Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО
Для того чтобы другим ехать вообще не захотелось, Брежнев нашел спасительное решение. Нет, не отмену национальной дискриминации, а нечто гораздо более простое, отвечающее менталитету его ареопага: «Почему не дать евреям маленький театрик на 500 мест, эстрадный еврейский, который работает под нашей цензурой, и репертуар под нашим надзором. И пусть тетя Соня поет там свадебные песни»[56]. Не стабильный «театрик», а кочующие музыкальные коллективы на идиш вскоре создали, и тети Сони пели там свадебные песни (поют до сих пор), но поток желающих уехать из страны, где евреи стали ощущать себя людьми десятого сорта, не иссякал.
С требованием выпустить их стали все чаще и чаще обращаться представители научной, технической, культурной элиты, составившей основной костяк «отказников». Прогнившей, маразмирующей системе бороться с этим «девятым валом» становилось все труднее, а найти простейший, цивилизованный, демократичный выход из положения – устранить первопричину массового бегства – она не могла. Это с очевидностью вытекает из беспомощной «справки», составленной для Брежнева Пятым главным управлением КГБ от 12 декабря 1976 года: в справке предлагалось разработать новые, более совершенные, меры по «борьбе» с еврейским национальным самосознанием, а не с причинами, вызвавшими его к жизни и обострившими до предела одну из самых больных проблем советской действительности[57].
История создания Еврейского Антифашистского Комитета в 1941 году рассказана выше. Сорок два года спустя та же идея была реанимирована в других условиях, но совсем не с теми задачами, которые стояли тогда перед Сталиным. Его же (первоначальные – не финальные) замыслы конца сороковых годов предстали теперь во всей своей обнаженности, уже без декоративного флера. Как все, что стало делаться после него, но по его же лекалам, – в окарикатуренном виде.
29 марта 1983 года секретариат ЦК (протокол № 101), «по предложению Отдела пропаганды ЦК КПСС и МГБ СССР», создал «Антисионистский комитет советской общественности» (АКСО), выделив для этого огромные деньги и включив сотрудников комитета в свою номенклатуру. Главой (декоративным) комитета был назначен генерал-полковник, дважды Герой Советского Союза – Давид Драгунский (в 1948 году он горячо приветствовал создание Израиля и выражал желание отправиться туда, чтобы сражаться за его свободу и независимость[58]), а реальным руководителем – профессор-юрист Самуил Зивс, кадровый аппаратчик, тесно связанный с Лубянкой. Об этом прямо говорится в «совершенно секретном» постановлении секретариата ЦК, которым руководство АКСО обязывалось «все планы работы разрабатывать совместно с КГБ СССР».
Если перед ЕАК стояла конъюнктурная, временная, но хотя бы внешне благопристойная задача стремиться к контактам и даже к единению с евреями во всем мире, то перед АКСО изначально поставили задачу прямо противоположную. Он должен был не сплачивать, а раскалывать, клеймить, осуждать. Если ЕАК объединил вокруг себя все лучшие силы еврейской советской культуры, то вокруг АКСО вились только мобилизованные Лубянкой подонки – грязная «еврейская» пена, услужливо травившая каждого, кто пытался вырваться из дискриминационных клещей.
Наличие еврейских выродков – шавок, стремящихся перещеголять своими антисемитскими укусами великодержавных хищников, – отнюдь не новость, но в брежневско-андроповскую эпоху это агонизирующее явление измельчало и обнищало.
На этом поприще теперь подвизались уже не зловещий Заславский, не холеный циник Хавинсон, не академики и профессора, а главным образом такие, как графоманствующий драматург Цезарь Солодарь или ничтожный журналист Виктор Магидсон, тексты которых, запестревшие в прессе, отличались визгливой истеричностью в обличении «сионистов», надрывным пафосом, подчеркнуто выраженным «советским патриотизмом» и почти полным отсутствием хоть какого-то позитива по отношению к братьям-евреям.
Забавным штрихом, дополняющим абсурд всей этой «антисионистской» возни, являются этнические корни главного ее воротилы: мать председателя КГБ Юрия Андропова – Евгения Карловна Файнштейн[59] – имела более чем близкое отношение к тем, против кого ведомство ее сына так свирепо сражалось. «Даже дилетант в физиогномике, – напоминает близкий сотрудник Андропова – Вячеслав Кеворков, работавший под крышей корреспондета ТАСС одним из лубянских резидентов в ФРГ и Австрии, – заподозрил бы его в семитском происхождении»[60].
С начала семидесятых годов и до самого прихода к власти Горбачева еврейская тема остается одной из ведущих в советской пропаганде. Теперь евреи уже не обвиняются скопом, все до единого, в сионистском заговоре, но зато все они оказываются потенциальными предателями, способными в любую минуту бросить отечество, которому обязаны всем, и уехать в поисках более богатой жизни: другие мотивы отъезда не берутся в расчет.
