Джейн Остин - Доводы рассудка
Семейство из Большого Дома намеревалось провести вечер на Вилле, а коль скоро миновала уже та пора года, когда приятно делать такие прогулки пешком, сестры прислушивались, не едет ли карета, когда на пороге появилась младшая мисс Мазгроув. Мэри тотчас заключила, что она пришла извиняться, что весь вечер им предстоит проскучать, и готовилась уже должным образом оскорбиться, когда Луиза развеяла недоразумение, объяснив, что пришла пешком, уступая место в карете арфе.
– Сейчас все расскажу по порядку, – сказала она. – Все-все расскажу. Я прибежала вас предупредить, что батюшка и матушка нынче очень опечалены, матушка особенно; она все думает про бедняжку Ричарда! Вот мы и решили взять с собой арфу, ведь матушка предпочитает ее клавесину. Сейчас, сейчас расскажу, отчего она так опечалена. Утром заехали Крофты (они ведь потом и у вас побывали, правда?) и между прочим сказали, что брат миссис Крофт, капитан Уэнтуорт вернулся в Англию, что ли, не то вышел в отставку, и в самом скором времени наведается к ним; и матушке, как назло, пришло в голову, едва они ушли, что бедняжка Ричард служил одно время под началом капитана Уэнтуорта, или что-то в этом роде; где, когда, ничего не знаю, но задолго до того, как он, бедняжка, погиб! Она перечла его письма, удостоверилась, что так оно и есть, что это тот самый капитан Уэнтуорт, и теперь у нее только и разговору что про бедняжку Ричарда! Давайте же будем все веселиться, чтобы она немного развеялась.
Истинное содержание этой трогательной странички из семейной хроники состояло в том, что Мазгроувы имели несчастие произвести на свет нерадивого, никчемного и неисправимого сына и имели счастие потерять его на двадцатом году; что его послали на море, ибо на суше с ним не было никакого сладу; что в семье его любили очень мало, ничуть не менее, однако, чем он того заслуживал; он почти не давал о себе знать и едва ли сильно опечалил родных, когда весть о его кончине в чужих краях два года назад достигла до Апперкросса.
В самом деле, хоть теперь сестры делали для него все возможное, именуя «бедняжкой Ричардом», был он не кто иной, как тупой, бесчувственный, никудышный Дик Мазгроув, ничем не заслуживший даже и того, чтоб его называли полным именем и при жизни и после смерти.
Несколько лет проведя на море и перемещаясь с судна на судно, как и положено мичману, особливо же такому, от кого рад избавиться капитан, шесть месяцев прослужил он на фрегате капитана Уэнтуорта, на «Лаконии», и с этой самой «Лаконии» и послал, по настоянию капитана Уэнтуорта, те именно два письма, которые получили от него родители за все время его отсутствия; вернее же будет сказать, два бескорыстных письма; ибо прочие содержали просьбы о деньгах, и ничего более.
В обоих письмах он лестно отзывался о своем капитане; но у них мало было привычки к подобным материям, суда и командиры мало их занимали, а потому аттестации Дика оставили они без внимания; и то, что миссис Мазгроув вдруг вспомнила капитана Уэнтуорта и связала со своим сыном, казалось поистине непостижимым озарением ума.
Она нашла подтверждение своей догадке, перечтя его письма; а перечтя их теперь, спустя столь долгий срок после гибели бедняжки, когда некоторые особенности его нрава уже изгладились из ее памяти, она принялась горевать куда более, нежели тогда, когда впервые получила известие о его кончине. Мистер Мазгроув, хотя и в меньшей мере, тоже был потрясен; и оба принесли на Виллу свои страдания, явственно желая, во-первых, их излить и, во-вторых, забыть в веселом кругу молодежи.
Они много говорили о капитане Уэнтуорте, без конца повторяли его имя, вспоминали прошедшее и, наконец, предположили, что он скорее всего, нет, непременно, окажется тем самым капитаном Уэнтуортом, которого они несколько раз встречали после возвращения своего из Клифтона, – только вот когда же? семь или восемь лет тому? Да, приятнейший молодой человек, – что оказалось для Энн нелегким испытанием. Однако она поняла, что надобно ей привыкать. Раз его тут ждали, следовало приноровиться к такого рода впечатлениям. А его не только тут ждали, и даже очень скоро, но вдобавок Мазгроувы, пылая к нему благодарностью за доброту его к бедняжке Дику и высоко ставя его характер, которого достоинства подтверждались тем, что Дик целых шесть месяцев служил под его началом и весьма похвально, хоть и не очень грамотно, отнесся о нем в письме как о «храбром славном малом, если б только не воспитывал», намеревались с ним познакомиться, едва он объявится в здешних краях.
На том и порешили, утешились и приятно провели вечер.
