Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь
— Держи свой целкач! — Кривой Мехл достал из бездонного кошеля серебряный рубль. Яша сперва решил было не брать, но сейчас, когда хевра в упадке, это бы смертельно оскорбило Мехла. Тут имели свой гонор и за обиду могли пырнуть ножом. Яша взял целковый, подкинул на ладони:
— Легкий заработок.
— Мы должны целовать каждый твой палец, — сказал Кривой Мехл тяжелым басом. Казалось, голос шел из его брюха.
— Это дар Божий, — заявила Маленькая Малка.
Глаза Зевтл победно блестели, щеки пылали, губы слали Яше поцелуи и обещали несказанные нежности. Яша знал — здесь в него влюблены все: и мужчины, и женщины. Для песковских обитателей он был светом в окошке. Лицо Хаима-Лейба желтело, точно латунь самовара, поставленного Зевтл на стол.
— Если бы ты прибился к нам, ты имел бы весь мир.
— А как с восьмой заповедью?
— Он думает — он праведник! — выбросил Бейриш Высокер кучу слов. — Все воруют! Что, по-твоему, делает Пруссия? Сперва отхватила кусок Франции, а теперь хочет, чтобы та заплатила ей еще миллиард марок. Она держит Францию за горло. Это — не воровство?
— Война есть война, — заметил Хаим-Лейб.
— Кто может, хапает. Маленького ударят, большому подарят — иначе не бывает. Как насчет карт, а?
— Желаешь сыграть? — улыбнулся Яша.
— Ты привез нам из Варшавы новый фокус? — не унимался Высокер. — Так покажи!
— Здесь что — театр?
Яша взял у него колоду и стал быстро тасовать. Карты прыгали, как рыба в неводе. В какой-то момент Яша провел рукой над столом, и они улеглись вереницей, точь-в-точь гармоника…
Глава 4
Хорошо было снова ехать в повозке с Магдой. Лето входило в свои права. Поля золотели, созревали сообразно поре плоды. Земля источала пьянящие, дремотные, переполняющие душу радостью запахи… «Господи Боже, Ты — фокусник, не я, — думал Яша. — Ты выколдовываешь из горсти черного праха растения, цветы, краски!.. Но как такое получается? Откуда жито знает, как завязать зерна, и откуда пшеничным колосьям ведомо, как уродить свои? Нет, они этого знать не могут. Они не ведают, что творят. Но ведь есть же ведающий?»
Яша с Магдой сидсли свесив ноги. Лошади знали дорогу и шли сами. Разные зверьки перебегали большак: полевая мышь, белка… Незримые пичуги пели и щебетали. На какой-то поляне Яша приметил стаю незнакомых серых птиц. Они как будто расселись на птичьем собрании…
Магда, притулившись, молчала. Ее крестьянскому зрению открывалось недоступное взгляду горожанина. Яша тоже погрузился в свои мысли. К вечеру, когда зашло солнце и повозка покатила по лесной дороге, Яше отчетливо привиделось лицо Эмилии. Оно спешило перед ним, словно месяц над соснами. Черные глаза улыбались, губы что-то шептали. Он обнял Магду, и та склонила ему на плечо голову. Однако мыслями Яша был далеко. То ли в полусне, то ли наяву он уверял себя, что давно следовало бы прийти к какому-то решению, но решиться ни на что не мог. Воображение, точно во сне, являло ему облики и виденья. Вот он вместе с Эмилией и Галиной в поезде, идущем в Италию. Слышен даже свисток паровоза. В окне мелькают кипарисы, пальмы, горы, замки, виноградники, апельсиновые и масличные рощи. Все другое: крестьяне, крестьянки, стога, дома. «Где я мог такое видеть? — озадачивался Яша. — На картинках? В опере? Кажется, будто это уже было в моей прошлой жизни…»
Обычно по пути в Варшаву Яша дважды заночевывал на заезжих дворах, однако на этот раз он задумал ехать всю ночь и к утру быть в Варшаве. Поговаривали, что на проезжих нападают бандиты, так что при Яше имелся заряженный пистолет. Трясясь в повозке, он воображал свои выступления на европейских сценах. Дамы в ложах наводят бинокли. Послы, бароны и генералы устремляются к нему за кулисы. А вот на собственноручно изготовленных крыльях он парит над Римом, Лондоном, Парижем. По улицам бегут люди, указывают на него и что-то кричат; почтовый голубь на лету доставляет ему приглашения от королей, князей, кардиналов… В усадьбе на юге Италии ждут Эмилия с Галиной… Он, Яша, уже не штукарь, но божественный гипнотизер, способный увлечь за собой войска, исцелить недужных, обнаружить преступников, указать, где закопаны сокровища, и поднять затонувшие корабли. Он становится властелином мира…
