Рюноскэ Акутагава - В стране водяных
Я оглядел комнату. Может быть, у меня было такое настроение, но мне показалось, что здесь, среди простых стульев и столиков, разлито какое-то ясное счастье.
– Видимо, вы живете более счастливо, чем все остальные каппы?
– Вполне возможно. В юности я был старцем, а к старости стал молодым. Я не высох от неутоленных желаний, как это свойственно старикам, и не предаюсь плотским страстям, как это делают молодые. Во всяком случае, жизнь моя, если и не была счастливой, то уж наверняка была спокойной.
– Да, при таких обстоятельствах жизнь ваша должна быть спокойной.
– Ну, одного этого для спокойствия еще не достаточно. У меня всю жизнь было отличное здоровье и состояние достаточное, чтобы прокормиться. Но, конечно, самое счастливое обстоятельство в моей жизни это то, что я родился стариком.
Некоторое время мы беседовали. Говорили о самоубийце Токке, о Гэре, который ежедневно вызывает к себе врача. Но почему-то лицо старого каппы не выражало никакого интереса к этим разговорам. Я наконец спросил:
– Вы, наверное, не испытывает такой привязанности к жизни, как другие каппы?
Глядя мне в лицо, старый каппа тихо ответил:
– Как и другие каппы, я покинул чрево матери не раньше, чем мой отец спросил меня, хочу ли я появиться в этом мире.
– А вот я оказался в этом мире совершенно случайным образом, – сказал я. – Так будьте добры, расскажите, как отсюда выбраться.
– Отсюда есть только одна дорога.
– Какая же?
– Дорога, которой ты попал сюда.
Когда я услыхал это, волосы мои встали дыбом.
– Мне не найти эту дорогу, – пробормотал я.
Старый каппа пристально поглядел на меня своими чистыми, как ключевая вода глазами. Затем он поднялся, отошел в угол комнаты и поднял свисавшую с потолка веревку. Сейчас же в потолке открылся круглый люк, которого я раньше не замечал. И за этим люком, над ветвями сосен и кипарисов, я увидел огромное ясное синее небо. А в небо, подобно гигантскому наконечнику стрелы, поднимался пик Яригатакэ. Я даже подпрыгнул от восторга, словно ребенок при виде аэроплана.
– Ну вот, сказал старый каппа. – Можешь уходить.
С этими словами он указал мне ан веревку. Но это была не веревка, как мне показалось вначале. Это была веревочная лестница.
– Что ж, – сказал я, – с вашего разрешения, я пойду.
– Только подумай прежде. Как бы тебе не пожалеть потом.
– Ничего, – сказал я. – Жалеть не буду.
Я уже поднимался по лестнице, цепляясь за перекладины. Поглядывая вниз, я видел далеко под собою блюдце на голове старого каппы.
17
Вернувшись из страны водяных, я долго не мог привыкнуть к запаху человеческой кожи. Ведь каппы необычайно чистоплотны по сравнению с нами. Мало того, я так привык видеть вокруг себя одних только капп, что лица людей представлялись мне просто безобразными. Вам, вероятно, этого не понять. Ну, глаза и рты еще туда-сюда, но вот носы вызывали у меня чувство какого-то странного ужаса. Естественно, что в первое время я старался ни с кем не встречаться. Затем я понемногу стал, видимо, привыкать к людям и уже через полгода смог бывать где угодно. Неприятности доставляло лишь то обстоятельство, что в разговоре у меня то и дело вырывались слова из языка страны водяных. Получалось примерно так:
– Ты завтра будешь дома?
– Qua.
– Что ты сказал?
– Да-да, буду.
Через год после возвращения я разорился на одной спекуляции и поэтому…
(Тут доктор С. заметил: «Об этом рассказывать не стоит». Он сообщил мне, что, как только больной начинает говорить об этом, он впадает в такое буйство, что с ним не могут справиться несколько сторожей.
