Ирвин Шоу - Ночной портье
– В этом городе быстро приучишься получать скорее шишки, чем пышки, – сказал он. И пока мы ехали, таксист все покачивал головой и посмеивался.
Когда мы приехали, я дал ему доллар на чай.
– Нет худа без добра, и та блондинка помогла, – улыбнулся он, благодаря меня.
Я вошел в здание Госдепартамента и разыскал справочное бюро.
– Мне бы хотелось увидеть мистера Джереми Хейла, – обратился я к девице в справочном.
– Вы знаете, в какой он комнате?
– Боюсь, что нет.
Девица досадливо вздохнула. Как видно, в Вашингтоне было полно вот таких девиц, тяжелых на подъем. Пока она листала толстенький алфавитный справочник, я с улыбкой вспомнил, как однажды, много лет назад, сказал Хейлу: «Твоя фамилия, Джерри, вознесет тебя в Госдеп».
– Мистер Хейл назначил вам? – затем строго спросила девица.
– Нет.
Я много лет не видел Хейла и не переписывался с ним. Он, конечно, не ожидает меня. В школе мы учились в одном классе и дружили. Когда я работал в Вермонте, мы зимой вместе ходили на лыжах, потом он уехал за границу.
– Вашу фамилию, будьте добры.
Я назвал себя, девица позвонила по телефону и затем выписала пропуск.
– Мистер Хейл ждет вас, – напутствовала она меня, вручая пропуск, на котором был указан номер комнаты.
– Благодарю вас, мисс, – сказал я и только тут заметил, что у нее на пальце обручальное кольцо.
В лифте, который был почти полон; царило чинное молчание, никто не проронил ни слова. Государственные тайны бдительно охранялись.
В длиннющем ряду совершенно одинаковых дверей, тянувшихся вдоль бесконечного, уходившего куда-то вдаль коридора, я обнаружил на одной двери табличку с именем моего школьного друга. Что все эти люди тут делают для Соединенных Штатов двести дней в году по восемь часов в день, спросил я себя, постучав в дверь.
– Войдите, – отозвался женский голос. Толкнув дверь, я вошел в небольшую комнату, где за пишущей машинкой сидела самая что ни на есть красотка. Неплохо, однако, устроился старина Хейл.
Красотка лучезарно улыбнулась мне (интересно, а как бы она повела себя в такси сегодня утром?).
– Мистер Граймс? – спросила она, поднимаясь и становясь еще прекрасней. Высокая, стройная, смуглая, в плотно облегающем голубом свитере.
– Да, это я.
– Мистер Хейл рад вас видеть. Пройдите, пожалуйста, – пригласила она, открыв дверь в соседний кабинет.
Хейл сидел за письменным столом, заваленным бумагами, просматривая пачку лежавших перед ним документов. Он располнел с тех пор, как я последний раз видел его, а на приветливо учтивом лице стала проглядывать солидность сановника. На столе в серебряной рамке стояла семейная фотография. Жена и двое детей, мальчик и девочка. Пример умеренности в назидание отсталым народам. Увидев меня, он, широко улыбаясь, сразу же поднялся из-за стола.
– Дуг, ты и представить себе не можешь, как я рад тебя видеть.
Мы крепко пожали друг другу руки. Меня тронуло, как Хейл встретил меня. Последние три года никто не встречал меня с такой радостью.
– Где ты пропадал? – спрашивал он, усаживая меня на кожаный диван, стоявший поодаль у стены просторного кабинета. – Я уж было решил, что ты исчез с лица земли. Три раза писал тебе, и каждый раз письма возвращались обратно. Написал твоей подружке Пэт, но она ответила, что не знает, где ты и что с тобой, – он сердито нахмурился, и это ему не шло. – Выглядишь ты очень неплохо, но так, словно несколько лет не был на свежем воздухе.
– Все выложу, Джерри, но не сразу. Летать я бросил. Надоело. Много мотался, побывал кое-где.
– Прошлой зимой мне очень хотелось походить с тобой на лыжах. Недельки две выдалось свободных. Снег, говорят, был хороший.
– Признаться, я все это время редко ходил на лыжах.
– Ну, ладно, – Джереми порывисто коснулся моего плеча, – не стану больше расспрашивать. – Еще в школьные годы он был чуток и эмоционален. – Во всяком случае, позволь задать тебе один вопрос. Откуда ты приехал и что собираешься делать в Вашингтоне? – И он тут же засмеялся. – Однако получилось два вопроса.
– Приехал из Нью-Йорка, чтобы просить тебя о небольшом одолжении.
– К твоим услугам, дорогой.
– Мне нужен заграничный паспорт.
– Ты никогда не получал его?
– Нет.
– И никогда не был за границей? – удивился он.
Люди его круга большую часть времени проводили в чужих краях.
– Ездил как-то в Канаду; но туда паспорт не нужен.