Евреев снова не берут на работу, уже не скрывая причины: да, помехой действительно «пятый пункт», но это вовсе не значит, что – антисемитизм. Очередной парадокс? Циничная демагогия? Ничуть не бывало: «Зачем нам нужен работник, который завтра объявит, что покидает любимую родину, и мы не сможем этому помешать?»
Меняются, как видим, мотивировки дискриминации, слегка «уточняется» терминология, смягчаются санкции (за проявленный «национализм» уже не грозят массовые репрессии, вместо ареста – отторжение от общества, клеймо человека, который все время должен в чем-то оправдываться), но все равно остаются неизменными – агрессия системы, обращенная против одной-единствснной этнической группы, унижение и оскорбление, которым она подвергается (группа в целом и каждый ее член в отдельности), игра на устойчивых, низменных и тупых страстях, генетически присущих некоторой части населения и искусственно подогреваемых представителями этой же «части», которые дорвались до известных высот.
Других (не будем брать в расчет нетипичные исключения) на верхах этой власти не было никогда. Других она не возвышала. Другим не доверяла.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Костырченко Г. В плену у красного фараона. С. 358.
2. Вечерняя Москва. 1991.28 июня. Совсем курьезный вариант этой версии дает А. Д. Сахаров: Ив Фарж «выразил желание встретиться с подследственными врачами и, когда встреча состоялась, спросил, хорошо ли с ними обращаются. Они, естественно, ответили, что очень хорошо, но один из них незаметно оттянул рукав и молча показал Иву Фаржу следы истязаний. Тот, потрясенный, бросился к Сталину. Повидимому, Сталин отдал приказ не выпускать слишком любопытного из СССР» (Сахаров Андрей. Воспоминания. Нью-Йорк, 1990. С. 216). Не говоря уже о прочих несоответствиях, отметим лишь, что Фарж в конце марта 1953 года мог броситься к Сталину разве что в мавзолей.
3. Шейнис З. Провокация века. С. 127-128.
4. Берия: конец карьеры. М., 1991. С. 340-341. Изложение этой запутанной, до конца не проясненной и по сей день, истории дается по материалам дела Берии (1953 год). Никакой другой причины убийства Ива Фаржа не существует. Судя по тому, как упорно, даже на тайном следствии, уклонялись от выяснения деталей «операции», на самом суде не касались ее вовсе, а впоследствии ни в одной из многочисленных разоблачительных публикаций о ней нет ни слова, можно прийти к выводу: в раскрытии загадки Шавдии, к которой, по несчастью, оказался причастен Ив Фарж, не были почему-то заинтересованы лица, остававшиеся на вершине власти и после падения Берии.
5. Архив Главной военной прокуратуры. Наблюдательное производство по делу № 62556. Т. 4. Л. 115. 140, 144.
6. Там же. Л. 172,200.
7. Коммунист. 1953. № 2.
8. Аргументы и факты. 1993. № 15. С. 7.
9. Столяров К. Голгофа. М., 1991. С. 201.
10. Берия. Конец карьеры. С. 340.
11. ЦХСД. Ф. 89. Оп. 18. Д. 24. Л. 171 и 175.
В одной из «справок», в частности, было указано, что академик Ландау «группирует вокруг себя антисоветски настроенных лиц еврейской национальности». Без этого специфического уточнения информация о каком бы то ни было антисоветизме никакого впечатления на высшее партийное руководство не производила.
12. ЦХСД. Ф. 5. Оп. 17. Д. 486. Л. 263.
По мнению профессора Р. Ганелина, и после смерти Сталина – до конца марта – К. Симонов и А. Фадеев продолжали «гнуть свое» в еврейском вопросе, оказавшись жертвами дезинформации, запущенной родственницей Г. Маленкова – Антониной Коптяевой. Именно через нее, считает профессор, в недрах Союза писателей был распущен слух, что Сталин еще как-то сдерживал справедливые порывы своих соратников, а уж теперь-то евреям не поздоровится. Отсюда и написанная Симоновым, как главным редактором, – передовая «Литературной газеты» от 19 марта, с очевидным антисемитским душком; особо досталось в этой передовой, не названному по имени, Василию Гроссману. Отсюда же и опубликованный в номере за 28 марта доклад Фадеева на заседании президиума правления СП СССР: «Мы с честью провели борьбу с идеологией космополитизма, ведем и будем вести ее дальше. ‹…› Мы сталкивались и сталкиваемся с еврейским буржуазным национализмом». Не успели вовремя перестроиться, боялись пойти не в ногу, хотели, как лучше… См.: Петербургский Еврейский университет. Серия «Труды по иудаике». Вып. 3. СПб., 1995.
