Иван Горбунов - Сцены из народного быта
Обзор книги Иван Горбунов - Сцены из народного быта
Иван Горбунов
Сцены из народного быта
Затмение солнца
Сцена из московского захолустья[1]
– Что это за народ собрамши?
– Бог их знает… с утра стоят.
– Не насчет ли солонины?
– Какой солонины?
– Да ведь как же: этот хозяин кормил фабрику солониной, но только теперича эту самую солонину запечатали, потому есть ее нет никакой возможности.
– Это вы насчет солонины-то? Нет, уж он им три ведра поставил: распечатали, опять жрут…
– Да, уж эта солонина!..
– Что это за народ собрамши?
– Разно говорят: кто говорит – на небе неладно, кто говорит – купец повесился…
– А мы из Нижнего ехали… пьяные… Едем мы, пьяные, и сейчас эта комета прямо к нам в тарантас… инда хмель соскочил! Я говорю: «Петр Семенов, смотри!» «Я, говорит, уж давно вижу», а сам так и трясется…
– Затрясешься, коли, значит… богу ежели что… Все мы люди, все человеки…
– «Не оборотить ли, говорит, нам назад?» – «Бог милостив, говорю, от судьбы не уйдешь, давай лучше выпьем, а она, матушка, может стороной пройдет. Хвост уж очень разителен!.. Такой хвост, я тебе доложу, что просто…»
– Грехи наши тяжкие… Слаб есть человек! Вот хоть бы теперь! Этакое наказание божеское, а сколько народу пьяного.
– Без этого нельзя: иной опасается, а другой так опосля вчерашнего поправляется.
– Нет, вы докажите!
– И докажу!
– Одно ваше невежество!
– Извольте говорить, мы слушаем. Вы говорите…
– Я вас очень хорошо знаю: вы – московский мещанин и больше ничего!
– Оченно это может быть, а вы про затмение докажите. Вы только народ в сумнение привели!.. Из-за ваших пустых слов теперича этакое собрание!.. Городовой! Городовой!..
– Вот он тебе покажет затмение!..
– Да, наш городовой никого не помилует!
– Докажите!
– Живем мы тихо, смирно, благородно, а вы тут пришли – всех взбудоражили.
– Хозяйка наша в баню поехала и сейчас спрашивает: «Зачем народ собирается?» А кучер-то, дурак, и ляпни: «Затмения небесного дожидаются…» Сырой-то женщине!..
– Образование!
– Так та и покатилась! Домой под руки потащили…
– Он с утра здесь путается. Спервоначалу зашел в трактир и стал эти свои слова говорить. «Теперича, говорит, земля вертится», а Иван Ильич как свистнет его в ухо… «Разве мы, говорит, на вертушке живем?»
– Дикая ваша сторона, дикая!..
– Мы довольны, слава тебе, господи!..
– Господин, проходите!
– Барин, ступай лучше, откуда пришел, а то мы тебе лопатки назад скрутим…
– Смотри-ко, что народу подваливает.
– Горяченькие пирожки! У меня со вкусом! Так и кипят!
– Что это за народ собрамши?
– Вон пьяный какой-то выскочил из трактиру, наставил трубочку на солнышко, говорит – затмение будет.
– А где же городовой-то?
– Чай пить пошел.
– Надо бы в часть свести.
– Сведут, это уж беспременно…
– За такие дела не похвалят.
– Все в трубочку глядит; может, что и есть.
– У нас на Капказе, на правом фланге, у ротного командира во какая труба была… все наскрозь видно… Ночью ли, днем ли, как наставит – шабаш: что-нибудь да есть.
– Начало затмения! Вот, вот, вот… Сейчас, сейчас, сейчас…
– А вот и городовой идет.
– Сейчас выручит!
– Вот, господин городовой, теперича этот человек…
– Осади назад!
– Теперича этот человек…
– Неизвестный он нам человек…
– Позвольте, спервоначалу здесь был… вышел он, примерно, из трактира… но только народ, известно, глупый… и стал сейчас…
– Не наваливайте… которые!.. Осадите назад!
– Иван Павлыч, ты наш телохранитель, выручи! Выпил я за свои деньги…
– Вы тогда поймете, когда в диске будет.
– Почтенный, вы за это ответите!
– За что?
– А вот за это слово ваше нехорошее.
– Выскочил он из трактира…
– Сейчас затмится!
– Может, и затмится, а вы, господин, пожалуйте в участок. Этого дела так оставить нельзя.
– Как возможно!
– Может, хозяйка-то наша теперича на тот свет убралась по твоей милости.
– Хотел на божью планиду, а попал в часть…
– На Капказе бы за это…
– Сколько этого глупого народу на свете!..
«Еженедельное новое время» № 6–7, 1879 г.
У пушки[2]
– Ребята, вот так пушка!
– Да!..
– Уж оченно, сейчас умереть, большая!..
– Большая!..
– А что, ежели теперича эту самую пушку, к примеру, зарядят да пальнут…
– Да!
– Особливо, ядром зарядят.
