Мор Йокаи - Черные алмазы
Но может случиться, если верить расчетам астрономов, что две кометы, пути которых пролегают между орбитами звезд, однажды встретятся друг с другом, и тогда смертные увидят небесную битву двух комет. Какая из них одолеет соперницу? Быть может, они сольются в одну, и останутся лишь два отдельных световых хвоста. Быть может, те кометы, у которых двойные огненные хвосты, и есть две встретившиеся изгнанницы Солнца, слившиеся воедино? На глазах астрономов в 1846 году Марс разделил надвое комету Биела.
А может случиться и так, что комета встретится с нашей Луной. У Луны нет атмосферы, которая б ее задержала, вращается же она очень медленно. Значит, весьма вероятно, что мы можем увидеть на небе столкновение Луны и кометы. А последствия этого были бы таковы: комета оттянула бы Луну дальше от нас на несколько тысяч миль или придвинула бы ее совсем близко к нам, а Луна удержала бы при себе всю комету и окружила бы себя ею, как новой атмосферой. И тогда Луна ожила бы, на ней появились бы реки, моря, растительность и животный мир, и мы своими глазами увидели бы синеющие моря, зеленеющие долины, и, быть может, от этой встречи вращение нашей спутницы ускорилось бы, и она показала бы Земле и свою ныне невидимую сторону, и в ней бы снова пробудился потухший огонь.
Но что потушило этот огонь?
Есть газы, встреча которых вызывает огонь, и есть газы, встреча которых приводит к его затуханию.
Это тайна создания и воссоздания.
Ради этой тайны стоит пройти по мировому пространству путями комет до самых солнечных пятен, а потом вглубь, сквозь слои земли, через ракушечные известняки, юрские образования, кардокские кварцы, глинистые сланцы, Лудловские скалы, Ландейловские сланцы, слюдяные известняки Айместри до каменноугольных залежей, где уже бродят, как тучи, как ураган, духи, извергающие и подавляющие огонь.
Покорить их! Ради этого стоит отдать жизнь!..»
Живые черные алмазы
В эту ночь Ивану не везло с научными опытами. Он путался в вычислениях и после получасовой проверки обнаружил, что в основных данных ошибся всего на один знак. Однако эта единственная ошибка смешала всю цепочку цифр. Химические опыты тоже не удавались. Все валилось из рук. Он обжег ладонь, схватившись за горячий зажим вместо изоляционной стеклянной ручки. Иван понять не мог, что с ним сегодня стряслось.
В ушах все время звучала грустная песенка, которую он слышал вечером. Он никак не мог прогнать навязчивую гостью.
Случается такое и с самыми педантичными учеными. Услышат песню, и привяжется она на целый день, мелодия ее звучит во время всех научных изысканий, с ней засыпают, с ней просыпаются; и ученые ловят себя на том, что даже выводы формулируют под этот мотив. Хотят от него избавиться и не могут. Мелодию эту ритмично отбивает маятник, напевает спиртовая горелка, насвистывает клапан паровой машины, на этот мотив звучит каждая прочитанная строчка.
Когда я тебя причесывала,
Прядки шелковой не дернула.
Умывала дитя милое,
Целовала — не бранила я.
Сам мотив был очень прост, но, быть может, в голосе крылось какое-то своеобразие. Он был грустным, задумчивым, теплым. Пела, вероятно, деревенская девушка.
Во всяком случае, песня рождала в нем непонятное беспокойство. Это было досадно.
Завтра вечером Иван узнает, кто пел. И тотчас отошлет эту работницу на коксовальную установку. Оттуда песня не будет слышна; разумеется, если к тому времени он об этом не забудет.
Но он не забыл.
На другой день рано утром Иван поспешил в шахту; вентиляционная труба работала отлично, в воздухе штольни оставалась лишь одна десятая углекислого газа, и задвижки можно было наполовину закрыть. Иван мог спокойно уйти из штольни.
Когда в полдень колокол возвестил обеденный перерыв, снова зазвучала колдовская песня. Ее пела одна из спешивших на обед молодых работниц.
Голос у нее был чистый, звонкий, как у лесного дрозда, которого еще не научили петь под шарманку, и он высвистывает себе вольные песенки.
В группе женщин, шедших впереди него, Беренд без труда отличил певицу.
Девушке было самое большее лет шестнадцать. Синяя жилетка облегала ее юные, не стесненные корсетом совершенные формы, на время работы край красной юбки она подколола к поясу, и короткая рубашка открывала ее ноги выше колен. Безупречнее этих ног не было, вероятно, даже у самой Гебы. Стройные, узкие щиколотки, выпуклые икры, красивые округлые колени. Голову девушки покрывал пестрый платок, скрывавший ее волосы. Лицо ее было в угольной пыли, как у всех прочих, но и сквозь слой пыли можно было оценить его красоту — так знатоки определяют античное произведение искусства даже под множеством наслоений. Своеобразная прелесть заключалась в облике девушки — скромность в ней сочеталась с шаловливостью, чистота выражения — с неправильностью черт, густые черные змеящиеся брови с кротко улыбающимися алыми губами, а земная пыль не могла помешать неземному сиянию.
