Михаил Ишков - Валтасар
Народ недоумевал, страх таял на глазах. При виде халдейских воинов кое-где в городе начинались улюлюканье. Те злобились, грозили мечами, потрясали копьями, при этом службу несли бдительно, в ночное время к воротам никого не подпускали. Странная это была война — болели за чужих, боялись своих. В поселениях под Сиппаром воинов Угбару встречали плодами и финиками. Рабы затаили дыхание — болтали, что Кир всем даст свободу и право выбора. Иди куда хочешь. Возвращайся на родину, оставайся в Вавилоне, здесь будь свободным. На царский дворец посматривали косо. Самые знатные путаны Вавилона находили сотни причин, чтобы отказаться от чести украсить собой пиршества Валтасара.
В назначенный день, ближе к вечеру, Нур-Син и Абу-Вади отправились во дворец. Абу-Вади, проведший предыдущую ночь вне дома Нур-Сина, был по-прежнему свеж и улыбчив. Первым делом Нур-Син поинтересовался, все ли готово, тот молча кивнул. Вход нашли? Тот кивнул еще раз.
У ворот их встретил Рибат и беспрепятственно провел на парадный двор, прямо к трем проходам, ведущим в тронный зал. Там на возвышение, на троне Навуходоносора, восседал Валтасар и наблюдал за представлением, устраиваемом придворными танцорками. Здесь же, в тронном зале, были выставлены столы, на них посуда, взятая из царского музея. Тускло горели свечи, воткнутые в приямки седмисвечников, стены были густо утыканы горящие факелы, тем не менее, с приходом ночи в зале воцарилась трепещущая, вгоняющая в робость темнота. Несуразно огромные подрагивающие тени проектировались на стены зала, видевшего торжество вавилонского оружия, ползающих побежденных царей, склонившихся князей земель иных и дальних. Здесь звучал голос Набополасара, Навуходоносора. Нериглиссар сидя на этом троне, объявил о походе в Тавр. Здесь зачитывались самые важные царские указы, здесь в праздничные дни разыгрывались угодные богам мистерии, повторяющие сцены создания мира. Здесь гремел хор, здесь слышали, как возвращавшиеся из похода воины ревели «Эллиль дал тебе величье. Что ж, чего ты ждешь!..»
Теперь здесь пили вино. В этом не было большой радости для присутствовавших. Угнетала мысль о завтрашнем дне. Варвары уже подошли под самые стены Вавилона. Валтасар был мрачен. Он неподвижно смотрел перед собой. Перед ним на столе стоял огромный золотой кубок. По знаку наследника виночерпий доливал в него сирийское вино, а два раба подносили сосуд Валтасару. Тот брал его двумя руками и прикладывался. Пил немного — видно, устал за эту неделю. Иногда царевич впадал в ярость и кричал.
— Почему темно? Огня!
Слуги уже не знали, куда втыкать факелы.
Нур-Сина и фокусника, одетого в обычный для атраванов наряд, он увидел сразу, вскинул руки, закричал.
— Сын благородного Набузардана! Рад видеть тебя. Ты привел угадывателя судьбы. Скажи, маг, ты умеешь угадывать судьбу?
— Я — нет, — склонившись, ответил Абу-Вади. — Я умею возжигать тот огонь, который породил мир и в пламени которого хранится знание обо всем на свете. О том, что было, что будет. Правда, если быть точным, этот огонь называется свет.
— Мне все равно, как он назывется! — махнул рукой Валтасар. — Вызывай его скорей! Пусть он осветит завтрашний день. Хотя… — царевич повесил голову, задумался.
Неожиданно он встрепенулся.
— Ладно, приступай!..
— Мне нужно подготовиться, государь. Позволь я пройду туда, — Абу-Вади указал на дальнюю, наиболее темную оконечность зала. Там на стенах терялись во мраке барельефы, описывающие деяния Мардука. Там факир и занялся приготовлениями. Нур-Син томился возле него.
Между тем по приказу Валтасара полуголые слуги развернули помост лицом к дальней стене, гости сгрудились позади трона. Никто не посмел вылезти вперед.
Абу-Вади раскрыл мешок и достал небольшую, отлитую из золота руку, пальцы на ней были сплавлены вместе.
Факир шепнул оцепеневшему Нур-Сину.
— Беги. Твой родственник ждет тебя во дворе у ворот, ведущих в висячие сады.
— Н-не могу, — также шепотом ответил хранитель музея. — Ноги не слушаются.
Факир придвинулся ближе. Нур-Син разглядел странный блеск в зрачках пропитанного мраком фокусника. Его глаза ясно выделялись на светлом бесформенном овале, когда-то называемом «лицо».
— Теперь слушаются?
— Да. Но не пойду. Ты кто?
— Я — гость. Пришел издалека, уйду в далеко. Что ж, смотри вавилонянин. Потом расскажешь тому, кто спросит.
