Кнут Гамсун - Тайное горе
Обзор книги Кнут Гамсун - Тайное горе
Кнутъ Гамсунъ
Тайное горе
I
Итакъ, я въ четвертый разъ встрѣтился съ однимъ и тѣмъ же человѣкомъ. Онъ повсюду преслѣдуетъ меня, и я нигдѣ не чувствую себя въ безопасности отъ него, потому что онъ, того и гляди, вдругъ откуда-нибудь да вынырнетъ и повстрѣчается со мной въ самомъ неподходящемъ мѣстѣ.
Разъ я даже засталъ его въ моей собственной комнатѣ — въ Христіаніи…
Но я лучше разскажу все съ самаго начала.
Первый разъ я его встрѣтилъ въ Копенгагенѣ, на Рождествѣ, въ 1879 году; я тогда жилъ гдѣ-то въ Клярсбоденѣ.
Однажды сидѣлъ я въ своей комнатѣ. Да, я прекрасно помню, что я сидѣлъ и переписывалъ ноты. И я страшно ломалъ себѣ голову надъ этимъ, такъ какъ совсѣмъ не умѣю читать нотъ. Вдругъ въ мою дверь постучали тихо, глухо, точно женской рукой. Я крикнулъ: «войдите!», и онъ вошелъ.
Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати, блѣдный, съ мрачнымъ взглядомъ, узкими плечами, да, съ необыкновенно узкими плечами, и на одной рукѣ у него была надѣта перчатка. Въ дверяхъ онъ снялъ шляпу; подходя ко мнѣ, онъ не спускалъ съ меня своихъ черныхъ глазъ. Я продолжалъ сидѣть и писать. Онъ, прежде всего, извинился, что такъ непрошенно ворвался ко мнѣ. Онъ видѣлъ не разъ, какъ я входилъ и выходилъ изъ пансіона, и ему показалось, что мы старые знакомые. Не помню ли я его? Это было еще въ Гельзингёрѣ, когда онъ служилъ тамъ въ полиціи.
Но я никогда не былъ въ Гельзингёрѣ… Это какое-то недоразумѣніе.
Впрочемъ, можетъ быть, это было въ Мальмё. — Я никогда не былъ въ Мальмё. — Онъ назвалъ еще нѣсколько городовъ, и каждый разъ, когда я отвѣчалъ отрицательно, онъ говорилъ:
— Нѣтъ, подождите-ка, я вѣдь вполнѣ увѣренъ, что мы съ вами уже встрѣчались, я только не могу припомнить, гдѣ именно. — Въ концѣ концовъ, онъ назвалъ Христіанію, и я наполовину согласился, что мы, можетъ быть, дѣйствительно тамъ встрѣчались. Онъ какъ-то сразу лишилъ меня самообладанія, и я не могъ бы поручиться, что не встрѣчалъ его дѣйствительно въ Христіаніи.
— Впрочемъ, — замѣтилъ онъ, — я не имѣю сообщить вамъ ничего особеннаго. Мнѣ просто захотѣлось повидаться съ вами, какъ съ землякомъ и старымъ знакомымъ.
Мы поговорили еще съ минуту о самыхъ безразличныхъ предметахъ, которые теперь совсѣмъ испарились изъ моей памяти. Я только припоминаю, что все, что онъ ни говорилъ, было въ такомъ родѣ, что слова его можно было истолковывать какъ угодно. Какой-то особенный смыслъ скрывался подъ ними, да и вообще этотъ человѣкъ произвелъ на меня какое-то таинственное впечатлѣніе.
Поднимаясь съ мѣста, чтобы уйти, онъ еще разъ извинился, что пришелъ, и, между прочимъ, сказалъ слѣдующее:
— Я страшно скучаю, у меня нѣтъ положительно никакого дѣла или какого бы то ни было опредѣленнаго занятія. И вотъ, ради времяпрепровожденія, у меня явилась даже мысль дурачить полицію, но это до того легко и требуетъ такъ мало труда, что почти уже не занимаетъ меня.
