Александр Майборода - Гостомысл
Даны взяли город точно таким же образом, без сражения, не потеряв ни одного человека.
Но, если немногочисленному войску Гостомысл а не удастся взять город налетом, то придется вернуться назад.
Поэтому брали немного. Запас пищи на несколько дней: хлеб, вареное мясо, вино. Все готовое — все равно некогда будет возиться с варевом.
Брали много оружия. Особенно стрел, чтобы в сражении не считать их.
Дружинники недоумевали странной подготовке. Но узнать о том, что происходит и куда князь собрался вести войско, было не у кого.
Стоум только хитро улыбался. А Медвежья лапа выглядел таким неприступным, что к нему боялись и подходить.
Пока укладывали припасы на корабли, солнце, опустившись к горизонту, покрылось багровой мутью, а затем и вовсе утонуло в серо-стальной мгле.
Тут же налетел буран. Он был жестким и твердым, словно из преисподней: острыми иглами колол лица до бесчувствия, а, лизнув кожу ледяным языком, оставлял мертвенно-бледный след.
Гостомысл, завернувшись в шерстяной плащ, наблюдал за погрузкой с причала, где он был беззащитен ветрам: вокруг него в дикой пляске кружились призрачные вихри. В надорванных ветром огнях факелов они сверкали драгоценными рубиновыми искрами.
Заметив на щеке Гостомысла белое пятно, Ратиша забеспокоился:
— Князь, ты совсем замерз, шел бы ты погреться.
— Нет! — сказал Гостомысл.
— Но тут и без тебя справятся, — сказал Ратиша.
— Я должен быть со своей дружиной, — сказал, едва шевеля замерзшими губами, Гостомысл.
— У тебя щека побелела. Обморозишься — болеть будет, --сказал Ратиша.
— Буду дожидаться конца погрузки. Погрузка скоро закончится, — разлепил губы Гостомысл.
«Упрямый!» — с восхищенным осуждением подумал Ратиша и, снимая с руки пуховую рукавицу, предложил:
— Давай, тогда, я тебе щеку потру.
— Я сам, — сказал Гостомысл и потер шелковистой рукавицей щеку.
— Надо сильнее тереть, — сказал Ратиша.
— Сам знаю, — сказал Гостомысл.
Пока растирал щеку, подошел Медвежья лапа и доложил, что погрузка завершена. Его лицо рдело перезрелым яблоком.
— А где дружинники? — спросил Гостомысл.
— Они спрятались от ветра в затишке за кораблями, — сказал Медвежья лапа.
— Хорошо, — сказал Гостомысл.
— Надо идти в тепло. Выспимся, а перед рассветом отправимся, — сказал Медвежья лапа.
— Только охрану тут оставь, — сказал Гостомысл.
Сильный порыв ветра рванул из его рук полы плаща. Гостомысл поежился.
— Оставлю, — сказал Медвежья лапа и окинул скептическим взглядом Гостомысла, — плащик-то не греет. Надел бы ты, князь, тулуп. А то так недолго и окочуриться.
— Надену, — проговорил Гостомысл, кутаясь в плащ. — Но не это меня беспокоит. Не слишком ли сильный ветер? Не помещает ли он нам?
Медвежья лапа покосился на снежные струи.
— Нам такой ветер только в радость. Он поможет нам незаметно подобраться к стенам города. Главное, чтобы только он оставался попутным.
— Да, — сказал Гостомысл.
— Пошли-ка, князь, домой, — предложил Медвежья лапа. — А то ты и так весь синий. Да и другие замерзли.
— Пошли, — сказал Гостомысл.
Медвежья лапа крикнул дружинникам, и они пошли в город.
Ратиша, видя, что Гостомысл продрог до костей, первым делом потянул его в горячую баню.
Гостомысл воспротивился.
— Не хочу я в баню. Я спать хочу.
— Нет, князь, ты на улице замерз, теперь тебе надо хорошо прогреться, — твердо настаивал на своем Ратиша. — А иначе ты к утру свалишься в горячке. Кто тогда поведет войско в поход?
Довод попал в цель. Гостомыслу показалось ужасным в самый ответственный момент оказаться не у дел, поэтому моментально согласился.
Ратиша пропарил в бане Гостомысла так, что тот светился внутренним янтарным светом, словно новая восковая свеча. После чего накормил ужином и отвел в спальню.
Уложив князя в постель, накрыл его одеялом и объявил:
— Позволь, князь, спать с тобой?
— Устраивайся, — сказал Гостомысл.
Глаза у него слипались, словно были намазаны медом.
— Сейчас, — сказал Ратиша и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с огромным овчинным тулупом на плече и подушкой в руке.
