Юзеф Крашевский - Король холопов
Краска покрыла ее красивое лицо. Казимир смотрел на нее с любопытством и вниманием.
– Я молча терпела, пока могла, – медленно продолжала Ядвига, – но дольше молчать считаю оскорбительным для достоинства вашего и моего. Казимир, слушавший с напряженным вниманием, взглянул на жену с тревогой и удивлением.
– Несколько дней тому назад, – проговорила королева, сделав над собой усилие, – человек, которому вы даровали жизнь и спасли от позорной казни, громогласно в многолюдном собрании хвастался тем, что знал меня девушкой и любил меня…
Бессовестный лжец уверял, что я отвечала ему тем же, мало того, этот нахал осмелился сказать, что после свадьбы я его принимала здесь, в замке в своих апартаментах…
Казимир вздрогнул, побледнел, сделал шаг назад. Он совершенно преобразился, и перед Ядвигой стоял не прежний равнодушно ко всему относящийся человек, а грозный монарх, оскорбленный в своем достоинстве.
– Выслушайте меня до конца, – говорила ободренная несколько королева. – Боркович часто бывал в доме моего отца; я была рада ему, как гостю, он льстил мне, подкупил прислугу, чтобы видеться со мной наедине. Я была молода, неопытна, а слуги мои были продажны… Проникнув с помощью подкупа в мою комнату, он во время беседы стянул насильно с моей руки подаренный мне вами перстень, Я виновата, что не подняла тогда крика и не потребовала, чтобы его наказали. Теперь же он показывает всем этот украденный перстень как якобы полученный от меня подарок.
– Бог мне свидетель, – прибавила королева, – что Боркович никогда не слышал от меня ни одного ласкового слова и не видел какого-либо внимания. Я его презираю. Этот дерзкий человек во время свадебных пиршеств проник в комнаты моей старой воспитательницы и осмелился перешагнуть порог моей комнаты. Я его тотчас же прогнала вон.
Ядвига замолкла, силы ей изменили. После некоторой паузы она продолжала слабым голосом:
– Говорю вам только одну правду, как перед Богом, и могу в этом поклясться. Я требую, чтобы вы заступились за меня и наказали этого человека, тем более… Что…
Она запнулась и лицо ее снова ярко вспыхнуло.
– Я надеюсь быть матерью, и на мне, ни на ребенке нашем не должно лежать ни малейшей тени подозрения!
Во время нескольких пауз, вызванных слабостью Ядвиги и отсутствием сил, король не проронил ни слова; он был бледен, и глаза его сверкали. Но трудно было определить, относится ли его гнев к обвиняемому или к мужественной неповинной женщине.
Королева робко на него взглянула и после короткой паузы произнесла:
– Вы можете убедиться в правдивости моих слов. Я поэтому не прогнала, а нарочно оставила старую Конрадову, которая во всем содействовала этому дерзкому человеку. Прикажите ее допросить, она сознается… Она вам скажет, что я не виновата. Дерзость этого человека дошла до того, что он требовал назначить ему тайное свидание, угрожая в случае отказа показать всем якобы полученный от меня перстень, – но я велела его выгнать. Я сказала вам все, а теперь поступите, как велит вам ваша совесть!
Сказав это, королева, стоявшая все время, пошатнулась и оглянулась назад, отыскивая стул; Казимир поспешил на помощь, подал ей руку и усадил ее в кресло, продолжая хранить упорное молчание.
– Человек этот должен погибнуть, – проговорил он, наконец разомкнув сжатые уста, – он умрет такой страшной смертью, что слух о ней дойдет и до десятого поколения, чтобы оно помнило и знало, как надо уважать королевскую честь.
Королева взглянула на Казимира и встретилась с его твердым, энергичным взором. Перед ней стоял неумолимый судья, и она чувствовала, что виновный не может рассчитывать на его сострадание.
– Я изложила вам всю правду, – прошептала она, – и ничего больше в свою защиту привести не могу…
– Вам совсем не нужно оправдываться! – проговорил король. – Я верю вашим словам. Они дышат искренностью и правдой. С вашей стороны нет никакой вины.
Говоря это, король в задумчивости отступил на несколько шагов.
– Клеветник погибнет позорной смертью – прибавил он. – Я ему простил убийство и насилия; его обвиняли в измене – я этому не поверил. Благодаря моему покровительству он возвысился, теперь же я его уничтожу, как ядовитую гадину.
Увидев, что королева побледнела и дрожит от волнения, Казимир приблизился к ней и, взяв ее за руку, начал ее успокаивать.
