Бертольд Брехт - Мамаша Кураж и ее дети
Сильному все нипочем, терпенье и труд все перетрут, выдержим, выдюжим.
Но такие убеждались очень скоро,
Что усилья эти не по ним.
По одежке протягивай ножки.
А скворец поет:
Потерпи, придет!
И, затаив свои мечты,
Со всеми в ряд шагаешь ты.
Увы, приходится шагать
И ждать, ждать, ждать!
Наступит час, настанет срок!
Ведь человек же ты, не бог —
Лучше промолчать!
(Молодому солдату.) Вот я и думаю, если тебе действительно невмоготу и злость у тебя большая, то тогда стой здесь, подняв меч, у тебя есть все основания злиться, что и говорить, но, если злость у тебя короткая, тогда лучше ступай отсюда!
Молодой солдат. Поцелуй меня в задницу. (Ковыляя, он покидает сцену, пожилой солдат идет за ним.)
Писарь (высовывает голову). Ротмистр пришел. Теперь можете жаловаться.
Мамаша Кураж. Я передумала. Я не буду жаловаться. (Уходит.)
5
Прошло два года. Война захватывает все новые пространства. Не зная отдыха, мамаша Кураж со своим фургончиком проходит Польшу, Моравию, Баварию, Италию и снова Баварию. 1631 год. Победа Тилли при Магдебурге стоит мамаше Кураж четырех офицерских сорочек.
Фургон мамаши Кураж стоит в разрушенной деревне. Издалека слабо доносится военная музыка. У стойки — два солдата, их обслуживают мамаша Кураж и Катрин. У одного солдата накинута на плечи дамская меховая шубка.
Мамаша Кураж. Что, платить нечем? Нет денег — нет водки. Победные марши играть они горазды, а нет чтоб солдатам жалованье выдать.
Солдат. Водки хочу. Я слишком поздно начал грабить. Командующий нас надул и отдал город на разграбление всего на один час. Я, говорит, не зверь; наверно, получил от города взятку.
Полковой священник (входит, прихрамывая). Во дворе лежат еще несколько человек. Крестьянская семья. Помогите мне кто-нибудь. Мне нужна холстина для повязок.
Второй солдат уходит с ним.
Катрин приходит в большое волнение и пытается выпросить у матери холстину для бинтов.
Мамаша Кураж. У меня нет ничего. Бинты я распродала в полку. Офицерские сорочки я рвать ради них не буду.
Полковой священник (кричит из глубины сцены). Говорю вам, мне нужна холстина.
Мамаша Кураж (садится на лесенку, чтобы Катрин не вошла в фургон). Не дам. Платить они не станут, у них нет ничего.
Полковой священник (склонившись над женщиной, которую он внес на руках). Почему вы не ушли, когда начался орудийный обстрел?
Крестьянка (слабым голосом). Хозяйство.
Мамаша Кураж. Разве эти люди что-нибудь бросят! А я так выкладывай. Нет, не дам.
Первый солдат. Это лютеране. С какой стати они лютеране?
Мамаша Кураж. Плевать им на веру. У них хозяйство пропало.
Второй солдат. Никакие они не лютеране. Они-то сами католики.
Первый солдат. Когда идет обстрел, как их рассортируешь.
Крестьянин (его приводит священник). Пропала моя рука.
Полковой священник. Где холст?
Все смотрят на мамашу Кураж, та не шевелится.
Мамаша Кураж. Не могу ничего дать. Всякие налоги, пошлины, проценты, взятки!
Катрин, издавая нечленораздельные гортанные звуки, поднимает с земли доску и замахивается на мать.
Рехнулась ты, что ли? Положи сейчас же доску, дрянь ты этакая, а то отлуплю! Не дам, не могу, я должна о себе самой подумать.
Полковой священник снимает ее с лесенки и сажает на землю; затем он достает сорочки и разрывает их на узкие полоски.
Мои сорочки! Полгульдена штука! Меня разорили!
Из хижины доносится жалобный детский голос.
Крестьянин. Там еще дитя.
Катрин бежит в хижину.
Полковой священник (крестьянке). Лежи! Без тебя уж вытащат.
Мамаша Кураж. Остановите ее, крыша может обвалиться.
Полковой священник. Я больше туда не войду.