— А кто спросит? — шепнул Нур-Син.
— Узнаешь.
Затем факир повернулся к трону, вскинул руки, заговорил тусклым бездушным голосом. С каждым мгновением голос крепчал, скоро басовито загудел, наконец Абу-Вади повернулся вправо, сделал несколько пасов, и в той стороне всплыла ярко светящаяся золотая рука. Она неторопливо развернулась. Когда сомкнутые пальцы оказались направленными в сторону толпы, раздался истошный женский визг, разом оборвавшийся.
Наступила тишина, угрюмая, беспросветная, под стать мраку, который все гуще скапливался в зале. Один за другим вдруг начали гаснуть факелы. Только золотая рука все также отчетливо высвечивалась на фоне вконец помрачившейся стены. Неожиданно снизу вверх, по стене побежали плящущие огоньки. Разделились на отдельные струйки, полыхнули ярче, слились в линии, и в следующее мгновение во мраке вспыхнула пламенная надпись, осветила зал.
— Скажи, маг — в тишине раздался спокойный громкий голос Валтасара. Что означает эта надпись?
— Государь, — громовым голосом ответил, теперь уже полностью укутанный во тьму факир. — Здесь сказано: исчислен, исчислен, взвешен и разделен. Горе тебе, Валтасар!
Вновь навалилась тишина, запечатала уста, придавила тягостным гнетущим ожиданием. Взгляды устремились на царевича. Тот ухватился за подлокотники, попытался встать. Справившись с секундной слабостью, встал, вздохнул и, лишившись рассудка, рухнул на пол.
С воплями и криками гости бросились к проемам, ведущим на парадный двор. На стенах завыли трубы, откуда-то из-под пола донесся глухой стук. Пол заходил ходуном.
Помертвелый Нур-Син вдруг обнаружил возле себя Хашдайю. Тот схватил родственника за рукав, потащил в сторону. Декум едва мог справиться с ознобом, оттого, может, его зубы при всякой попытке говорить, выбивали отчаянную дробь. Он тщетно гримасничал, пытался сжать скулы, но ничего не мог поделать с отскакивающей челюстью. Оттащив Нур-Сина, он повел его в сторону дома стражи, там спрятал от беды подальше. Действительно, ближе к полночи царевич пришел в себя, назначил расследование. Потребовал привести к нему мага, Нур-Сина, доставить всех, кто умышлял злое. Стража бросилась на поиски. Не обнаружив указанных злоумышленников, они начали хватать всех подряд.
Эта суматоха, казни, крики и вопли несчастных продолжалось недолго. На рассвете главные ворота дворца распахнулись, и на административный двор вбежали персидские воины. Скоро враги овладели всем комплексом. Тех, кто пытался оказать сопротивление, безжалостно убивали, тем, кто бросил оружие, сохранили жизнь. Друг царя Кира — тот самый босоногий парнишка, с которым Нур-Сину приходилось встречаться в Экбатанах, теперь повзрослевший, бородатый, в круглой тиаре, панцире, за спиной алый плащ, — отыскав Хашдайю, взял его в проводники. Тот провел знатного перса и сопровождавших его воинов в апартаменты царевича. Персидский акинак по самую рукоять вошел в брюхо Валтасара. Он даже не вскрикнул.
* * *Взгляд старика по-прежнему бродил по потолку. Какие письмена, знаки он видел в тот момент? Был месяц ташриту, двадцать пятый день. Прошло ровно двадцать лет с того момента, когда он выбрался из убежища, предоставленного ему Хашдайей, и под охраной двух рослых воинов отправился домой.
Город был цел и невредим, только кое-где вставали огромные черные дымы. Их было раз-два и обчелся. Солнце встало над Вавилоном, однако на улицах было пусто. На базарах все лавки были закрыты, только продавцы свежих лепешек и разносчики холодной воды кучковались по закоулкам. Один из них, осмелев, предложил товар чужакам. Воины охотно разобрали лепешки, начали посмеиваться. Когда же торговец почесал палец о палец — пора, мол, и расплатиться, — громко захохотали. Тут на площади появился офицер или знатный перс — кто их сразу разберет. Хохот стих, и после окрика начальника торговцу отдали положенное.
Плата представляла собой странного вида, тонкий округлый слиток золота. Нур-Син встречал такие в Лидии. Их называли монетами. Видно, персы неплохо подхарчились в Сардах, если расплачивались за лепешки золотом.
Нур-Син указал сопровождавшим его солдатам дорогу. Свернув за угол и вступив на прямую, как стрела улицу, ведущую к его дому, он замер, затем бегом бросился вперед. Мчался и не верил…
Домчался.
У порога хозяина встретил Шума. Был он немного не в себе, как, впрочем, и рабы, сгрудившиеся возле главных ворот и таскавшие воду во внутренний двор.
