Григорий Белых - Дом веселых нищих
— По виду приличный. Фотограф, говорит, — сказала мать. — Только величать трудно: Иоганн Ян Тоффер…
— Вроде немца, — решил дед. — Будешь звать Иван Иваныч…
Роман тотчас же навестил нового жильца и застал его за устройством своего жилища.
Насвистывая веселую песенку, жилец раскрыл свой единственный пухлый чемодан, вытащил пачку книг и бросил на стол. На спинку кровати повесил полотенце, положил одеяло, затем достал две фотографии в рамках и скрипку. Фотографии приколол кнопками над столом, скрипку повесил на гвоздь и, оглядевшись, подмигнул Роману:
— Готово, дружище… Роман засмеялся.
— Поиграйте на скрипке, — сказал он.
— Завтра поиграем.
— Ну ладно, — сказал Роман. — Я приду завтра.
На другой день Роман не отходил от нового жильца. Тоффер играл на скрипке, потом учил играть Романа.
Роман дергал смычком, но скрипка только мяукала и пищала.
Вечером Тоффер послал Романа купить папирос. Вернувшись, Роман нашел Тоффера не одного. В комнате сидели два молодых парня в пиджаках. Третий был постарше, с небольшой бородкой, в очках.
Роман отдал папиросы, но из комнаты не ушел, а пристроился в углу и стал рассматривать картинки в альбоме.
Иван Иваныч принес чай, нарезал ситный. — Читал газеты? — спросил пожилой муж чина.
— Да, — сказал Тоффер.
— Ну?
— Плохо. Втянут обязательно.
— Что втянут, все знают, — ты скажи, делать? Послушал бы, что наши на заводе говорят!
— Что же?
Парни переглянулись. Один, рябоватый, кивнул незаметно, показывая на Романа.
— Ничего не поймет, — сказал Тоффер так небрежно, что Роман обиделся, хотя действительно ничего не понимал.
— Ну, а что же говорят?
— Много чего, — усмехнулся парень. — Задор такой, что страшно подумать.
— Оно понятно. В раж вошли: шапками закидаем.
— И все-таки нельзя приостанавливать работу, — сказал Тоффер. — Надо разъяснять, говорить. Мы не можем приостановить событий, но подготовим дальнейшее.
— Рискованно, — сказал рябоватый, качая головой. — Вон сегодня токаря одного взяли… Сдуру сболтнул парень: на кой, мол, нам война? Так в конторе задержали. После ребята видели — задами увели.
Забыв про чай, разговаривали гости, горячо спорили, а Роман, отложив альбом, слушал. Понял одно: будет война. Он обрадовался.
Война представлялась ему как что-то веселое. Будут каждый день ходить солдаты с музыкой, со знаменами, с пушками. Точь-в-точь как Колька рассказывал про Наполеона.
Поздно вечером ушли гости. Иван Иванович раскрыл окно. Со двора пахнул теплый воздух и наползла тишина. Тоффер поглядел на Романа и, улыбаясь, непонятно спросил:
— Ну как?
— Война будет, — сказал Роман.
— Да, будет война, — сказал Тоффер задумчиво. — Будет война — драка, свалка, костоломка… Хорошо, что ты еще мал, Роман.
От тихого голоса Тоффера Роману стало страшно. Пугала тишина за окном. Двор черной и страшной дырой глядел в окно. Роман вздрогнул и отошел от окна.
НАТ ПИНКЕРТОН В ПЕТЕРБУРГЕ
С раннего утра забравшись на пустырь, ребята читали выпуски Пинкертона, по очереди передавая прочитанные соседу.
На пустыре даже воздух, казалось, застыл неподвижно и пропитался солнечным зноем. Было тихо, только пчелы гудели на репейнике, да со двора изредка доносился нечаянный крик или стук. Но вот Женька захлопнул книжку и, перевернувшись на спину, с наслаждением потянулся.
— Всех арестовали, — сказал он удовлетворенно и достал из кармана два окурка.
— Закуривай, ребята.
— Оставь на глоточек, — сказал Степка, тоже бросая книгу. И другие, точно проснувшись, отложили книжки. Стали потрошить карманы, вынимая окурки.
— Чисто работает. Всех один переловил, — рассуждал Женька.
— У них в Америке не забалуешь… Не то что у нас.
— У нас! — фыркнул Сережка. — Я вон в газете прочитал: троих топором зарубили, так до сих пор ищут — изловить не могут.
— И не найдут, — сказал Пеца. — У нас сыщиков хороших нет.
Вот Пинкертона бы к нам, тот бы разделал! — воскликнул Женька. Он даже приподнялся и, оглядев всех, спросил: — А что, если б взаправду бы к нам приехал Пинкертон?
В тот момент из-за забора показалась голова Романа. Он с необычайной быстротой перевалился через ограду и, подбежав к ребятам, с трудом дыша, прохрипел:
— Пинкертон…
— Что? — спросил Женька.