Фантазируя, Яша над собственными фантазиями посмеивался, но отделаться от них не мог. Они словно накидывались на него — грезы наяву о гаремных девушках и невольницах; трюки, превосходящие человеческие возможности; волшебные напитки, амулеты и заклятия, открывавшие любые тайны и сообщавшие небывалую силу. Он выводил евреев из рассеяния, возвращал им землю Израиля, восстанавливал из руин Иерусалимский храм. Яша защелкал кнутом, словно отгоняя баламутивших его демонов, ибо никогда так нс нуждался в трезвой голове, как сейчас. Он задумал программу сплошь из новых головоломных трюков, а среди прочего — сальто на проволоке, на что никто из циркачей еще не отваживался. Но главное, это решить, в самом ли деле он готов бросить Эстер и уехать с Эмилией? Возможно ли так обойтись с женой, долгие годы доказывавшей свою любовь и преданность. Способен ли он переменить веру и стать христианином? Да, он давал Эмилии самые искренние заверения, даже клятвы. Но готов ли он их исполнить? К тому же то, что они с Эмилией задумали, осуществить без пятнадцати тысяч рублей просто невозможно. Уже не раз он подумывал о краже. Но может ли он стать вором? Он всегда гордился своей добропорядочностью… Он же сам заявил Хаиму-Лейбу, что восьмую заповедь нарушать не собирается. Что бы сказала на такое Эмилия? А Эстер? А его родители?.. Он верил в бессмертие души… Покойница мать недавно спасла ему жизнь… Яша вдруг услышал ее голос: «Отойди, сынок!..» А через две минуты на то место, где он только что стоял, сорвалась тяжеленная висячая лампа, наверняка бы размозжившая ему голову…
До сих пор Яша решение откладывал. Дольше тянуть было нельзя. Эмилия ждала ответа. Следовало еще придумать, как быть с Вольским, импресарио и устроителем всех его гастролей. Это Вольский вытащил его из нужды и безвестности и способствовал Яшиной карьере. Отплатить неблагодарностью Яша не мог… И еще вот что: насколько сильна его любовь к Эмилии, настолько она полна искушений…
Надо было что-то решить именно в эту ночь, выбрать между Эстер и Эмилией, порядочностью и кражей. Единственной кражей, которую он потом, с Божьей помощью, потерпевшему возместит.
Увы, мысль его скользила, ни за что не зацепляясь. Не сосредоточиваясь на главном, Яша увязал в мелочах, маловажных деталях, пустяках. Он, который мог бы уже иметь взрослых детей, по-прежнему оставался школяром, увлеченным отцовскими замками и бегавшим когда-то за фиглярами. У него даже не получалось осмыслить, насколько он любит Эмилию, и понять, так ли уж то, что называется любовью, существенно. Способен ли он хранить ей верность? Уже сейчас дьявол смущал его мыслями о Галине — как она вырастет, как влюбится в него и будет соперничать с матерью. «О Господи! Я отвратителен, я кругом в мерзости и грехах! Как называл меня отец? Негодником?..» С недавних пор отец снился ему всякую ночь. Стоило закрыть глаза, и тот являлся, говорил высокие слова, целовал, остерегал, поучал…
— О чем ты думаешь? — спросила Магда.
— Так… Ни о чем…
— Правда, что воровка Зевтл собирается в Варшаву?
Яша словно опомнился.
— Кто тебе сказал?
— Болек.
— Почему ты молчала?
— Я о многом помалкиваю.
— Вроде бы собирается… Но какое мне до этого дело? Ее бросил муж, она бедствует и приедет наниматься в прислуги или кухарки.
— Она твоя полюбовница.
— А вот это неправда.
— В Варшаве у тебя тоже есть зазноба.
— Что ты городишь?
— Эмилия. Вдова. Это к ней тебе спешно…
Яша оторопел. Откуда она знает про Эмилию? Разве он ей рассказывал? Да, что-то, кажется, сболтнул. Прихвастнуть Яша умел. Даже Зевтл проговорился. Яша мгновение молчал.
— Тебя, Магда, это не должно заботить. Наша любовь никуда не денется.
— Но она хочет ехать с тобой в Италию.
— Мало чего она хочет. Вычеркнуть тебя из сердца — для меня то же самое, что позабыть родную мать…
Он и сам не понимал, правду говорит или обманывает. Магда замолчала и снова склонила голову ему на плечо.
2Ночью вдруг потеплело, словно бы где-то пригрело ночное солнце. Месяц затуманился. Небо заволокло быстрыми тучами. Засверкали молнии и загремело. При каждой вспышке поля озарялись до самого горизонта. Пшеница полегла, откуда-то налетел неимоверный, точно потоп, ливень. Не успел Яша сообразить, как ливень обрушился на повозку. С распорок сорвало парусину. Обезьянка пронзительно заверещала. В одно мгновение размыло дорогу. Мыча, словно немая, Магда вцепилась в Яшу. Он принялся понукать — неподалеку был Маков — местечко, где можно укрыться.