– Прошу вас ради вашего здоровья забыть о существовании этого негодяя. Считайте, что его уже нет на свете. Вы будете отомщены, как подобает королеве, на честь которой посягнули, и клеветник понесет достойное наказание.
Казимир ударил в ладоши, и на зов его явилась перепуганная Конрадова. Поручив ее заботам королеву, находившуюся в полуобморочном состоянии, и, стараясь вызвать на своем лице принужденную улыбку, он вышел из комнаты. Весь двор был в недоумении при виде короля, возвращавшегося в свои покои; выражение лица его было до того грозное, что страх обуял всех. Редко видели Казимира, умевшего владеть собою даже в наиболее критические моменты, таким взволнованным, а так как он возвращался от королевы, то догадывались, что между супругами произошло что-то необычайное, вызвавшее его гнев. Но никто не осмелился приблизиться к королю, лицо которого пылало гневом, а руки дрожали.
Проходя мимо приготовленных к дороге лошадей, Казимир сделал знак убрать их. Один лишь Кохан, увидев, что король отослал лошадей в конюшню и возвратился в свои покои, поспешил к нему, чтобы предложить ему переодеться.
Он нашел Казимира, сидящим в кресле, погруженным в глубокую задумчивость. Он никогда не видел его таким взволнованным; Казимир, заметив вошедшего Раву, в волнении поднялся с кресла, несколько раз прошелся по комнате и, сев на прежнее место, проговорил:
– Прикажи позвать сюда главного судью.
Обязанность эту в Кракове исполнял некий Николай Доливчик, прозванный в молодости Слепцом, потому что из-за близорукости постоянно жмурил глаза и близко присматривался к каждому предмету.
Это был человек холодный, хладнокровный, прекрасно знакомый с законами и всей душой преданный своему делу. У него не было ни жены, ни детей, он был чрезвычайно скуп, и всей целью его жизни было стать самым богатым в роде Доливов и прослыть ученым законоведом. Он не был ни добр, ни зол, а воплощал собой букву закона.
Самой своей наружностью он не возбуждал ничьей симпатии. Он никому не глядел прямо в глаза, ни с кем не дружил, никого не любил, вид чужих страданий не производил на него никакого впечатления. Все его боялись, потому что знали его строгие взгляды и неумолимость в деле применения закона, когда дело шло о наказании за преступление.
Николай Доливчик относился с большим уважением к королю, который был верховным судьей, и власть которого была выше всех законов, и всегда послушно исполнял все его приказания. Он был назначен судьей по совету ксендза Сухвилька, ценившего его за прекрасную память, ученость и безупречное поведение. Хотя он любил деньги, однако никто не смел даже подумать о том, чтобы его подкупить. Жизнь, которую он вел, вполне соответствовала его характеру. Он аккуратно являлся в назначенное время в суд, не позволял никому опаздывать, высижывал на суде до самого конца и все свободное время проводил дома над книгами. Никто его никогда не видел беседующим или пирующим, но зато он всегда был там, куда его призывали его судейские обязанности.
В замке как раз происходило заседание суда, когда доложили Доливчику, что король требует его немедленно к себе.
Такое приказание произвело магическое впечатление. Оно означало, что все надо немедленно оставить; он отложил дело, которое начал было разбирать, отпустил тяжущиеся стороны и поспешил в комнаты короля, который его встретил со следующими словами:
– Дело, которое предстоит к решению, касается моей чести, а вместе с тем чести королевства и короны! Лично сам я не решаюсь быть судьей в деле, в котором являюсь также заинтересованной стороной, но я должен!..
Глаза Казимира грозно сверкнули.
– Скажи мне, – продолжал он, – какое наказание заслуживает лжец и клеветник, который посягнул на честь и спокойствие своего повелителя, который хвастается…
Казимир не мог докончить, до того он был взволнован.
Судья стоял нахмуренный, внимательно слушая. Видя, что король не кончает, он проговорил сухим, авторитетным тоном:
– Оскорбление величества хотя бы только на словах, а не на деле – это оскорбление Господа Бога, так как король помазанник Божий, и всякий монарх является Его наместником на земле. Оно должно быть наказуемо смертью!
– Этого мало! – крикнул король, ударяя кулаком о стол.
– Род казни может назначить сам король, сообразно со степенью преступления, – продолжал судья Николай.
– Нельзя совершить более тяжкое преступление, чем этот негодяй! –произнес Казимир. – Я осыпал его милостями и неоднократно прощал его. Я его помиловал даже, когда он совершил убийство.