– Ядром ловко, а ежели бонбой, ребята, – лучше.
– Нет, ядром лучше!
– Да бонбой дальше.
– Все одно, что ядро, что бонба!
– О, дурак-черт! Чай ядро – особь статья, а бонба – особь статья.
– Ну, что врешь-то!
– Вестимо! Ядро теперича зарядят, прижгут – оно и летит.
– А бонба?
– Чаво бонба?
– Ну, ты говоришь – ядро летит… а бонба?
– А бонба другое.
– Да чаво другое-то?
– Бонбу ежели, как ее вставят, так-то… туда.
– Так что же?
– Бонбу…
– Ну?…
– Вставят… и ежели оттеда…
– Чаво оттеда?…
– Ничаво, а как собственно… Пошел к черту!
«Общезанимательный вестник» № 13, 1857 г .
Воздухоплаватель
Сцена
Около воздушного шара толпа народа.
– Скоро полетит?
– Не можем знать, сударь. С самых вечерен надувают; раздуть, говорят, невозможно.
– А чем это, братцы, его надувают?
– Должно, кислотой какой… Без кислоты тут ничего не сделаешь.
– А как он полетит – с человеком?
– С человеком… Сам немец полетит, а с им портной.
– Портной?!
– Портной нанялся лететь… Купцы наняли…
– Портной!
– Пьяной?
– Нет, черезвый, как следовает.
– Портной!.. Зачем же он летит?
– Запутался человек, ну и летит. Вестимо, от хорошего житья не полетишь, а значит, завертелся…
– Мать его там, старушка, у ворот стоит плачет… «На кого ты, говорит, меня оставляешь?» – «Ничего, говорит, матушка, слетаю, опосля тебе лучше будет. Знать, говорит, мне судьба такая, чтобы, значит, лететь».
– Давай мне теперича, при бедности моей, тысячу целковых да скажи: Петров, лети!..
– Полетишь?
– Я-то?
– Ты-то?
– Ни за что! Первое дело – мне и здесь хорошо, а второе дело – ежели теперича этот портной летит, самый он выходит пустой человек… Пустой человек!.. Я теперича осьмушечку выпил, бог даст – другую выпью и третью, может, по грехам моим… а лететь мы несогласны. Так ли я говорю? Несогласны!
– Где же теперича этот самый портной?
– А вон ему купцы водки подносят.
– Купец ублаготворит, особливо ежели сам выпивши.
– Все пьяные… Уж они его угощали и целовать пробовали – все делали. А один говорит: «Ежели, бог даст, благополучно прилетишь, я тебя не забуду».
– Идет, идет… Портной идет…
– Кто?
– Посторонись, братцы…
– Портной идет…
– Это он самый и есть?
– Он самый…
– Летишь?
– Летим, прощайте.
– Нас прости, Христа ради, милый человек.
– Прощай, брат! Кланяйся там… Несчастный ты человек, вот я тебе что скажу! Мать плачет, а ты летишь… Ты хошь бы подпоясался…
– Это дело наше…
– Но только ежели этот пузырь ваш лопнет, и как ты оттедова турманом… в лучшем виде… только пятки засверкают…
– Смотри-ка, братцы, купцы его под руки повели, сейчас, должно, сажать его будут.
– Ты что за человек?…
– Портной…
– Какой портной?
– Портной с Покровки, от Гусева. Купцы его лететь наняли.
– Лететь! Гриненко, сведи его в часть.
– Помилуйте…
«Я те полечу! Гриненко?… Извольте видеть!.. Лететь!.. Гриненко, возьми…
– Поволокли!..
– Полетел голубчик!
– Да за этакие дела…
– Народ-то уж оченно избаловался, придумывает, что чудней!..
– Что это, мошенника повели?
– Нет, сударь, портного…
– Что же, украл он что?
– Никак нет, сударь. Он, извольте видеть… бедный он человек… и купцы его наняли, чтобы сейчас, значит, в шару лететь.
– На воздусях…
– А квартальному это обидно показалось…
– Потому – беспорядок…
– Летит, братцы, летит… Трогай!..
– И как это возможно без начальства лететь?!
Сборник «Складчина», 1874 г.
Мастеровой[3]
(Мастеровой пришел к своему хозяину сказать, что он женится),
– Что ты?
– Да я, Кузьма Петрович, к вашей милости…
– Что?
– Так как, значит, оченно благодарны вашей милостью… почему что сызмальства у вас обиход имеем…
– Так что же?
– Ничаво-с! Теперича я, значит, в цветущих летах… матушку, выходит, схоронил…
– Ну, царство небесное.
– Вестимо, царство небесное, Кузьма Петрович… московское дело… за гульбой пойдешь…
– Да что ж ты лясы-то все точишь?
– Известно, какое наше дело…
– Денег, что ли?
– Благодарим покорно. Туточка вот у Гужонкина ундер живет… у него, значит, сторож…
– Да.
– А она и его дочь…
– Ну?
– В прачешной должности состоит и портному обучена…