Онъ говорилъ совершенно серьезно, но я принялъ это просто за шутку. Дойдя до двери, онъ еще разъ обернулся, точно ему внезапно пришла въ голову какая-то мысль, и пригласилъ меня вечеромъ того же дня пойти съ нимъ погулять, чтобы хорошенько возобновить старое знакомство. Я сначала было отказался, самъ не знаю, почему, но затѣмъ все же рѣшилъ отправиться. Послѣднее, что онъ мнѣ сказалъ, было предостереженіе не брать съ собой денегъ. — Никогда нельзя быть достаточно осторожнымъ съ деньгами, — говорилъ онъ, — а поэтому лучше всего, если я оставлю свои деньги у хозяина. Я, по правдѣ сказать, хорошенько не понялъ его, но на все отвѣчалъ «да» и обѣщалъ въ пять часовъ быть у «Коня» [1]. Послѣ его ухода я принялся раздумывать объ этомъ человѣкѣ и о томъ, что онъ говорилъ. Я находилъ весьма страннымъ его приходъ ко мнѣ. И зачѣмъ это онъ упомянулъ о деньгахъ? Сначала я нѣсколько удивился всему этому, но затѣмъ это выскочило у меня изъ головы; вѣдь путешествуя, люди такъ легко сходятся: совсѣмъ чужой человѣкъ превращается по прошествіи какого-нибудь часа въ товарища, чуть ли не въ друга.
Въ условленный часъ я былъ у «Коня».
Погода была мягкая, а дорога до того намокла отъ дождя, что намъ пришлось взять экипажъ; мы велѣли закрыть ландо и поднять окна. Мы ѣхали на западъ, мимо Лядегарда, вдоль аллеи Радисвейга и мимо водокачки. Во время пути мы почти ничего не сказали другъ другу, да и экипажъ страшно громыхалъ и мѣшалъ говорить. Когда мы проѣхали Грендальскій мостъ и стали приближаться къ Утерелефскому полю, мой спутникъ вытащилъ изъ кармана кусокъ бечевки и сталъ его вертѣть въ рукахъ, при чемъ пристально смотрѣлъ на меня. Въ экипажѣ было порядкомъ-таки темно, но все же я могъ различить его и отлично видѣлъ, что онъ дѣлалъ. Мы сидѣли рядомъ на задней скамейкѣ и наблюдали другъ за другомъ. Вдругъ онъ спросилъ меня:
— Надѣюсь, вы не трусите?
И при этомъ поднесъ бечевку къ самому моему лицу. Я разсмѣялся и сказалъ дрожащимъ голосомъ:
— Нѣтъ, да и чего мнѣ трусить?
Но я въ сущности дрожалъ отъ страха и уже подумывалъ о томъ, какъ бы дернуть за звонокъ, проведенный къ кучеру. Да, наконецъ, меня злило и то, что онъ продолжалъ играть передь моимъ носомъ этимъ кускомъ бечевки, и поэтому я приподнялся и пересѣлъ на переднее сидѣнье.
Такимъ образомъ проѣхали мы еще нѣкоторое время.
Онъ закрылъ глаза, положилъ бечевку обратно въ карманъ и, казалось, размышлялъ о чемъ-то особенно важномъ. Вдругъ онъ выпрямился и, указывая съ волненіемъ на что-то за окномъ, крикнулъ:
— Смотрите, смотрите, вонъ тамъ!..
