Константин Станюкович - Елка для взрослых
Обзор книги Константин Станюкович - Елка для взрослых
Константин Михайлович Станюкович
ЕЛКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
I
Лев Сергеевич Озорнин только что закончил утренний туалет основательной отделкой ногтей, удовлетворенно взглянул на свои красивые смугловатые большие руки с длинными пальцами и стал пробегать газету, отхлебывая маленькими глотками чай из стакана и попыхивая папироской.
Когда часы на письменном столе пробили десять, он поднялся с кресла и легкой походкой вышел из своего небольшого, недурно обставленного кабинета, весело напевая какой-то мотив и, по-видимому, находясь в том хорошем расположении духа, в каком бывают люди, которым жизнь улыбается.
Это был высокий, статный, красивый брюнет лет тридцати с коротко остриженными волосами и небольшой остроконечной бородкой, свежий, цветущий и элегантный в своем щегольски сшитом темно-синем вестоне [1] с ослепительно белыми стоячими воротничками, загнутыми у горла, и в мягких ботинках без каблуков.
В гостиной, убранной не без претензий на роскошь, к Озорнину подбежал хорошенький мальчик лет пяти с распущенными по плечам волнистыми волосами и весело воскликнул:
– А елку уж принесли, папа!
– Принесли? – улыбнулся Озорнин и, приподнимая ребенка, поцеловал в его обе пухлые щеки.
– Она в кухне. Няня видела… Мама говорила, что завтра ее зажгут…
– Завтра, Володя. И она будет очень красивая, когда ее уберут, – отвечал Озорнин.
И, опустив мальчика на пол, он обратился к молодой пригожей няне в большом белом, с закинутыми назад лентами, чепце, какие носят парижские бонны, и внушительным, слегка строгим тоном, каким Озорнин говорил обыкновенно с прислугой, спросил, скользнув взглядом по хорошо развитому, крепкому бюсту свежей и румяной няни:
– Барыня встала?
– Встали-с. Сейчас выйдут! – отвечала няня и вся вдруг вспыхнула и потупила свои бойкие и лукавые карие глаза.
Озорнин приблизился к опущенной портьере и, раздвинув ее, постучал в двери.
– Можно! – раздался из-за дверей необыкновенно мягкий, нежный и слегка певучий голос, низкий и грудной.
Лев Сергеевич вошел в уютную, устланную ковром комнату, убранную с тонким вкусом и изящным кокетством женщины, любящей комфорт и хорошо понимающей значение и обаяние уютного женского гнездышка.
Расписанные по белому фону атласа цветами низенькие изящные ширмочки, скрывавшие пышную двуспальную кровать, комод, умывальник и маленький киот с образами, отделяли роскошный кабинет-будуар с мягкой мебелью, обитой шелком нежно-голубого цвета, с массой дорогих безделок на этажерке, письменном столике, на нарядном туалете, с фонариком и несколькими пейзажами на стенах.
В комнате было свежо и пахло какими-то вкусными духами.
– Это ты, Лева?
С этими словами маленькая женщина с роскошными белокурыми, отливавшими золотом волосами, надевавшая у туалета блестящие кольца на тонкие пальцы своих маленьких белых рук, повернула головку и улыбнулась, открывая ряд мелких жемчужных зубов, нежной и в то же время властной улыбкой женщины, сознающей свою обаятельность. Улыбались и эти большие голубые глаза под густыми, искусно подведенными бровями, глаза с тем светлым, кротким и будто загадочным взглядом, который называется «ангельским» и служит источником многих заблуждений, – улыбалось и это свежее лицо с ослепительной белизной кожи рыжеватой блондинки, отливавшее нежным, розоватым румянцем и дышавшее здоровьем.
– Здравствуй, Лина…
– Здравствуй, Лева…
Она поднялась с табуретки – молодая, стройная, грациозная, хорошо сложенная, с тонкой талией и с роскошными формами груди, вырисовывающимися из-под шерстяной ткани безукоризненно сидевшего платья, – вся свежая, выхоленная, благоухающая, – протягивая свои алые, сочные и пышные губы.
Муж поцеловал сперва маленькую руку, душистую и атласную, и затем поцеловал жену в губы.
– Экая ты хорошенькая, Лина! – проговорил он, оглядывая жену, и прибавил: – Недаром ты всем так нравишься!
– Будто уж и всем? – улыбнулась маленькая женщина, видимо довольная комплиментом, и снова поцеловала мужа долгим поцелуем.
Назвать ее красивой было нельзя, – черты лица Лины были неправильны: вздернутый нос не отличался красотой, лоб был мал, губы слишком крупны, – но и в этом лице, и во всей ее роскошной фигурке было что-то привлекательное, что-то вызывающее и чувственное, несмотря на ее «ангельские» глаза и сдержанно-строгий вид, и она нравилась мужчинам, особенно юнцам и господам «второй» молодости. Ей было двадцать восемь лет, что, впрочем, тщательно скрывалось, тем более что на вид ей можно было дать не более двадцати двух-трех.
Маленькая женщина отлично понимала исключительный характер своей красоты и своего обаяния на мужчин и недаром холила свое тело, возведя заботу о нем в какой-то культ и предусмотрительно заботясь о сохранении своих чар на возможно долгое время. Она решительно отказалась иметь детей, кроме единственного своего первенца, и соблюдала строжайший режим жизни: брала ежедневно ванну, гуляла каждый день пешком, избегала есть мучное и сладкое, чтобы не пополнеть, и не любила засиживаться поздно.
