Василий Шукшин - А поутру они проснулись…
Обзор книги Василий Шукшин - А поутру они проснулись…
Василий Шукшин
А поутру они проснулись…
Повесть осталась незавершенной.
Рано-рано утром, во тьме, кто-то отчаянно закричал:
– Где я?! Э-эй!.. Есть тут кто-нибудь?! Где я?..
И во тьме же, рядом, заговорили недовольные голоса, сразу несколько.
– На том свете. Чего орешь-то?
– Где я? Где мы?..
– На том свете. Чего орешь-то?
– Ну чего зря пугать человека! Не на том свете, а в морге пока. У меня вон номерок на ноге… вот он – болтается, чую. Интересно, какой я по счету?
– А где мы? Чего зубоскалите-то? Где, я спрашиваю?!
– Не ори, а то я подумаю сдуру, что ты моя жена и полензу целоваться; она всегда орет с утра. Она орет, а я ей – раз – поцелуйчик: на, только не вопи.
– Ну и как? – поинтересовался хриплый басок. – Понмогает?
– Слабо…
– Если б ты ей четвертным рот залепил, она бы замолкла.
– Четвертного у меня с утра… Я за четвертной-то сам занреву не хуже слона… А ты мне лепи четвертные.
– Где мы находимся, я вас спрашиваю?! – опять закринчал тот, истеричный.
Тут вспыхнул свет… И видно стало, что это – вытрезвинтель. И лежат в кроватках под простынями восемь голубчинков… Смотрят друг на друга – век не виделись.
Открылась железная дверь, и в комнату вошел дежурный старшина.
– Чего кричите? – спросил он. – Кто кричал?
– Я, – сказал человек довольно интеллигентного вида. Он хотел встать с кровати, но, обнаружив, что он почти гонлый, запахнулся простыней и тогда только встал. И подошел к старшине… – У меня к вам вопрос: скажите, пожалуйста, где я нахожусь? – он стоял перед старшиной, как древний римлянин, довольно знатный, но крепко с похмелья. – Я что-то не могу понять – что это здесь?
– Санаторий "Светлые горы".
– Что за шуточки! – повысил голос интеллигент. – Я вас серьезно спрашиваю.
– Ложись, – показал старшина, – и жди команды. Серьезно он спрашивает… Это тебя счас будут серьезно спрашивать.
Интеллигент струсил.
– Простите… Вы в каком звании, я без очков не вижу? Где-то потерял очки, знаете…
– Генерал-майор.
Древний помятый римлянин стоял и смотрел на старншину.
– Я вас не понимаю, – сказал он. – Вы всегда с утра остнрите?
– Чтоб тишина была, – велел старшина. И пошел к двери.
– Товарищ старшина!.. – вежливо позвал его здоровеннный детина, сосед очкарика по кровати. – У вас закурить не будет?
– Не будет, – жестко сказал старшина. И вышел. И занкрыл дверь на ключ.
– Опять по пятницам, – запел детина, качая голос; он был, наверно, урка, – пойдут х-свидания-а, и слезы горькие моей… Ложись, очкарь. Что ты волну поднял? Мы находимнся в медвытрезвителе… какого района, я, правда, не знаю. Кто знает, в каком мы районе?
– Районе!.. – сказал мрачный человек. – Я город-то не знаю.
Очкарик ринулся взволнованно ходить по комнате.
– Слушай, ты мне действуешь на нервы, – зло сказал урнка, – сядь.
– Что значит действую на нервы? Что значит сядь?
– Значит, не мельтеши. А то я гляжу на тебя – и мне всянкие покойники в башку лезут.
– Но что я мог такого сделать? – все не унимался очканрик. И все ходил и ходил, как маятник. – Почему меня… не домой, а куда-то… черт его знает куда? Что они, озверели?
– Ты понял! – воскликнул урка. – Убил человека и еще ходит удивляется!.. Во, тип-то.
Очкарик остановился… и даже рот у него открылся сам собой.
– Как это? Вы что?..
– Что?
– Человека?..
– Нет, шимпанзе. Что ты дурачка-то из себя строишь? Ты же не на следствии пока. Перед следователем потом ванляй ваньку, а перед нами нечего.
– Да-а, милок, – сочувственно протянул маленький сунхонький человечек, – вляпают тебе… Но ты напирай, что – неумышленно. А то… это… как бы того… не это…
– Он же выпимши был, – заспорил с сухоньким некто курносый, с женским голосом. – Чего ты намекаешь тут – "того", "не того"?.. Человек был выпимши. Вишь, он даже не помнит, как попал сюда.
– Теперь это не считается, – приподнялся на локте сунхонький; видно, любитель был поспорить. – Теперь что был выпимши, что не был – один черт.
– Наоборот! – воскликнул урка. – Отягчающее мешок обстоятельство. За что ты его под трамвай-то толкнул?
Очкарик стоял белый, как простыня… И вертел головой то туда, то сюда, где говорили.
– Вы что? – сказал он трагическим голосом, тихо.
– Что?
– Какого человека?
