Странник века - Неуман Андрес Андрес
Он помог старику выйти из реки и накрыл его сморщенные плечи полотенцем. Коленки бедняги дрожали — скорее от натиска воды, чем от ее температуры. Пока Ханс растирал его полотенцем, старик принялся теребить мошонку. Ханс не смог удержаться и покосился на этот крошечный слипшийся пенис. Шарманщик перехватил его взгляд и добродушно засмеялся. Над Хансом, над собой, над пенисом, над рекой. А ты? спросил он, часто себя трогаешь? Ханс отвел глаза. Не стесняйся, настаивал старик, это ведь останется между нами, ну же! Нет, да, ответил Ханс, как все. Ты удивишься, сказал шарманщик, но я сам иногда до сих пор — бац! И знаешь, что я себе при этом представляю? голую женщину, танцующую вальс. Молодую, которая мне улыбается. Подозреваю, что Франц в курсе дела, потому что каждый раз, когда я этим занимаюсь, бесстыдник начинает лаять, будто к нам кто-то идет.
Они вместе поели, то перекидываясь словами, то умолкая. Ханс говорил о Софи, о страшившем его конце лета. В следующем месяце все изменится. Но, кхэ-кхэ, ведь всегда все меняется, сказал старик, и в этом нет ничего плохого. Знаю, вздохнул Ханс, но бывает, что все меняется к худшему. Кстати, что это за кашель? Кашель? удивился шарманщик, какой кашель, кхэ-кхэ?. Этот кашель! сказал Ханс, это от воды? Нет, пожал плечами старик, он начался раньше, кхэ-кхэ, не беспокойся, видимо, просто запахло осенью, скажи мне, но ты ее любишь? по-настоящему любишь? Да, ответил Ханс. Но как ты успел так быстро в этом убедиться? спросил старик. Ханс подумал и ответил: Потому что она вызывает во мне восхищение. А! понимаю, улыбнулся шарманщик. Кхэ-кхэ.
Пару солнечных дней спустя кашель прошел, и шарманщик сказал, что чувствует себя как новенькая струна. Обеспокоенный убогим питанием и жалкой одеждой старика, Ханс решил найти ему работу у кого-нибудь из знакомых Софи. Он слышал рассказы шарманщика о том, что летом его всегда приглашают на какой-нибудь праздник, но не мог припомнить, чтобы в этом году случалось нечто подобное.
Лиза постучала в дверь и, не глядя Хансу в глаза, передала ему лиловую записку. Он сказал «спасибо» и напомнил ей, что завтра у них урок. Она сказала «да-да» и поспешно исчезла в глубине коридора. Ханс смотрел ей вслед и думал о том, какими несправедливыми могут быть годы: слиш-ком медленными для одних и слишком стремительными для других. Однако, сев читать записку, сразу же об этом позабыл:
Любовь моя, добрые вести: барышня фон Погвич, моя хорошая подруга (хотя не так чтобы очень), дает в субботу бал, и я убедила ее в том, что гораздо оригинальнее пригласить к себе не традиционный квартет, а «аутентичного» странствующего музыканта. Я понимаю, что подобный аргумент звучит достаточно глупо, но если бы ты знал барышню фон Погвич, то счел бы его идеальным. Я подумала о ней, потому что семья эта хоть и знатного рода, но скромного достатка, и ее родители будут рады сэкономить под предлогом оригинальности. Как тебе, любовь моя, такая идея? Я довольна. Ты заметил, сколько солнца было сегодня утром? Или ты все проспал, как сурок? Люблю тебя безмерно,
В субботу, как они и договорились, Ханс в шесть тридцать приехал к мосту в конце дороги, чтобы забрать там шарманщика. И Франца тоже — соглашаясь на работу, старик поставил единственное условие: пес будет сопровождать его в дом Погвичей. Ханс нанял экипаж со специальным местом для собак, чтобы Францу было удобно. Он увидел их, приближавшихся по мосту, и заулыбался. Выполнив его указания, старик надел единственную новую рубашку, относительно целые штаны и воскресные ботинки. Когда они подошли к экипажу, Ханс заметил, что он даже расчесал свою гриву и чуть-чуть подровнял бороду. Немного взволнованный, шарманщик взобрался на заднее сиденье, не позволив кучеру даже приблизиться к инструменту. Я сам, сказал он, я сам. В этот момент Франц дважды одинаково тявкнул, и Хансу показалось, что пес повторил слова хозяина. Лошади пустились в галоп, и шарманщик с неожиданным удивлением огляделся вокруг. Какое чудо! сказал он, знаешь, я даже не помню, когда последний раз садился в экипаж!