Мамаша Кураж (мечется). Не разбрасывайтесь дорогим бельем!
Второй солдат сдерживает ее. Появляется Катрин с грудным ребенком, которого она вынесла из развалин.
Снова нашла себе сосунка, чтобы с ним нянчиться? Сейчас же отдай его матери, слышишь, не то мне снова придется битый час драться с тобой, пока не вырву его у тебя из рук! (Второму солдату.) Нечего глаза пялить, пойди лучше и скажи им, чтобы прекратили музыку, я и так вижу, что они победили. У меня только убытки от ваших побед.
Полковой священник (накладывая повязку). Кровь просачивается.
Катрин укачивает младенца, бормоча что-то похожее на колыбельную песню.
Мамаша Кураж. Смотрите на нее, она уже счастлива среди всего этого горя. Сейчас же отдай ребенка, мать уже приходит в себя. (Замечает, что первый солдат пристроился к водке и, теперь хочет удрать с бутылкой.) Пся крев! Ах ты, скотина, ты хочешь побеждать дальше? Плати!
Первый солдат. У меня нет ничего.
Мамаша Кураж (срывает с него шубку). Тогда давай шубу, она все равно краденая.
Полковой священник. Там под обломками еще один.
6
Близ города Ингольштадта в Баварии Кураж присутствует на похоронах главнокомандующего императорских войск Тили. Идут разговоры о героях войны и о длительности войны. Полковой священник сетует на то, что его способности пропадают втуне, немая Катрин получает красные туфельки.
1632 год. Внутри маркитантской палатки с питейной стойкой в задней стене. Дождь. Вдалеке — бой барабанов и траурная музыка. Полковой священник и писарь играют в шашки. Мамаша Кураж и Катрин заняты инвентаризацией.
Полковой священник. Сейчас похоронная процессия трогается.
Мамаша Кураж. Жалко главнокомандующего — двадцать две пары носков, — говорят, он погиб из-за несчастного случая. Всему виной был туман на лугу. Главнокомандующий призвал еще один полк сражаться, не боясь смерти, а потом поскакал назад, но из-за тумана ошибся в направлении: оказалось, что он поскакал не назад, а вперед, в самое пекло боя, где и попал под пулю — свечей только четыре осталось.
В глубине сцены свистят.
(Идет к стойке.) Позор, вы уклоняетесь от похорон вашего погибшего главнокомандующего! (Наполняет стаканы.)
Писарь. Не следовало до похорон выплачивать жалованье. Теперь они пьянствуют, вместо того чтобы идти на похороны.
Полковой священник (писарю). А вам не нужно идти на похороны?
Писарь. Я уклонился из-за дождя.
Мамаша Кураж. Вы — это другое дело, дождь может испортить ваш мундир. Говорят, в его честь хотели, конечно, звонить в колокол, но оказалось, что по его приказу церкви разбиты снарядами, так что бедный главнокомандующий не услышит колокольного звона, ложась в могилу. Дадут три залпа из орудий взамен, чтобы не совсем уж будничная была обстановка — семнадцать ремней.
Голоса у стойки. Хозяйка! Водки!
Мамаша Кураж. Сначала деньги! Нет, в палатку я вас с вашими грязными сапожищами не пущу! Пейте себе на улице, мало ли что дождь. (Писарю.) Я только командиров пускаю! Говорят, в последнее время у главнокомандующего были заботы. Будто во втором полку пошли беспорядки, потому что он не выдал им жалованье, а сказал, что война идет за веру и они должны воевать даром.
Похоронный марш. Все смотрят в глубину сцены.
Полковой священник. Сейчас они проходят торжественным маршем перед верховным покойником.
Мамаша Кураж. Мне жаль такого вот полководца или императора, он, может быть, думал, что совершает подвиг, о котором будут говорить и после его смерти и за который ему памятник поставят, например, он завоевывает весь мир, для полководца это великая цель, ничего лучшего, по его разумению, не может быть. Одним словом, он из кожи вон лезет, а потом все идет прахом из-за простонародья, которому, может быть, только и нужно, что кружку пива да небольшую компанию, а не что-то там великое. Самые прекрасные планы расстраивались из-за ничтожества тех, кто должен был их выполнять, ведь император ничего не может сделать сам, ему нужна поддержка солдат и народа, среди которого он случайно оказался, разве я не права?