– А ты вчера, Лева, верно, поздно вернулся?
– Поздно, Лина, в третьем часу.
– У Волковых был?
– Да, в карты играл… Вернулся и не хотел тебя будить, чтобы поделиться приятным известием… Ты так сладко спала…
– Каким известием?..
– Я получил вчера наградные деньги.
При слове «деньги» лицо Лины вдруг приняло серьезное, деловое выражение, и она с живостью спросила:
– Сколько ты получил?
– Много, Лина… Я и не ожидал: четыреста рублей.
– Очень рада за тебя, Лева! – радостно промолвила Лина. – Твою службу, значит, ценят.
Озорнин едва заметно улыбнулся глазами и шутливо промолвил:
– Ну, милая, служба тут ни при чем…
– Как ни при чем?.. Ты ведь такой усердный чиновник…
– Положим, работаю, как и другие… Но все-таки… спасибо Ветвицкому… и твоим прелестным глазкам… Ведь из-за них, Лина, мне дали такую награду.
– Ты вздор говоришь! – промолвила, краснея, жена. – При чем тут мои глаза? Ветвицкий просто расположен к нам: и к тебе и ко мне одинаково.
– Ну, ну, не сердись, Линочка… Ведь я шучу…
– Глупые шутки!
– Не буду больше, моя хорошенькая женушка! – с виноватым видом промолвил Левушка, целуя руку жены. – Ведь я знаю, что Ветвицкий… ну, одним словом… я нисколько не ревную тебя к нашему директору.
– Еще бы ревновать к такому уроду! – весело рассмеялась Лина, глядя на своего красивого молодого мужа нежным взглядом. – Пусть ходит к нам изредка… Знакомство с ним для тебя же полезно…
– Да разве я что-нибудь говорю? Конечно, пусть ходит… Было бы совсем глупо его не принимать… Он такой милый, Иван Александрович… Ну, получай деньги, моя хозяюшка. Вот тебе триста рублей, а сто я оставлю себе.
– Оставь себе двести, Лева… Мне довольно двухсот… Я справлюсь.
– Справишься?! Что ж, я очень рад… Спасибо тебе… Ты у меня просто золото… Самый настоящий министр финансов! – говорил Озорнин, пряча в бумажник две сотенные бумажки. – Я только восхищаюсь твоими хозяйственными талантами… право… Как это ты только справляешься на двести пятьдесят рублей в месяц?.. Живем мы прилично, едим хорошо, бываем в театре… Ты всегда одета прелестно… Долгов у нас нет… Даже мой портной не надоедает мне, как прежде… И все это благодаря тебе…
– Во все вхожу, потому и справляюсь, – скромно отвечала Лина. – Ну, иногда у мамы возьму, мама дает… вот и сводим концы с концами, – прибавила Лина и втайне порадовалась, что ее Левушка совсем наивный человек, хоть и считает себя умным.
В свою очередь и Левушка, отлично знавший, что у тещи, кроме маленькой пенсии, ровно ничего нет, с самым невинным видом прибавил:
– Я так и думал… Твоя мать такая добрая… такая любящая, Лина… Ну, однако, мне пора… Надо покупать подарки… Кстати, Лина, что тебе подарить?.. Я присмотрел уж у Фаберже хорошенькое кольцо… Ты любишь кольца… Я тебе куплю.
– Кольцо?! Не надо, не надо, Лева! Видишь ли: у меня были старые кольца, еще мама их подарила – и я отдала их ювелиру, и сегодня у меня будет хорошенький брильянтовый кабюшон [2] на мизинец… Спасибо за желание, Лева… Спасибо, голубчик…
– Ну так не хочешь ли серьги?
– У меня есть… Не траться… Что-нибудь, какой-нибудь пустяк подари…
– Ну я уж на свой вкус выберу… До свидания… Обедать меня не жди… Я сегодня обещал обедать у Зотова, а потом…
– Но как же, Лева… Сегодня к нам хотел прийти Ветвицкий обедать…
– Ну что ж… Пообедаете вдвоем… Ты извинись за меня, а я не могу… дал честное слово…
И Озорнин, поцеловав руку жены, вышел из комнаты.
«Бедный! он ни о чем не догадывается!» – подумала Лина и вышла в столовую пить кофе.
II
«Лева» был одним из тех молодых людей, которые смотрят на жизнь «трезво», как они выражаются, и отлично понимал и причину хозяйственных талантов жены, и того благополучия, которое совсем неожиданно снизошло на него вскоре после знакомства его патрона, директора департамента Ветвицкого, с его Линочкой… И эта внезапная дружба с ним, и повышение по службе, и новая обстановка квартиры, и появление брильянтов у жены, и эта особенная внимательная заботливость, которою окружала его Линочка в течение последних двух лет, и эти страстные ласки, какими дарила она его, точно в вознаграждение за обман, и эти горячие уверения в любви, в горячей любви вместе с допросами: любит ли Лева ее так же, как и она его, – все это не оставляло в нем сомнения, что она, Лина, с ее «ангельским» взглядом и страстным темпераментом, – близкая подруга его превосходительства Ивана Александровича Ветвицкого, довольно некрасивого господина второй молодости. Не из-за поцелуев же одних рук в самом деле дарит он ей брильянты, дает деньги и протежирует супруга. Не такой он дурак, тем более что, несмотря на свои пятьдесят три года, его превосходительство еще крепок и бодр и смотрит молодцом.