– Ты же приехал из Нью-Йорка, – с озадаченным видом произнес Хейл, – так почему же не получил там паспорт? Не пойми это как упрек, что ты обратился ко мне, – поспешно добавил он. – Достаточно было бы зайти в наше нью-йоркское агентство…
– Да, конечно. Но мне хотелось поскорей. Я тороплюсь и потому рискнул обратиться к тебе.
– В Нью-Йорке они действительно завалены заявлениями. А куда ты собираешься ехать?
– Сначала в Европу. У меня завелись кое-какие деньжонки, и я решил, что настало время вкусить немножко от европейской культуры. Почтовые открытки с видами Парижа и Афин, которые ты посылал мне, вызвали у меня желание самому побывать там.
С некоторым удивлением я обнаружил, что выдумывать, оказывается, не так уж и трудно.
– Я могу за один день сделать тебе паспорт, – сказал Хейл, – только дай мне твое свидетельство о рождении… – Он запнулся: видимо, я переменился в лице. – У тебя, что, нет его с собой?
– Я не знал, что оно понадобится.
– Обязательно нужно. Где ты родился? В Скрантоне, кажется?
– Да.
Хейл досадливо поморщился:
– В Пенсильвании свидетельства о рождении выдаются в столице штата Гаррисберге. Если напишешь туда, то, в лучшем случае, если тебе посчастливится, недели через две получишь ответ.
– Что за ерунда! – воскликнул я. Уж, конечно, ждать столько времени я ни в коем случае не мог.
– А где же твое свидетельство? Может, хранится у кого из родственников? Валяется где-нибудь в сундуке.
– Мой старший брат Генри еще живет в Скрантоне, – сказал я, вспомнив, что после смерти матери весь семейный хлам, включая старые судебные бумаги, мой школьный аттестат, диплом колледжа, альбомы с фотографиями и прочие семейные реликвии были сложены на чердаке у брата. – Возможно, оно у Генри.
– Тогда позвони ему, чтобы он поискал у себя и срочно выслал сюда.
– Еще лучше, если сам съезжу к нему, – сказал я. – Уже несколько лет я не виделся с братом и рад, что представился случай.
Не мог же я, в самом деле, признаться Хейлу, что предпочитаю, чтобы брат вообще не знал, где я нахожусь.
– Сегодня четверг. Конец недели. Предположим, ты съездишь и найдешь свидетельство, но все равно раньше понедельника уже ничего сделать не удастся.
– Что ж, Европа долго ждала меня, подождет еще пару дней.
– Нужны также фотографии.
– Они есть. – Я протянул ему конверт с фотокарточками.
Хейл вытащил одну и внимательно поглядел на нее.
– У тебя совсем юношеское лицо, – сказал он, покачав головой. – Ты хорошо сохранился.
– Беззаботная жизнь.
– Рад узнать, что такая жизнь еще возможна. А я вот смотрю на свои фото и вижу, что выгляжу таким старым, словно гожусь себе в отцы. – Он вернул мне конверт с карточками, добавив: – На всякий случай я подготовлю в понедельник все нужные бумаги.
– Я обязательно вернусь.
– А почему бы тебе не вернуться к уик-энду? В Вашингтоне это самые лучшие дни. В субботу вечером мы обычно играем в покер. Ты еще играешь?
– Изредка.
– Отлично. Один из наших постоянных партнеров в отъезде, и ты можешь заменить его. Увидишь двух вечных пижонов, которые проигрывают с трогательным великодушием, – улыбнулся Хейл, который в свое время в колледже был заядлым и очень неплохим игроком в покер. – Вспомним старые времена. Я все устрою.
Зазвонил телефон, и Хейл снял трубку.
– Сейчас иду, сэр, – сказал он, поспешно положив ее. – Извини, Дуг, мне надо идти. Очередной утренний аврал.
– Спасибо тебе за все, – сказал я, поднимаясь.
– Пустяки. Для чего же тогда друзья? Послушай, сегодня вечером у меня соберутся. Ты занят?
– Вроде нет.
– Так приходи к семи часам. Мне нужно бежать, мой адрес даст тебе секретарша мисс Шварц.
Он был уже в дверях, торопился, но старался не терять сановной солидности.
Мисс Шварц написала на карточке адрес и, лучезарно улыбаясь, вручила его мне так, словно пожаловала дворянство. Почерк у нее был бесподобный, как и она сама.
Нежная рука ласково провела по моему бедру, и я очнулся, лениво просыпаясь. Мы уже дважды насладились любовью, но вожделение вновь овладело мной. Женщина, лежавшая подле меня в постели, пожинала плоды моего столь затянувшегося воздержания.
– Вот это другое дело, – прошептала она. – Какой красивый! Только не двигайся. Полежи спокойно. Я сама.
Я отдался на волю течению. Боже, какая утонченная пытка! Ласковые руки, мягкие губы, сладострастный язычок причиняли мне невыразимо радостные муки. Господи, какая женщина…
