке и брюках. При нашем появлении он опустил оловянную кружку с кофе и приветствовал Даркина длинной очередью грязных проклятий.
— Мне следовало бы свернуть тебе шею, — рычал он. — Да позвать сюда копов. Взламывание двери и проникновение в чужое жилище — ты знаешь, что нарушил закон?
— Давай деньги, — повысил тон Даркин. — Гони деньги, да поживее!
— Нет у меня никаких денег! Я не работаю.
— Не изворачивайся, — сказал Даркин. — Ты работал два дня и половину прошлой недели.
— Ну, верно, заработал я несколько баксов. Так это на еду, или, по-твоему, мне вообще не нужно есть?
— Нечего тебе есть на наши деньги, — заявил Даркин. — Так что выкладывай долг.
Мужчина разразился новой очередью ругательств. Потом отвел мрачный взгляд от сурового лица Даркина и выудил из кармана бумажку в пять долларов.
— Ладно, забирай свой проклятый доллар. И давай мне четыре доллара сдачи.
Даркин положил пятерку в бумажник, написал расписку на всю сумму и бросил ее на стол.
— Ты просрочил свои взносы, Пит, — спокойно сказал он. — Теперь твой долг погашен.
Мужчина побагровел от злости. Сжав кулаки, он двинулся к Даркину, но тот, словно ничего не замечая, обернулся ко мне:
— Джим, принеси из машины пальто сорок шестого размера — то, что подбито овчиной. Я хочу, чтобы Пит примерил его.
— Но... — Я недоверчиво на него уставился. — Но он...
— Все правильно, я привез его специально для Пита. Приближается зима, и ему нужно настоящее теплое пальто.
Я вытащил пальто из машины, про себя заметив, что его отпускная цена шесть долларов. Даркин напялил его на Пита, не обращая внимания на ворчание и ругательства здоровяка.
— Сидит словно влитое, — заверил Даркин. — Ну разве не отличное пальто, Джим? Пит в нем просто другой человек.
— Наверное, через две недели разойдется по швам, — пробормотал Пит. — И сколько ты хочешь за эту дрянь?
— Ну, я, конечно, уступлю тебе. Бери его всего за двадцать пять долларов.
— Двадцать пять долларов! — завопил Пит. — Да точно такое же пальто можно купить за одиннадцать или двенадцать!
— Но у тебя нет ни одиннадцати, ни двенадцати долларов, — заметил Даркин. — И в другом месте ты не получишь кредит... Ну да ладно, тебе, как нашему старому клиенту, я уступлю его за двадцать два с половиной, и ты можешь делать по четыре взноса в неделю. Тебе придется платить в неделю всего полтора доллара вместо доллара, как ты делал это сейчас.
— Что ж... я возьму его только за двадцать долларов и буду платить два раза в неделю.
— Ничего не выйдет, можешь не торговаться, — сухо отрубил Даркин. — Снимай пальто.
Пит начал колебаться.
— О, черт! — проворчал он. — Ну ладно. Двадцать пять и четыре взноса в неделю. Что там нужно подписать?
Наглядно продемонстрировав, в чем заключается моя работа, на пути к следующему клиенту Даркин дал мне устные пояснения. Наш магазин представлял собой лишь одну ячейку из восьмидесяти, составляющих сеть, раскинувшуюся по всей стране, и все они торговали по одной и той же оригинальной методике. Они намеренно продавали товары в кредит беднякам, заведомо рискуя — ведь это был рынок, которого сторонились другие магазины. Таким образом, практически не испытывая никакой конкуренции, они размещали свои заведения на самых непрестижных улочках и назначали очень высокие цены на низкокачественные товары. Расходы по сбору платежей были, конечно, высокими, но в процентном соотношении все равно достаточно низкими, чтобы делать операцию невероятно выгодной. И при этом потери из-за невыплаты кредита были не такими уж большими, как это могло показаться. Эта сеть постоянно искала подходящих сотрудников — «энергичных, решительных людей». Такие люди могли обеспечивать себе очень приличный доход, выбивая платежи из бедняков. На все товары назначалась минимальная цена; все, что продавец зарабатывал сверх этой цены, делилось между ним и фирмой. Кроме того, он получал относительно высокую базовую зарплату и комиссию от взносов.
