Давид Фридман - Мендель Маранц
– Хорошо! Сарре нравится тот, кто нравится мне! – торжественно сказала Зельда, – а если не нравится тебе, то я тут ни при чем. Если ты хочешь знать правду, то я скажу тебе, что она его даже любит!
Мендель вынул папироску изо рта. Первый раз он почувствовал.что его старуха приперла его к стенке. Но когда он смотрел в ее маленькие серые глазки, смутное подозрение родилось в его душе.
– Может быть Сарра только думает, что любит его, – заговорил он медленно, пристально глядя жене в глаза, – но когда человек еще в состоянии думать, значит, он не любит уж настолько сильно. Что такое девушка? Сердце. Оно бьется, но не знает для кого.
Но Зельда только пожала плечами и сказала спокойным голосом:
– хочешь верь, хочешь не верь, – мне все равно.
VIII. Ах, Оскар!
Бернард Шнапс был тайным поверенным Зельды в ее сношениях с Гассенхеймами. Как опытный маклер, в течение многих лет державший контору по покупке и продаже домов, он являлся, по ее мнению, вполне подходящим лицом, чтобы вести игру с Гассенхеймами – коварным маленьким банкиром и его толстой женой. Бернард, вполне сознавая всю важность вверенной ему миссии, придал себе вид дипломата и уже сидел в салоне Гассенхеймов на Пятой Авеню, бормоча что-то с убедительным красноречием и тонкой стратегией. Но старый Соломон Гассенхейм начинал кашлять всякий раз, как только Бернард хотел что-нибудь сказать, и тогда Бернард, окончательно сбитый с толку, обратился к его жене, Деборе, которая громовым мужским голосом отвечала ему.
– Я такой человек, – начал он, я люблю говорить прямо и откровенно. Да, да; нет, нет! Я смотрю вещь, и если она мне не нравится, – до свиданья! А если нравится, – сколько?
Дебора удивленно посмотрела на него.
– Что вы хотите сказать этим «сколько»?
– Э-э-эх! – старый Гассенхейм закашлялся. – Разве ты не понимаешь? Это насчет Оскара.
– Совершенно верно! – подхватил Бернард, радуясь удобному моменту. – Я об Оскаре и Сарре и об обоих вместе. Я такой человек – я люблю все делать быстро и хорошо. Я вам нравлюсь, вы мне нравитесь – конечно!
Он встал, весь красный от волнения, крупные капли пота выступили у него на лбу, его пальцы победоносно играли цепочкой от часов.
– Подождите минутку, мистер Шнапс, – сказала миссис Гассенхейм, уже не таким важным тоном. – Что вы спешите? Присядьте. Может быть, вы еще будете пить с нами чай.
– Я такой человек – я не люблю чаю! Я люблю кончать все сразу, – заявил Бернард, боясь, что разговор опять перейдет на что-нибудь другое. – Какую замечательную девушку берет себе ваш сын! Сарра принадлежит к одному из лучших семейств на улице Питт – то есть… ну, как это называется? А какое она получила образование! Гм! Гораздо лучше моего! Но она очень скромна, как и я. Я такой человек – я не люблю хвалить себя. Пусть меня другие похвалят…
Старого Гассенхейма опять начал душить кашель, но Бернард вызывающе повысил голос, чтобы заглушить его.
– У нее такое лицо, – торжественно продолжал он, – что когда ее увидит какой-нибудь молодой человек, он не может ни есть, ни спать целую неделю. Вот какое у нее лицо! А как она шьет – то есть, я хочу сказать – поет! Ой! Если бы вы знали, какой у нее голос миссис Гассенхейм! Она вполне современная девочка. Она прыгает и танцует, и полирует ногти, и играет на виктроле – то есть, я хочу сказать – рояле, и если бы вы только послушали, как она говорит по-польски!
– По-польски! – удивленно протянула миссис Гассенхейм.
– Ха, ха, ха! – расхохотался Бернард, немного смущенный. То есть, я хочу сказать – по-французски. Она говорит на стольких языках, что она уже не может отличить один от другого, то есть, я хочу сказать – я не могу отличить. Но какая тут разница? – быстро добавил он, чтобы отвлечь их внимание. – У нее прекрасный розовый цвет лица, а это самое главное!
– А фигура? – спросила миссис Гассенхейм, бросая ободряющий взгляд на Оскара, который уже начинал скучать. – Скажите нам, какая у нее фигура.
– О-о, фигура[3]! – многозначительно протянул Бернард. – На этот счет мы договоримся после. Я такой человек – я не люблю торговаться. Когда речь идет о приданом, я люблю спорт. Долларом больше, долларом меньше – какая тут для меня разница! Главное – чтоб вы были довольны.
– Э-э-эх! – закашлялся старый банкир и подмигнул Бернарду. – Мы вполне довольны, мы все-таки думаем, что она гораздо лучше, чем вы ее изобразили.