Представь себе, дорогая, рассказывала барышня Кирчен Софи, и это притом, какой примерной девушкой была бедняжка! такая ужасная история! а полиция сидит сложа руки, им-то и дела нет, конечно, до тех пор, пока беда не случится с дочерью начальника полиции, поэтому мы можем долго ждать, когда они поймают ряженого! Но когда это произошло? спросила Софи. Да чуть ли не вчера вечером, ответила барышня Кирчен, там, в окрестностях, о Господи! ты видела что-нибудь подобное, дорогая? ты видела такую жуть? скажи на милость, ну что напялила на себя Фанни? в последнее время она с каждым днем одевается все безобразнее, интересно, что у нее отшибло: вкус или разум? я говорила тебе, что сказала ей Оттилия, когда они пили чай у?
Уловив за дверью негромкие голоса, Софи вышла в прихожую. Она увидела барышню фон Погвич, жестикулирующую перед носом Ханса, а немного позади — старика и собаку, ожидавших рядом с шарманкой. Что случилось, дорогая? спросила Софи. Ничего особенного, ответила барышня фон Погвич, просто я объясняла этому господину, а также почтенному музыканту, что если они намерены провести с собой эту шавку, то сначала ее нужно как минимум помыть. Милостивая госпожа, сказал шарманщик, снимая шляпу, которую Ханс заставил его сегодня надеть, уверяю вас, что моя собака нечто большее, чем просто шавка, она отлично воспитана, ведет себя подобающим образом и шагу не ступит дальше порога. В таком случае, ответила барышня Погвич, прошу вас привязать ее за дверью. Поверьте, улыбнулся старик, в этом нет необходимости: Франц становится невыносимым, только когда его привязывают.
Шарманщик вошел в гостиную, и вся публика обратила к нему взоры. Старик остановился, отвесил общий поклон и покатил свою тележку дальше. Ханс и Софи проводили его в угол, отведенный ему барышней Погвич, и предложили до начала игры выпить бокал вина. Спасибо, молодые люди, очень серьезно ответил старик, но я никогда не пью во время работы, иначе теряешь чувство ритма. Профессионал! подмигнула Хансу Софи и пошла здороваться с подругой.
Ровно в восемь, когда основная часть гостей уже собралась и требовала танцев, хозяйка дома подала знак Софи. Софи подала знак Хансу, Ханс посмотрел на шарманщика, старик медленно повернул валик. Затем склонил голову, вздохнул, закрыл глаза и начал вращать ручку шарманки.
Несмотря на опасливые взгляды, которые гости бросали на старика, когда оказывались рядом, первые две-три пьесы всем пришлись по вкусу. Особенно первая: хорошо известный полонез, сыгранный шарманщиком живее, чем обычно, с учетом молодости гостей. Ряды танцующих закружили по гостиной, смеясь и меняя фигуры. Ханс облегченно вздохнул и решил уже, что все обошлось. Но мало-помалу танцы начали увядать. На третьей пьесе несколько парочек, пошушукавшись, сбежали. Во время двух следующих пьес зазвучали недовольные возгласы. А на шестой или седьмой центральная часть гостиной опустела. Прежде чем шарманщик заиграл снова, барышня Погвич подошла к нему и приказала остановиться. Его инструмент еще некоторое время дрожал, как замерзший зверь.
Ханс и Софи пытались успокоить барышню Погвич и наиболее воинственных гостей. Но что это такое? возмущался один, кому могло прийти в голову играть менуэт? Вальсы! настаивал другой, где вальсы? Конечно, прокомментировал еще кто-то, если идея была в том, чтобы все испортить, то результат благополучно достигнут! Какого века эта музыка? вопрошала одна из гостий? Сюда бы мою прабабушку, вторила другая, прабабушку, ей-богу! Да и вообще, раздался крик из глубины зала, откуда взялся этот паяц? из какой богадельни его притащили?
Ханс локтями проложил себе путь. Он увидел шарманщика, съежившегося в углу рядом с шарманкой, не смевшего сделать ни шагу.
Они вместе прошли через гостиную под отчетливые издевки, ядовитый смех и шиканье. Шарманщик шел за Хансом с тем отсутствующим видом, который делал его и хрупким и неуязвимым одновременно. Когда они подходили к прихожей, кто-то закричал в глубине дома: Слава богу! здесь есть молоточковое пианино! Ральф! иди сюда, Ральф! сыграй нам что-нибудь веселенькое!