Застелив тулупом лавку около двери, он сел на лавку и проговорил:
— Знаешь, князь, что-то на сердце тревожно. Вся эта затея со стругами на полозьях никем еще не пробовалась, и выдержат ли струги, предназначенные для плавания в воде, поездку по твердому льду? Не развалятся ли? Неизвестно!
Гостомысл ничего не ответил, и Ратиша, думая, что он уснул, лег.
Однако через минуту Гостомысл заговорил:
— Знаешь, Ратиша, многие князья терпят поражение, но собирают снова дружины и заново начинают борьбу. Дружинники к ним идут, потому что князья им известны. А в моей дружине слишком мало старых воинов, — ушли они, не поверив молодому князю. Обидно это.
— Не унывай, князь. Мы и с молодыми справимся с данами, — сказал, приподняв голову и подложив под нее руку, Ратиша.
— Молодые воины отважны, смелы, но слишком мало у них боевого опыта, который ценится важнее всего. Потому что не только отвагой побеждает воин, но и в первую очередь воинской хитростью, — проговорил Гостомысл.
— Но осенью же мы побеждали данов. Победы осенью в малых стычках на воде приободрили дружину. И тогда у нас не было боярина Медвежьей лапы. А сейчас есть, — напомнил Ратиша.
— Побеждали. Но мы чуть сами не погибли, — сказал Гостомысл.
— Князь, но на войне всегда так — если не побеждаешь, то гибнешь, — сказал Ратиша.
Гостомысл снова не ответил и снова обронил через пару минут:
— Если нам не удастся захватить данов врасплох, то мы потерпим поражение. Это будет означать мою смерть.
— Почему же? Ты теперь родственник карельского князя. Он позволит тебе жить в Кореле столько, сколько тебе пожелается, — сказал Ратиша.
— Нет. Чтобы победить данов в городе, следует разбить их до того, как им придет помощь. Другого варианта нет. Потому что на помощь данам в городе придет настолько большой отряд, что ни наших сил, ни даже войска карелов не хватит, чтобы их одолеть, — сказал Гостомысл.
— Если не возьмем город сейчас, мы сможем потом с ними сражаться на море, — сказал Ратиша.
— Даны и на море сильные и храбрые воины. Не приходится сомневаться, что среди морских бродяг имеется слишком много жаждущих завоевать новые земли. Поэтому завоевание наших земель они начнут с нападения на Корелу. Кореле перед сильным флотом не устоять. Поэтому я должен победить сейчас или умереть. Без этой победы завтра для меня не будет, — сказал Гостомысл.
В комнате снова повисла тяжелая тишина.
Ратиша подумал, что в предстоящем сражении за город Гостомысл будет биться, не щадя своей жизни, при этом его легко могут убить; но чем это грозит ему — любимому другу князя?
В дружине Ратиша занимает высокое положение благодаря расположению Гостомысла. Другим князьям Ратиша, как воин, неизвестен. Поэтому в дружине другого князя Ратиша окажется на самой низкой ступени.
Таким образом, он не должен допустить гибели Гостомысла, чтобы ни произошло.
Ратиша прислушался — князь дышал почти неслышно, но не похоже было, чтобы он спал, и Ратиша подумал, что, скорее всего, Гостомысл, как и он сам, терзается сомнениями по поводу завтрашнего дня.
Глава 96
Всю ночь Ратишу мучили тяжкие мысли.
Утром, едва он смежил веки, послышался стук в дверь, и Ратиша почувствовал облегчение, — все, сомнения прочь!
Ратиша открыл глаза.
Гостомысл уже сидел на кровати, свесив ноги на пол, хмурый и усталый.
В комнату вошел слуга с большой чашей и кувшином. Через плечо перекинут белый рушник.
— Добро ли почивал, князь? — спросил слуга, ставя чашу перед князем.
Князь мотнул головой в сторону двери.
— А что там? — спросил он.
— Завтрак уже ждет, — сказал слуга и налил воду в чашу.
— Дурак, я о погоде на дворе, — беззлобно промолвил Гостомысл.
— Во дворе мороз и метель, — сказал слуга.
Гостомысл торопливо плеснул водой в лицо, слуга тут же подал ему рушник в руки.
Наскоро вытерев лицо и руки, Гостомысл ухватился за одежду. Ратиша помог ему одеться, накинул кольчугу, повесил меч, и через несколько минут они были в столовой.
Длинный стол был накрыт словно на пир, — мясо, рыба, каши. Вдоль стола сидели дружинники. Все до единого.
Но это был не пир, — вина и медовухи не было, как не было и веселья.
Гостомысл устроил общее застолье по совету Стоума, который посоветовал молодому князю, перед тем, как отправиться в поход, накрыть богатый стол для дружинников, чтобы их приободрить.
Завтрак был недолгий: как только все сели за столы и утолили первый голод, в горницу вошли волхвы.