ГЛАВА VII
Прошло всего несколько дней, и капитан Уэнтуорт объявился в Киллинче, мистер Мазгроув отправился туда с визитом и воротился очарованный и взявши с Крофтов честное благородное слово, что в конце будущей недели все они пожалуют отобедать в Апперкросс. Мистер Мазгроув огорчался только тем, что придется столь долго ждать и нельзя еще ранее выказать свою признательность, введя капитана Уэнтуорта в свой дом и почтив всем, что сыщется лучшего и крепчайшего в погребах его. Но неделю оставалось ждать; всего неделя, думала Энн, и они снова свидятся; но скоро она почувствовала благодарность судьбе хотя бы и за такую отсрочку.
Капитан Уэнтуорт весьма скоро вернул долг учтивости мистеру Мазгроуву, и Энн едва не оказалась в Большом Доме в те самые полчаса. Они с Мэри совсем уже туда собрались и, как потом она узнала, непременно бы с ним столкнулись, когда бы их не задержала неприятная случайность. Упал и больно ушибся старший мальчик, и его именно в ту минуту принесли домой. В гости идти, разумеется, было невозможно; но как ни тревожилась Энн за ребенка, весть о том, чего ей удалось избежать, тоже не оставила ее хладнокровной.
У мальчика оказалась вывихнута ключица, и он так расшиб спину, что на ум приходили разные ужасы. Вечер протек в волнении и хлопотах; Энн пришлось нелегко: и за аптекарем надо было послать, и разыскать и уведомить отца, и утешать мать, склонную биться в истерике, и присмотреть за людьми, вытолкать младшего братика и приласкать страдальца; а вдобавок следовало осторожно известить Большой Дом, откуда тотчас и последовали к ней не умные помощники, но бестолковые вопрошатели.
Впервые вздохнула она с облегчением, лишь когда явился зять; он взял на себя заботы о жене; и уж вовсе полегчало ей, когда подоспел аптекарь. Покуда он не приехал и не осмотрел ребенка, опасения были столь же гнетущи, сколь и неясны; боялись серьезных повреждений, не зная, что именно повреждено. А теперь ключица была вправлена, и как ни щупал ребенка мистер .Робинсон, как ни мял его, как мрачно ни поглядывал, как значительно ни говорил с отцом и тетушкой, – все надеялись на лучшее и спокойно распрощались, готовые приступить к обеду в довольно ясном состоянии духа. А две юные тетушки оправились настолько, что сумели поведать о визите капитана Уэнтуорта; когда ушли отец и мать, они задержались на пять минут, дабы рассказать о том, до чего они им очарованы и насколько оказался он красивее, благородней, приятней любого из молодых людей, которых прежде они отличали. До чего же они радовались, когда батюшка предложил ему с ними отобедать, до чего огорчались, когда тот отвечал, что это не в его власти, и до чего же радовались снова, когда в ответ на настоятельные уговоры матушки и батюшки он согласился отобедать у них завтра – да, завтра же; и так мило согласился, сразу видно, понял, тонкий человек, всю причину такого радушия. Короче говоря, он оказался столь любезен, столь хорош, что, ей-богу, вскружил им обеим головы; и обе они убежали столь же беззаботные, сколь влюбленные, и занятые капитаном Уэнтуортом куда более, нежели злоключением маленького Чарлза.
Та же история и те же восторги повторились, когда девицы в сумерках вернулись вместе с отцом проведать ребенка; и мистер Мазгроув, преодолевший первый страх за своего наследника, мог теперь поддержать разговор, выражая надежду, что ничто уже не предотвратит визита капитана Уэнтуорта, и сожалея, что обитателям Виллы, верно, не захочется оставить мальчика без своего присмотра.
– Ах, нет! Оставить ребенка! – отец и мать после пережитых тревог об этом не хотели и думать, и Энн, радуясь невольной отсрочке, горячо их поддерживала.
Однако, поразмыслив, Чарлз Мазгроув переменил свое суждение. Ребенок чувствовал себя так хорошо, а самому ему так хотелось представиться капитану Уэнтуорту, что, быть может, он бы и заглянул к ним вечерком; пообедает он, разумеется, дома, но на полчаса он к ним все же заглянет. Но жена его горячо воспротивилась этому плану:
– Ох, нет, Чарлз, нет! Я положительно не могу тебя отпустить! Вообрази, а вдруг что случится!
Ночь прошла благополучно, и назавтра ребенок чувствовал себя хорошо. Надо было еще обождать, чтоб сказать с уверенностью, что в позвоночнике нет повреждений; мистер Робинсон, однако, не нащупывал ничего, что подтверждало бы его опасения, и Чарлз Мазгроув, следственно, не видел более повода для своего домашнего ареста. Ребенка надо было удерживать в постели и не давать ему шалить. Но что тут прикажете делать отцу? Это уж женское дело, и куда как глупо ему, Чарлзу, совершенно без толку торчать дома. Отец так хотел познакомить его с капитаном Уэнтуортом, нет никаких причин не идти, и не пойти неловко; и, воротясь с охоты, он смело и решительно объявил о намерении своем тотчас переодеться и отправиться на обед в Большой Дом.
