Станислав Федотов - Возвращение Амура
Все ждали торжественных проводов генерал-губернаторской экспедиции, назначенных на три часа пополудни.
Разумеется, здесь были и буряты со своими тайшами. Они перед этим сопроводили генеральский поезд до гостинички, в которой временно, до отправки, разместились основные участники, а затем последовали за бричкой, отвезшей Муравьева и Струве на пристань: генерал-губернатор и начальник экспедиции намеревались предварительно обследовать те средства, на которых им предстояло плыть.
Конечно, это следовало сделать гораздо раньше, но у главного начальника края на то не было времени, а Струве, занимаясь свалившимися вдруг на него заботами, просто не успел.
Однопалубные лодки-павозки, громоздкие и неуклюжие, строившиеся с осени и стоившие губернской казне немалых денег, вызвали у генерал-губернатора большое неудовольствие. В сопровождении начальника местной «верфи» он обошел, а вернее – обежал, двигаясь спорым и легким шагом, все три весьма непривлекательных деревянных сооружения, поставленные каждый у своего причала; осмотрел каюты и общие помещения, размещение грузов, рабочие места для гребцов, даже проверил парусное оснащение, хотя, по собственному признанию, ничего в этом не понимал.
После осмотра сказал главному «судостроителю»:
– Выпороть бы тебя за такую работу, но погожу – посмотрю, каковы эти уроды будут в деле. Ежели плохи – держись за штаны: пощады не будет.
По возвращении в гостиничку генерал сел за стол – написать последние письма, чтобы отправить их с Чайковским. Пользуясь выпавшим свободным временем, он их обдумывал всю дорогу до Качуга. Письма предназначались неприятным для Муравьева людям, но были, по его глубокому убеждению, крайне необходимы, поскольку снова и снова касались самого насущного для него вопроса – выхода на Амур.
В первом он, зная о новом посольстве в Китай, просил Нессельроде обязать пристава этой миссии писать ему, генерал-губернатору, обо всем, что делается в Поднебесной империи, и ничего нового в сношениях с китайским правительством не предпринимать, пока не решится главный вопрос – по Амуру.
Второе – министру финансов Вронченко – вновь напоминало, что кяхтинская торговля клонится к упадку (по причине более дешевой доставки англичанами морем в Европу традиционных китайских товаров), и надо искать новые торговые направления, уходя от извечной российской неподвижности к новым предприятиям.
Под «новыми направлениями» и «новыми предприятиями» Муравьев, естественно, разумел освоение Амура.
Конечно, Николай Николаевич был почти уверен, что и канцлер, и министр оставят его просьбы без внимания, более того, могут поступить совсем наоборот, но сказать свое слово он считал для себя обязательным.
Струве между тем как начальник экспедиции занимался распределением по лодкам участников похода. На первой – генерал с супругой и Элиза Христиани, а также штабс-капитан Вагранов в качестве старшего адъютанта, камердинер Василий и повар с помощником. На этом павозке устроена была столовая для завтрака и обеда основных членов экспедиции. На втором должны разместиться Струве, Енгалычев и Штубендорф, а также казаки охраны с урядником Аникеем Черныхом. Кроме того, на первый и второй были назначены по пять солдат в помощь гребцам. На третьем, самом большом, обосновались остальные двадцать нижних чинов.
Проводы прошли быстро и слаженно. Все погрузились на свои павозки. Священник благословил экспедицию в лице генерал-губернатора. Купцы преподнесли «на дорожку» несколько корзин со снедью – на каждый павозок, как тут же указал Муравьев, без различия содержимого, крестьяне – по большому мешку жареных кедровых орехов, «чтобы скучно не было», генерал поблагодарил всех, и на этом торжество закончилось. Под крики «ура» остающихся павозки отчалили один за другим на веслах, на стрежне подняли паруса и быстро стали удаляться.
Первая в истории Восточной Сибири экспедиция генерал-губернатора в Камчатку началась.
Глава 17
Вогул в компании Гурана и Хрипатого сидел на кухне в просторной избе, пил самогон, сосредоточенно закусывая солеными груздями, сдобренными нарезанным кольцами репчатым луком и кедровым маслом. На столе стояли плошки с вареной рассыпчатой картошкой, квашеной капустой, бледно-фиолетовой от добавленной свеклы, мятыми, бочковой засолки, огурцами, но все участники застолья налегали на грибы – уж очень вкусны были крепкие мясистые сероватые кружочки в коричневых потеках ароматного масла.
Гуран, кряжистый бородатый мужик с лысой, как колено, головой, разлил по стаканам коричневато-зеленую жидкость – самогон был настоян на травах и кедровых орешках с добавлением отвара багульника – и взялся за свой:
– Ну и где ж он, твой дружок-начальник? Штоф кончатся, а его не видать.
И, словно в ответ на его упрек, в дверь постучали условным стуком: три быстрых двойных и три медленных коротких.
– Легок на помине, – буркнул Хрипатый.
– Цыц! – сказал Вогул и поднялся, чтобы откинуть толстый железный крюк.
Вошел Анри. Быстрым взглядом он окинул застолье и снял шляпу.
– Здравствуйте, господа. – «Господа» Гуран и Хрипатый, переглянувшись, привстали и кивнули. Вогул обменялся с другом рукопожатием.
– Ты припоздал, брат, – сказал он с легким укором.
– Это твой Машаров сильно припоздал, – сердито сказал Анри, усаживаясь на свободный табурет и наливая себе стакан самогона. Вогул вернулся на свое место. – Вернее, его человек, с которым ты меня свел. Мы из-за него опоздали на целый день! Он, видите ли, застрял на том берегу Ангары! Правда, зато имеем маршрут, по которому нам будет содействие, и есть хорошие шансы перехватить на Охотском тракте караван Муравьева.
– На Охотском?! – присвистнул Гуран. – Ради простого перехвата переться такую даль через тайгу и горы?!
– А что делать, если до самого Качуга нет места для засады?! – раздраженно воскликнул Анри и залпом выпил самогон. Этот был покрепче, чем у Никиты Федоровича. У Анри перехватило дыхание, из глаз брызнули слезы, руки заметались над столом, ища и не находя, чем бы заткнуть или залить огонь, полыхнувший во рту и в горле. Вогул подхватил на ложку крупный груздь и метнул его другу в разинутый рот, как кочегар уголь в топку. Рот захлопнулся, и Анри сосредоточенно принялся жевать.
Гуран и Хрипатый с большим интересом отследили все произошедшее, подняли свои стаканы и медленно, небольшими глотками, выцедили в себя содержимое. Заели грибками. После чего Гуран сказал:
– Есть места глухие много ближе. Раза в два, а то и три. И для засады очен-но подходяшшие. Однако спервоначалу нарисуй, как иттить задумывал.
Анри вынул из кармана сюртука и, отодвинув штофы и плошки, развернул на столе карту.
– Вот, смотрите: через Байкал на баркасе, потом, – вел пальцем Анри, – до озера Малого Еравного верхами. Лошадей приготовят и примут от нас люди Машарова. Потом по Холою и Витиму на лодках до Каренги, там перевалим на Олекму и по Олекме – до Дикимди. От Дикимди опять на лошадях до Амги, а по ней дойдем на лодках до Охотского тракта. Самый долгий путь – по Амге. Говорят, порогов на ней много, зато быстра. Да и пороги сейчас, весной, половодьем прикрыты. Лодки, где надо, нам обеспечат. Как и лошадей.
– Это ладно, – сказал Гуран. – Однако глянь сюды. – Неожиданно для Анри и Вогула Гуран легко разбирался в карте. – Вишь, на пути от Дикимди до Амги, как раз посередке, речка. Туолба называтся, в Лену текет. А чуток ниже по Лене на сотню с лишком верст по правому берегу стоят Ленские Столбы.
– Столбы? – удивился Анри. – Я знаю: в Красноярске есть столбы. Такие отдельные скалы, очень высокие.
– Про красноярских не могу ничего сказать – не бывал, не видал. А Ленские – высоченные! Дух захватыват! И стоят они не в отдельности, а больше кучкуются. Вот тамока засаде самое место.
– Ничего себе место, – подал голос Вогул, до того сидевший как бы на отшибе и поклевывавший закуску. – Где ж их поймаешь на сотне верст?
– А их и ловить не надо, – хищно оскалился Гуран. – Сами в нужное место придут.
– Это еще почему?! – взъелся Вогул.
– А потому! Как увидите, так и поймете, ежели, конешно, примаете мой расклад.
Вогул взглянул на побратима. Тот согласно кивнул.
2Павозки плыли по широко разлившейся Лене, прижимаясь к высокому берегу – там было меньше опасности наткнуться на мели, которые во множестве образовались на месте затопленных паводком низменных островов.
Шли в основном под парусами, но приходилось пользоваться и веслами – для выправления курса или при потере ветра. Ветер устойчиво дул с юго-запада, «самое то», как сказал шкипер первого, командирского, павозка, однако при каждом повороте русла реки на северо-запад высокий левый берег вставал заслоном, и паруса опадали до следующего поворота.