Бернард смутился и поспешил затушевать свое смущение улыбкой.
– О, я понимаю, что вы хотите сказать. Я такой человек – я не люблю расхваливать ее. У меня правило – бери или не бери! Я никогда не навязываю. Нужно вам – берите; не хотите – пожалеете! Вот и все!
Банкир и его жена встали, Бернард, сообразив, в чем дело, тоже встал.
– Ну-с, как будто мы договорились обо всем, – сердечно сказал он, – только я такой человек – я никогда ни в чем не уверен. Когда они поженятся тогда уже…
– Заходите еще – сказал банкир, протягивая ему свою маленькую, беленькую ручку.
Бернард машинально схватился за нее.
– Вы, может быть, желали бы встретиться с отцом Сарры? А? – сказал он, крепко сжимая руку старого Гассенхейма. – Это не помешало бы. У него хороший текущий счет в банке. Что вы скажете на это? А?
И Бернард ушел, сияя от радости.
Вечером в тот же день Бернард поведал Зельде о результатах своей важной миссии, поздравил ее, что она выбрала посредником именно его, посоветовал ей немедленно заняться приготовлениями к свадьбе.
– С этими богатыми людьми так: раз, два, три – кончено! Если они кашляют и зевают и не дают тебе говорить, это значит – «да»! Если улыбаются и приглашают заходить еще, значит – «нет». Но, Зельда, сестра, ты уже предоставь все мне! Я такой человек – я люблю кончать то, что начал. Ты не беспокойся.
Однако, Зельда сомневалась. Бернард был чересчур доверчив по природе, слишком большой оптимист. А этих светских людей так трудно понять. Сердце Сарры будет разбито – да и ее тоже, – если Гассенхеймы только притворяются, а потом откажут. А тут еще Мендель с его предубеждением!
– Ой, сколько хлопот! Сколько беспокойства! – вздыхала Зельда, ложась вечером в постель.
Она беспокойно провела ночь и проснулась раньше обыкновенного с головной болью и красными глазами. Но встала она в хорошем настроении и с новой верой в то, что Сарра и Оскар скоро будут мужем и женой.
– К нам сегодня придет Оскар, вот увидишь, – сказала она за завтраком, обращаясь к дочери. Сарра задрожала от радости.
– Почему ты думаешь, мама?
– Мое сердце подсказывает мне, – ответила Зельда, многозначительно кивая головой.
– О, а я думала, ты это знаешь наверное, – разочаровано сказала дочь.
Но он явился. В половине третьего огромный лимузин остановился напротив дома Менделя Маранца, и из него вышел Оскар Гассенхейм, поцеловав на прощание даму, сидевшую рядом с ним. Он что-то сказал шоферу и помахал даме шляпой. Дама, его мать, помахала ему рукой в ответ, тяжело сдвинулась с места, усаживаясь поудобнее, и закрыла глаза, отгоняя мысли. Ее сердце учащенно билось, исполненное страха и надежды.
Как часто приходилось ей провожать Оскара до дверей и как часто он не решался войти! Он давно мог бы составить себе хорошую партию. Многие девицы дрожали в его присутствии. Но он тоже дрожал; в этом была вся беда.
– Образование у меня есть, – растерянно бормотал он. – Внешность есть. Все есть. Но у меня нет характера! Когда дело касается женщины!..
И он беспомощно простирал руки вперед, пожимая плечами.
Но терпение и финансы старого банкира достигли той точки, что ему, наконец, пришлось сделать сыну последнее предупреждение.
– Или ты должен достать себе жену, или работу, – решительно сказал старик, заглушая всякие возражения отчаянным кашлем.
Оскар стоял у дверей дома Маранцев и дрожал. «Жена или работа» – звучало у него в ушах, и он размышлял, что больше пугало его. Все-таки он чувствовал, что он скорее согласен любить, чем работать. Но если бы только любовь не была таким трудным делом! Он старался подбодрить себя и решительно застегнул пуговицы своего пальто.
– Вот так всегда, – бормотал он про себя. – Я не боюсь никого. Но когда дело касается женитьбы… И ему хотелось бежать.
– Здравствуйте, мистер Гассенхейм! – окликнула вдруг Зельда. Она следила за ним из окна и, обеспокоенная его медлительностью, пошла ему навстречу.
– Я только что собирался… войти, – чуть слышно пробормотал он.
– Что-то подсказало мне, – то есть, мой брат сказал мне, что вы сегодня будете у нас.
Она улыбнулась, непринужденно взяла его под руку и провела в гостиную.
– Вы, может быть, хотите поговорить с Саррой наедине? Она сейчас придет.
– Не к спеху, – тихо сказал Оскар, предусмотрительно окидывая взглядом помещение и ища дверь.
Мендель, удобно сидевший в кресле с газетой в руках, на минуту поднял глаза, смерил взглядом Оскара и снова погрузился в чтение.