– Это тебе лучше знать. Шли, спорили про какие-то уравнения… – стал рассказывать урка. – Как раз ехал трамнвай, этот – чух его под трамвай!.. Того – пополам. Жутко смотреть было. Народу сразу сбежалось!.. Седой такой ленжал… он головой к тротуару упал, а вторая половина под трамваем. И портфель так валяется…
– Ты видел, что ли? – спросил сухонький.
– Я видел!.. – повторил по-одесски урка. – А почему я здесь? А потому что я сзади шел. А когда стали свидетелей собирать, я заартачился… нагрубил милиционеру…
– Тьфу!.. Из-за какого-то уравнения – человека под трамвай! – искренне и глубоко возмутился человек с женнским голосом; он был очень нервный человек, даже канкой-то сосредоточенно-нервный. – Что уж в том уравненнии? Сели на лавочку и решили…
– Совсем одичал народ, – негромко, сам себе, промолнвил мрачный. – Убить – запросто.
Парень крестьянского облика не принимал участия в этом страшном разговоре, лежал, смотрел в потолок…
Вдруг он сел и с ужасом сказал:
– А не убил ли и я кого?
И так это у него простодушно вышло, с таким неподдельнным ужасом, что некоторые невольно – через силу – засменялись.
– Ты откуда будешь-то? – спросил его сосед, весьма понтертый, весьма и весьма, видно, стреляный воробей, элекнтрик, как он впоследствии отрекомендовался.
– Из Окладихи, – сказал парень. – Тракторист.
– Ого! – удивились. – Куда тебя занесло.
– Что, тоже кого-нибудь убил?
– Нет, он, наверно, теще всыпал, – предположил элекнтрик. – Или соседа поджег.
– У меня теща хорошая, – сказал парень.
– Ну, соседа поджег.
Парень мучительно вспоминал:
– Неужели Мишке чего?.. Я, вообще-то, сулился его свинье глаз выбить: повадилась в огород, зараза, спасу нет. Говорю, да надень ты ей эту… крестовину, у нас такую нандевают свинешкам на шею, забыл, как называется, – чтоб они в дырки в городьбе не пролезали… Надень, ты, говорю, ей эту штуку, житья же нет от твоей свиньи! Он мне: "Сам надевай". – "Тогда, – говорю, – я ей глаз выбью, она бундет по кругу ходить – и в свой же огород придет".
– Это ты точно рассчитал, – похвалил электрик. Ему очень понравилась техническая мысль тракториста, он данже стал показывать пальцем на простыне схему движения свиньи. – Значит, она вышла из дома и направилась в твой огород… Так? Но у ней же косинус, поэтому она загнет такой круг – от так от пойдет – пойдет – пойдет – и придет к себе же в огород. А сама будет думать, что она – в твоем огороде.
– Да она-то!.. – воскликнул тракторист. – Пусть как хончет, так и думает, зараза, меня не волнует. Главное, Мишка бы задумался. Неужели я ей все же вышиб глаз?
– Ну, особо-то не переживай: за глаз больше семи суток не дадут.
– Или заставят стеклянный вставить, – хихикнул сунхонький.
Остолбеневший очкарик сдвинулся наконец с места и подсел было к урке.
– Слушайте, вы что…
– Не садись ко мне! – закричал урка испуганно. – Я тенбя не знаю! Первый раз вижу!..
Очкарик вскочил, как ошпаренный… И беспомощно понсмотрел на всех.
Некоторое время все молчали.
– У тя семья-то есть? – спросил его электрик.
– А? Семья? – потерянно переспросил интеллигент. – Нет, вы что, разыгрываете меня, что ли?
На него горестно и серьезно смотрели.
– Ну что, что-о?! – чуть не заплакал очкарик. – Что смотрите-то?!
– Молодой еще…
– Может, и хорошо, что молодой: не такой старый выйндет.
– Так-то оно так… если, конечно, не… это… не того… – это разговаривали между собой электрик и сухонький. – Могут ведь и… того… Как посмотрят.
– Да, это уж какое примут решение.
– Из-за какого-то уравнения!..
– Да расстреляют, – открыто ляпнул нервный с женнским голосом. – Чего тут гадать-то? Ученого же толкнул…
– А? – машинально спросил очкарик.
– Кого толкнул под трамвай-то? Ученого?
Вместо ответа очкарик бросился к двери и забарабанил в нее кулаками.
– Откройте! Откройте, пожалуйста!.. Я хочу спросить!
Дверь скоро открылась… Заглянул старшина.
– Что такое?
– Что я вчера сделал? Я не помню… Что я сделал? Поченму они про какое-то…
Старшина захлопнул дверь и, запирая ее снаружи на ключ, сказал:
– Скоро скажут, что сделал. Больше не стучать.
– Товарищи, – взмолился очкарик, обращаясь ко всем, к урке в частности, – да вы что? Не мог я человека под трамнвай…
– Крепись, – сказал ему мрачный человек.
– Вот хуже нет этих!.. – с некоторой даже брезгливостью сказал урка. – Чего теперь психовать-то? Сделал – сделал, все. Нет, он будет окружающим кишки мотать, на нервы, падла, действовать. Ляжь – и жди.