Хорошо, об этом не буду. Словом, разорившись на одной спекуляции, я захотел снова вернуться в страну водяных. Да, именно вернуться. Не отправиться, не поехать, а вернуться. Потому что к тому времени я уже ощущал страну водяных как свою родину. Я потихоньку ушел из дому и попытался сесть на поезд Центральной линии. К сожалению, я был схвачен полицией, и меня водворили в эту больницу. Но и здесь я некоторое время продолжал тосковать по стране водяных. Чем сейчас занят доктор Чакк? А философ Магг? Наверное, он по-прежнему размышляет под своим семицветным фонарем. А мой добрый друг студент Раппа со сгнившим клювом? Однажды, я в такой же туманный, как сегодня день, я, по обыкновению, погрузился в воспоминания о своих друзьях и вдруг чуть не закричал от изумления, увидев рыбака Багга. Не знаю, когда он проник ко мне, но он сидел передо мной на корточках и кланялся, приветствуя меня. Когда я немного успокоился… не помню, плакал я или смеялся. Помню только, с какой радостью я впервые после долгого перерыва заговорил на языке страны водяных.
– Послушай, Багг, зачем ты пришел сюда?
– Проведать вас. Вы, говорят, заболели.
– Откуда же ты узнал?
– Услыхал по радио.
– А как ты сюда добрался?
– Ну, это дело не трудное. Реки и рвы в Токио для нас, капп, все равно что улицы.
И я вспомнил, словно только что узнал об этом, что каппы относятся к классу земноводных, как и лягушки.
– Но ведь здесь поблизости нигде реки нет.
– Нет. Сюда я пробрался по водопроводным трубам. А здесь я приоткрыл пожарный кран…
– Открыл пожарный кран?
– Вы что, забыли, господин? Ведь и среди капп есть механики.
Каппы стали навещать меня раз в два-три дня. Доктор С. считает, что я болен demenia praecox[8]. Но вот доктор Чакк (простите за откровенность) утверждает, что никакого demenia praecox у меня нет, что это вы сами, все, начиная с доктора С., страдаете demenia praecox. Само собой разумеется, что раз уж доктор Чакк приходит ко мне, то навещают меня и студент Рапп и философ Магг. Впрочем, если не считать рыбака Багга, никто из них не является в дневное время. Они приходят по двое, по трое, и всегда ночью… в лунные ночи. Вот и вчера ночью при свете луны я беседовал с директором стекольной фирмы Гэром и философом Маггом. А композитор Крабак играл мне на скрипке. Видите на столе этот букет черных лилий? Это мне принес в подарок вчера ночью Крабак…
(Я обернулся. Конечно, на столе никаких лилий не было. Стол был пуст.) Вот эту книгу мне принес философ Магг. Прочтите первые стихи. Впрочем, нет. Вы же не знаете их языка. Давайте, я сам прочту. Это один из томов полного собрания сочинений Такка, которые недавно вышли из печати.
(Он раскрыл старую телефонную книгу и громким голосом прочел такие стихи:)
В кокосовых цветах, среди стволов бамбука
Давно почитает Будда.
И под иссохшею смоковницею старой
Почил Христос усталый.
Так не пора ль и нам вкусить отдохновенье,
Хотя бы только здесь, на театральной сцене?
(Но если заглянуть за декорации, – ведь там мы увидим лишь заплатанные холсты?) Но я не такой пессимист, как этот поэт. И пока ко мне будут приходить каппы… Да, совсем забыл, Вы, вероятно, помните моего приятеля судью Бэппа. Так вот, этот каппа потерял место и в самом деле сошел с ума. Говорят, что сейчас он находится в психиатрической лечебнице в стране водяных. Если бы мне только разрешил доктор С., я охотно навестил бы его.
Примечания
1
В дословном переводе – «сверхкаппа».
2
«Песня – Крабак» (нем.).
3
Это просто междометие.
4
Сэн – мелкая денежная единица.
5
«Пу-фу» тоже междометие, которое можно примерно перевести как «ох».
6
Здесь имеется в виду великий японский поэт Басе (1644—1694).
7
Перевод В. Марковой.
8
Раннее слабоумие (лат.).