— Как правило, я зарабатываю в неделю больше ста долларов, — сказал Даркин. — Это приблизительно в три раза больше того, что я мог бы получать в этом городе на другой подобной работе.
— Но тебе приходится за них попотеть, — признал я. — И все клиенты похожи на Пита?
— Ну, они все туго расстаются с деньгами, только одни менее охотно, чем другие. Сейчас мы едем к такому вот крутому ребенку.
Этот «крутой ребенок» жил в доме, похожем на жилище Пита, и, казалось, его так же, как и Пита, нет дома. Передняя дверь была заперта, и дверь, выходящая во вдор, тоже. Даркин загородил лицо ладонями и заглянул в несколько окон.
— Что-то я его не вижу, — недовольно нахмурился он. — Но он наверняка здесь. Я уверен, что видел его на ступеньках, когда мы выехали из-за угла. Интересно, нет ли его...
Он замолчал, пристально глядя на уборную в углу заднего двора. Многозначительно мне подмигнув, он двинулся туда, по пути подобрав два обломка кирпича размером с кулак.
Сначала он постучал в дверь уборной, затем изо всех сил заколотил по ней кулаком. Тишина. Он постоял и принялся швырять в дверь обломками кирпичей. Внутри раздался вой и поток ругани. Даркин достал из кармана плоскогубцы и задумчиво взвесил их на руке.
— Ну, выходи, Джонни! — крикнул он. — Рано или поздно тебе придется заплатить, так почему бы тебе не покончить с этим сразу?
— Провались ты пропадом! — заорал изнутри мужчина. — Попробуй меня отсюда выгнать, вшивый ублюдок, грабитель несчастный!
— Ладно, — спокойно сказал Даркин, — тогда не выходи, а просто подсунь деньги под дверь.
Джонни ответил непечатным предложением. Он не намерен подсовывать деньги под дверь и не собирается выходить, и точка!
Даркин пожал плечами. Он накинул накладку на петлю на двери и пропустил сквозь нее ручку плоскогубцев. Затем набрал во дворе старой бумаги и зашел за уборную сзади.
Там из стены были убраны две доски, очевидно для вентиляции воздуха. Даркин поджег спичкой бумагу и всунул ее в отверстие.
Поскольку горящая бумага упала в большую яму, опасности для находившегося там Джонни не было, или, по крайней мере, если и была, то очень маленькая. Но вскоре он начал задыхаться от поднимавшихся из ямы клубов вонючего дыма. Он заорал, что убьет Даркина — пусть даже его за это повесят. Однако через минуту он перестал угрожать и стал биться в дверь, со всхлипами умоляя о пощаде.
— Три доллара, Джонни, — твердил неумолимый Даркин. — Просунь их в щель, и я тебя выпущу.
— Черт побери... кха, кха!.. я не могу. У меня жена в больнице. Мне нужно...
— Три доллара!..
— Но я... Ладно! — раздался ужасный вопль. — Вот, забирай, только выпусти меня!
Даркин взял смятые кредитки, вынул плоскогубцы из петли и отступил в сторону. Надсадно кашляя и задыхаясь, согнувшись пополам, Джонни выскочил во двор.
Он был еще мальчик, на вид где-то восемнадцати — девятнадцати лет, очень высокого роста, по меньшей мере шести футов, но при этом весил не больше ста фунтов. На его щеках краснел зловещий туберкулезный румянец. У него не было сил сопротивляться.
Пошатываясь, он дошел до клочка двора, заросшего сорняками, бессильно рухнул на землю, не переставая судорожно кашлять и зло глядеть на нас.
— Она умирает от голода, — пробормотал он, как будто говорил с самим собой. — Просто истощена до крайности, вот и вся ее болезнь. И не важно, когда это произойдет. Все равно мы с ней умираем от голода, околеваем от холода, когда наступают холода, мучаемся от жары, когда жарко, живем как не всякая собака живет. Что... Что... — Его снова охватил дикий приступ кашля. Со свистом дыша, он сплюнул и снова заговорил. — Что остается парню делать? — спросил он. — Что делать парню, когда он и так предпринимает все, что может, но это не помогает? А? Что посоветуете? — Он вперил в нас яростный взгляд. Затем посмотрел вниз, на сожженную траву, и адресовал свой вопрос к земле: — Все-таки, что же мне делать? Что делать? Что мне делать...