— Пинкертон в Петербурге, — передохнув, выпалил Роман.
Ребята вздрогнули. Степка поперхнулся табачным дымом и закашлялся, что-то невнятно икнул Иська, а братья Спиридоновы мешками осели на траву.
— Врешь! — взвизгнул Женька.
— Истинный бог.
— Врешь! Откуда узнал?
— Брат сказал.
— Брат врет.
— Ну нет, он не такой, чтобы трепаться зря. Ребята замолчали, каждый по-своему обдумывая сообщение Романа.
— Вот здорово! — выдавил Серега. — Поглядеть бы на него.
— Узнать бы, где живет? — сказал Женька беспокойно ерзая по траве. — Выследить бы. А? — А как? Где его искать?
Тогда поднялся Роман.
— Я знаю, — сказал он важно. — Я уже обдумал. Все очень просто.
Он взял с травы один из выпусков и ткнул пальцем в портрет сыщика, нарисованный на обложке.
— Вырежем из выпусков по портрету и пойдем по городу завтра. Кто увидит прохожего, пусть с портретом сравнит. И следить надо, где живет. Так и найдем.
На другой день началась слежка. Ловцы Пинкертона собрались на пустыре. Все были взволнованы, но больше всех волновался Роман. Он давал указания и намечал маршруты каждому.
Роман пошел с Иськой. Их путь лежал по Садовой, по Невскому до вокзала и обратно. Иська шел по левой стороне улицы, Роман по правой.
Первое время они двигались, не теряя из виду друг друга. Иська изредка поглядывал на карточку. Чем ближе подходили к Сенной, тем больше становилось народу. Роман забеспокоился. Следить за прохожими стало труднее. Только заметит такого бритого, полезет за карточкой, а бритый уже прошел. Роман вынул портрет и зажал его в кулаке, чтобы каждую минуту можно было взглянуть на него.
Первого Пинкертона Роман заметил на углу. Пинкертон стоял, поставив ногу на скамеечку, а черномазый айсор яростно начищал ботинок. Роман, протолкавшись поближе, остановился, но тут кто-то наступил ему на ногу. Пока Роман оттирал ноющий палец, Пинкертон ушел. Прихрамывая, Роман тихо пошел дальше, тараща глаза на прохожих. Роман и не думал, что может быть столько бритых под Пинкертона. Они стали попадаться на каждом шагу, и почти каждый чем-то смахивал на сыщика. Один Пинкертон покупал газету, другой бежал за трамваем, третий сидел в столовой за большим зеркальным окном, весь как на ладони, и, прожевывая котлету, поглядывал на улицу пустыми и мутными глазами.
Иську Роман уже давно потерял из виду. Пробежав Садовую, он вышел на Невский и совсем растерялся. Бритые вдруг повалили сплошной стеной.
Были они в шляпах, в кепи, в котелках, в панамах. Они улыбались, разговаривали, кивали. Казалось, весь город наполнился Пинкертонами. Роман, перебегая с края на край панели, не успевал глядеть на портрет.
Добежав до Екатерининского сквера, Роман устало прислонился к решетке и, вытерев с лица пот, задумался. Стало ясно, что таким путем невозможно отыскать Пинкертона. Тогда он решил выбрать из несущейся толпы наиболее похожего и следить за ним.
Мимо Романа быстро прошел человек в сером пальто, в шляпе, бритый и с крючковатым носом. Роман вздрогнул. Прохожий был вылитый Пинкертон. Не мешкая, он двинулся за новым Пинкертоном. Чтобы не потерять его из виду, Роману пришлось бежать. Он уже обливался потом, а человек все рассекал толпу, то исчезая, то вновь появляясь.
«Заметил, что слежу, — подумал Роман. — Врешь, не скроешься!»
На Аничковом мосту Пинкертон внезапно свернул с панели и стремительно перебежал улицу.
«Следы заметает».
Роман кинулся за ним через дорогу, едва успев проскочить под мордой лошади. Чуть не попал под трамвай, но все же нагнал человека, когда тот, быстро свернув на Фонтанку, скрылся в общественной уборной.
Обескураженный Роман подтянул спустившиеся штаны, вытер пот и стал ждать.
Пинкертон вышел несколько минут спустя. Медленно прошел он по проспекту до остановки и прыгнул в трамвай.
От жары или усталости у Романа кружилась голова. Пинкертоны мерещились всюду, они улыбались Роману и кружились хороводом вокруг него.
Захотелось спать. Солнце уже падало с выси и, словно зацепившись, висело на сверкающей игле Адмиралтейства. Из кафе и ресторанов несся запах жареного мяса.
Роман в раздумье остановился около витрины магазина, разглядывая манекен, стоявший в окне. Манекен был вылитый Пинкертон, и даже глаза были так же прищурены и пристально глядели из-под восковых век.
Вечером все собрались на пустыре. Роман пришел последний. Увидев зеленые и злые лица ребят, он не решился подойти близко. Остановившись на почтительном расстоянии, спросил:
