Бен Кейн - Ганнибал. Враг Рима
— Суни?!
Глаза юноши открылись.
— Это ты, Аврелия?
— Да, я.
Метнувшись внутрь, она стала на колени рядом с ним.
— Ох, Суниатон! — снова вскрикнула она, стараясь не разрыдаться.
— У тебя нет воды?
— Еще лучше — есть вино!
Аврелия выбежала наружу и вскоре вернулась со своими припасами. Аккуратно помогла Суниатону сесть и сделать пару глотков.
— Так уже лучше, — сообщил Суниатон. Его щеки слегка порозовели, он открыл глаза и тут же уставился на принесенный Аврелией мешок.
Довольная тем, что он приходит в себя, девушка выложила ему немного хлеба и сыра.
— Ешь понемногу, — предупредила она. — Твой желудок сейчас не справится с большим количеством еды.
Откинувшись на хлипкую стену домика, она молча наблюдала, как юноша набросился на пищу.
— Почему ты не ушел после моего последнего посещения?
Суниатон перестал жевать.
— Ушел, на следующий же день. Прошел полмили по дороге, споткнулся о корень дерева и неловко упал. От этого у меня разошлись только что затянувшиеся раны. Я не мог пройти и десяти шагов, чтобы не закричать от боли. И речи быть не могло о том, чтобы я хоть как-то дошел до Капуи или до побережья. Смог только ползком вернуться в хижину. Еда кончилась больше недели назад, а через два дня и вода. — Он кивнул на отверстие в крыше. — Если бы не снег, который сюда падал, я бы уже умер от жажды. — Карфагенянин слабо улыбнулся. — Не сразу, но боги ответили на мои молитвы.
Аврелия сжала его руку.
— Ответили. Что-то подсказало мне, что надо сюда прийти. Очевидно, причиной тому был ты.
— Но я не смогу здесь остаться! — в отчаянии крикнул Суниатон. — Один хороший снегопад, и крыша не выдержит.
— Не бойся! — воскликнула Аврелия. — Мой конь вынесет и двоих.
Суниатон с тоской поглядел на нее.
— Куда? Моя нога еще несколько месяцев будет заживать, если это вообще случится.
— Мы отправимся прямо к нам в дом, — гордо ответила Аврелия. — Я скажу матери и Агесандру, что нашла тебя потерявшимся в лесу. Не могу же я оставить тебя здесь умирать.
— Он может вспомнить меня, — испуганно возразил Суниатон.
Аврелия сжала его руку.
— Не вспомнит. Ты выглядишь ужасно. Совершенно не так, как в тот день в Капуе.
Суниатон нахмурился.
— Но совершенно очевидно, что я беглый раб.
— Нет никакого способа узнать, кто ты такой! — тут же возразила Аврелия. — Прикинешься немым.
— Получится ли? — с сомнением спросил Суниатон.
— Обязательно! — уверенно заявила Аврелия. — А когда поправишься, сможешь уйти.
В глазах Суниатона загорелась искорка надежды.
— Если ты в этом уверена… — прошептал он.
— У нас все получится, — ответила Аврелия, похлопав его по руке. В глубине души же она была объята ужасом.
«Но разве у нас есть выбор?» — кричал ее рассудок.
Прошло больше двух недель. Квинт шатался по лагерю вместе с Калатином и Цинцием. Семь дней назад настроение консула намного улучшилось, ибо прибыл Тиберий Семпроний Лонг, второй консул. Его армия, состоявшая из двух легионов и более десяти тысяч социев, пехоты и кавалерии, довела общую численность войска римлян почти до сорока тысяч воинов.
Со всей неизбежностью ноги привели троих товарищей к главному шатру лагеря, где расположились командующие. Пока что было мало известно о том, что планирует предпринять против Ганнибала Лонг, принявший командование над силами Республики.
— Его воодушевило то, что произошло вчера, — заявил Калатин. — Наша кавалерия и велиты задали гуггам трепку, которую они не скоро забудут.
— Глупые ублюдки поняли, что их ждет! — добавил Цинций. — Галлы должны были стать их союзниками. Если гугги принялись грабить окрестные поселения, естественно, галлы обратились за помощью к нам.
— Враг понес тяжелые потери, — согласился Квинт. — Но я не думаю, что это безоговорочная победа, такая, о которой говорит Лонг.
Оба приятеля изумленно на него уставились.
— Подумайте сами, — продолжал Квинт, говоря то же самое, что сказал ему отец, когда он восторгался результатами стычки. — У нас с самого начала было преимущество, но все сразу поменялось, когда на место прибыл Ганнибал. Карфагеняне стали держаться куда лучше, так ведь?
— И что? — возразил Цинций. — Они потеряли втрое больше воинов, чем мы!
— Разве ты не доволен тем, что мы наконец начали их одолевать? — требовательно спросил Калатин.
— Безусловно, доволен, — ни минуты не сомневаясь, ответил Квинт. — Но мы не должны недооценивать Ганнибала, вот и все.
Цинций презрительно фыркнул.
— Лонг — опытный военачальник. По мне, так любой командир, который способен провести своих воинов маршем больше тысячи миль менее чем за шесть недель, доказал свое умение руководить людьми.
— Ты видел Лонга пару раз с тех пор, как тот прибыл. Он исполнен сил, — добавил Калатин, — и рвется в бой.
— Тут ты прав, — после минутного размышления ответил Квинт. — Нас лучше кормят, чем карфагенян. Мы лучше вооружены. И числом мы теперь поболее их.
— Нужна лишь подходящая возможность, — заявил Цинций.
— И она представится! — с жаром добавил Калатин. — В последнее время все знамения благоприятны.
Квинт ухмыльнулся. Невозможно было не воодушевиться словами его друзей и переменами в их судьбе. Но, как всегда, при мыслях о врагах перед ним возник образ Ганнона. Юноша попытался выбросить этот образ из головы.
Идет война.
Дружбе с карфагенянином более нет места в его сердце.
Прошло несколько дней, и погода сильно испортилась. С севера непрерывно дул пронизывающий ветер, неся с собой тяжелые тучи, а с ними пришли снегопады и холод. В сочетании с короткими днями это делало жизнь невыносимой. Ганнон редко виделся с отцом и братьями. Воины Карфагена прятались по палаткам, дрожа от холода и пытаясь согреться. Просто выйти наружу по нужде означало либо промокнуть насквозь, либо промерзнуть до костей.
И Ганнона ошеломила новость, с которой пришел к нему среди дня Сафон.
— Известие от Ганнибала! — прошептал он. — Выступаем этим вечером!
— В такую погоду? — изумленно спросил Ганнон. — Ты с ума сошел?
— Возможно, — с ухмылкой ответил Сафон. — Если и так, то заодно с Ганнибалом. Он приказал возглавить нас самому Магону.
— Тебя и Бостара?
Сафон мрачно кивнул.
— С подкреплением из пяти сотен застрельщиков и тысячи нумидийских кавалеристов.
Ганнон улыбнулся, чтобы скрыть охватившее его разочарование. На этот раз он остался в стороне.
— Куда идете?
— Пока мы прятались в палатках, Ганнибал разведал все вокруг. Нашел небольшую речку, пересекающую равнину, — принялся рассказывать Сафон. — По обе стороны — крутые берега, сильно заросшие лесом. Мы будем ждать там, пока не представится возможность — если она представится — напасть на римлян с тыла.
— Почему Ганнибал думает, что они решатся перейти реку?
Сафон жестко улыбнулся:
— Он собирается подбить их на это.
— Значит, снова нумидийцы, — догадался Ганнон.
— Ты понял. Они нападут на вражеский лагерь на рассвете. Ужалят и отойдут, а потом повторят набеги снова и снова. Сам знаешь, как хорошо это у них получается.
— Но заставит ли это римлян вывести из лагеря все войско?
— Посмотрим.
— Жаль, что меня не выбрали, — решился наконец признаться в своих потаенных мыслях Ганнон.
Сафон усмехнулся.
— Не торопись делать выводы. Вся эта затея может оказаться долгой и бесполезной тратой времени. Пока я и Бостар будем морозить яйца по оврагам, ты и остальные будете тут, под теплыми одеялами. А если битва начнется, как мы ожидаем, неужели ты ее пропустишь? Сражаться придется всем!
На лице Ганнона медленно расползлась ухмылка.
— Это точно.
— Встретимся посреди строя римлян! — убежденно заявил Сафон. — Только подумай, как будет здорово.
Ганнон кивнул. Это была заманчивая перспектива.
— Да хранят боги вас обоих, — проговорил он и подумал, что надо пойти и попрощаться с Бостаром.
— И тебя, младший! — ответил Сафон, протянув руку и взъерошив ему волосы так, как не делал уже давно.
Квинт видел сладкий сон, где был рядом с Элирой, когда почувствовал, что его кто-то трясет за плечо. Юноша решил, что он не будет на это обращать внимания, но теперь его куда сильнее и настойчивее толкнули в бок. Он раздраженно открыл глаза, но увидел вовсе не Элиру, а Калатина, присевшего рядом. Прежде чем Квинт успел выругаться, услышал звуки рожков, трубящих тревогу. Резко сел.
— Что происходит?
— Передовые посты за границей лагеря атакованы. Вставай!
Дремота окончательно оставила Квинта.
— А?.. А сколько времени?
— Только что рассвело. Часовые начали кричать, когда я был в уборной. — Калатин сморщился. — Понос замучил, знаешь ли.