И вдобавок никакой уголь не мог скрыть ее большие черные глаза — два огромных черных алмаза! Тьма, полная звезд!
Как только она сверкнула своими очами на Ивана, ученый тотчас ощутил, будто алмазы эти прошлись по стеклянному сосуду, в котором он — надежно законсервировав его — хранил свое сердце в целости и сохранности. Черные алмазы прорезали стекло.
Девушка поздоровалась с хозяином, улыбнулась ему, губки ее приоткрылись, показав красивые жемчужные зубы.
Иван почувствовал, что очарован. Он забыл, зачем пришел сюда и что хотел сказать. Остановился и смотрел вслед удалявшейся девушке, ожидая, что она оглянется. Это сняло бы чары. Пусть каждая девушка запомнит: оглянувшись, она извлечет наконечник стрелы, оставленный в сердце мужчины ее первым взглядом. Мужчина скажет: «Самая обыкновенная женщина!» — и все очарование исчезнет.
Однако девушка не оглянулась, даже головы не повернула, хотя одна из ее товарок, которая шла позади, окликнула ее по имени: «Эвила!» Вероятно, подружка шепнула ей на ухо что-то озорное, но девушка лишь плечом повела. Затем вместе с товарками зашла под длинный навес, села на землю, вынула из сумки кусок черного хлеба, невзрачное яблоко и принялась за еду.
Иван вернулся домой, у него кружилась голова. Впервые в жизни он подумал о том, как пуст его дом. Сейчас его не интересовала солнечная система. Он чувствовал себя планетой, сбившейся с орбиты.
Обычно он вел обо всем записи. У него была книга, куда он заносил данные о каждом рабочем. Делал он это из практических соображений. Он знал, что добросовестный, честный рабочий, даже если ему повысить плату, принесет больше пользы, нежели распутник и пьяница, нанятый по дешевке. Поэтому он записывал все, что можно было узнать о поведении рабочих.
После имени Эвилы следовала запись: «Молодая девушка, сирота, содержит на свой заработок калеку-брата, который ходит на костылях и при разговоре задыхается. В город не ходит».
Несомненно, он уже встречал эту девушку, но не обратил на нее внимания. Ведь каждую субботу Иван обычно сам выплачивал рабочим жалованье, однако цифры заслоняли ему глаза людей.
Почему же теперь он увидел глаза Эвилы?
На сей раз в его блокноте не прибавилось заметок ни из области химии, ни из области астрономии. Но ведь у науки есть еще много отраслей. Например, археологический мистицизм.
С точки зрения геолога и антрополога очень интересно проанализировать, как описывают сотворение мира древние мудрецы. Как они себе представляли допотопные времена?
О мамонтах и ящерах они ничего не знали. На зато знали об ангелах и дьяволах, титанах и сынах божьих. Мистицизм называет «падших ангелов» сынами божьими. В одной древней грамоте ангелов, которые покинули небеса и спустились на землю, чтобы предаться сладкому греху, называют Эгрегорами. Если ангел был мужчиной, перед ним не могла устоять ни одна женщина; если ангел был женщиной, все мужчины поклонялись ей и спешили обречь себя на вечные муки. Произошло это в допотопные времена, и спустились они с горы Хемон. Их было двести. От объятий смертных с падшими ангелами произошли Элиуды, Нефитимы и Титаны. Титаны были людоедами. Самым грешным среди ангелов-отступников был Азаил, а самым обольстительным — Семиазаз; оба они лежат связанные посреди пустыни Дудаил, под тяжелыми плитами, где их погребли ангелы Рафаил и Михаил. И они пробудут в заточении, пока не сменится шестьсот десять человеческих поколений и пока господь не призовет их на суд свой. Сыновья Каина первыми позволили соблазнить себя ангелам-женщинам, одетым в огненные одежды, и с тех пор земля горит у них под ногами, куда бы они ни ступили.
Такие вот наивные сказки древние ученые преподносили с величайшей серьезностью.
Ведь до всемирного потопа на земле жило мало людей. Кости Элиудов и Нефитимов — не что иное, как останки носорогов, и если Эгрегоры со своим вождем Семиазазом в самом деле были приговорены к заточению до тех пор, пока не сменятся шестьсот десять человеческих поколений, то время это давно истекло, и теперь мы должны были бы уже их увидеть.