Я невольно повернулъ голову и тотчасъ почувствовалъ, какъ что-то холодное сдавило мнѣ шею. Мой спутникъ стоялъ въ полусогнутомъ положеніи передо мной и сдавливалъ мнѣ шею своими холодными пальцами. Я не знаю, крикнулъ ли я; впрочемъ, не думаю, потому что въ этотъ моментъ со мною произошла какая-то странная перемѣна. У меня внезапно явилась мысль, что этотъ человѣкъ хочетъ меня только испугать или же просто пошутить. Да, мнѣ положительно стало ясно, что онъ вовсе не желаетъ меня задушить. И я вдругъ пришелъ въ ярость и толкнулъ его, но онъ продолжалъ сжимать мое горло. Я нащупалъ позади себя звонокъ и дернулъ его. Онъ слышалъ, какъ прозвенѣлъ этотъ звонокъ и все же не выпустилъ меня. Мы боролись нѣкоторое время, и онъ успѣлъ нанести мнѣ рану около праваго уха. Его наглость перешла всѣ границы. Онъ нанесъ мнѣ эту рану крючкомъ или пробочникомъ, однимъ словомъ, чѣмъ-то похожимъ на буравъ, и поэтому рана была очень болѣзненна. Наконецъ, мнѣ все же удалось отдѣлаться отъ него тѣмъ, что я сталъ наносить ему удары кулакомъ, куда ни попало. Тѣмъ временемъ кучеръ открылъ дверцы, и только тогда я замѣтилъ, что экипажъ остановился.
— Прикажете повернуть назадъ? — спросилъ кучеръ.
Я вышелъ изъ экипажа въ сильномъ замѣшательствѣ, а мой спутникъ остался невозмутимо сидѣть.
— Да, мы поѣдемъ обратно! — сказалъ онъ.
— А я пойду обратно, — возразилъ я, — а вы, кучеръ, если хотите, везите этого человѣка хоть въ адъ.
— Какъ, вы пойдете пѣшкомъ? — спросилъ кучеръ.
Мой спутникъ молчалъ и не глядѣлъ на меня. Я, наконецъ, совсѣмъ разсердился, энергично крикнулъ кучеру, чтобы онъ повернулъ и ѣхалъ обратно, вскочилъ опять въ экипажъ и съ яростью захлопнулъ дверцу. Я былъ въ возбужденномъ состояніи и чувствовалъ себя сильнымъ, необыкновенно сильнымъ.
Теперь я совсѣмъ близко придвинулся къ моему спутнику, разсѣлся какъ можно шире, чтобы занять побольше мѣста, и совсѣмъ прижалъ его въ уголъ. Усаживаясь поудобнѣе, я грубо толкнулъ его локтемъ, но онъ оставался попрежнему совершенно спокойнымъ и безмолвнымъ. Только когда мы вернулись въ городъ, онъ, странно посмѣиваясь, сказалъ мнѣ:
— Ну, что же, заявите вы объ этомъ полиціи!
Я ничего не отвѣтилъ.
Онъ положилъ обѣ ноги на мою шляпу, которую я снялъ, и кинулъ на переднее сидѣнье. Онъ изо всей силы нажалъ каблуками на ея верхушку, и я слышалъ, какъ раздался трескъ продавливаемой шляпы. Я все больше и больше убѣждался, что онъ просто хотѣлъ нагнать на меня страхъ, и я почувствовалъ себя страшно униженнымъ и пристыженнымъ.
— Но если вы хотите меня выдать полиціи, — продолжалъ онъ, — то вы должны сдѣлать это сейчасъ же, иначе и слѣдъ мой простынетъ прежде, чѣмъ меня схватятъ. Увѣряю васъ, что я, быть можетъ, еще до разсвѣта буду далеко отсюда, въ Шоненѣ. Да, увѣряю васъ, что меня ничто не удержитъ.
И онъ все продолжалъ говорить о томъ, какъ онъ скоро уѣдетъ отсюда, но подъ конецъ вдругъ сказалъ:
— А можетъ быть, я и не тронусь съ мѣста. Быть можетъ, я буду имѣть честь привѣтствовать васъ завтра въ Остергаде.
Я отвѣтилъ, что буду имѣть честь не замѣтить его, пройти мимо него и совершеано игнорировать его при встрѣчѣ, и что я его швырну на землю и растопчу ногами, если онъ когда-либо осмѣлится подойти ко мнѣ.
— Я не хотѣлъ бы даже рта открыть, чтобъ видѣть васъ повѣшеннымъ, — сказалъ я, — я презираю васъ и не хочу пачкать своихъ рукъ, выбрасывая васъ за окно кареты.
