Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
— Генерально пойдешь к Решту. Там у персов укрепления слабые. Овладеешь крепостью, осмотрись, закрепись. По весне двинем войска на Баку, там и кончим войну с шахом…
На Балтике боевые пушечные канонады сменились салютами корабельных орудий при появлении на Котлинском рейде царского штандарта или кайзер-флага генерал-адмирала. Апраксин без устали сновал между Котлином и Адмиралтейством, Петербургом и верфями на Ладоге. На взморье сооружалась мощная крепость, росли форты вокруг Котлина. Со стапелей сходили корабли, закладывались новые. Всюду на верфи Апраксин брал с собой нового главного кораблестроителя, обер-сарваера Михаила Собакина, старинного знакомца по Плещееву озеру. Часто заглядывали к нему в гости Скляев, Гаврила Меншиков, Сенявины…
Неуемная страсть Петра к морю обременила новыми заботами. Еще в Каспийском походе император обронил фразу:
— Отсель, слыхал я, к Индии путь долгий, через хребты неодолимые, и пешком там не пройдешь. Нам бы морем Индии достигнуть, торговлю с ней почать, к выгоде державы.
Теперь Петр загорелся идеей послать экспедицию в Индийский океан, к Мадагаскару. Апраксин присмотрел корабли, Петр определил начальника, принятого на службу шведа, вице-адмирала Даниила Вильстера.
Весной Апраксин подписал указ: «Е. И. В. указал в известную экспедицию корабли «Девоншир», «Эсперанс» и гукор «Кроншлот» приуготовить вооружением и нагрузкою, как скоро возможно…»
Экспедиция готовилась скрытно, а на Котлинском рейде Балтийский флот чествовал «дедушку русского флота», ботик, привезенный из Москвы. Распоряжался парадом Апраксин.
Августа 11-го, года 1723 между Котлином и Кроншлотом дугой выстроилась эскадра из боевых кораблей Балтийского флота. Только что прошел небольшой дождь, небо прояснилось, солнечные лучи озарили рейд. Свежий ветер с залива посвистывал в вантах, на которых в парадной форме стояли матросы, трепетали на стеньгах флажки расцвечивания.
Заиграли трубы, загремели литавры, раздалась барабанная дробь. От стенки военной гавани отошел караван из трех шлюпок, которые сопровождали ботик к эскадре кораблей. В ботике разместились: генерал-адмирал Апраксин, справа на почетном месте, адмирал Петр I — на руле, вице-адмирал Меншиков стоял на носу за лоцмана, на веслах сидели четыре адмирала во главе с Сенявиным. Замерли в торжественном строю прихорошенные корабли эскадры. Апраксин бросал придирчивые взгляды на них, улыбался краешком губ. Каждый салютовал пушками, бил поход, приспускал флаг при прохождении ботика. Матросы на вантах громогласным «Ура!» приветствовали «дедушку русского флота». Салютом трех тысяч пушечных выстрелов сопровождали боевые «внуки» старого «деда», пока он обходил весь строй эскадры…
После на кораблях и на берегу в больших палатках начался праздничный пир в честь виновника торжества. В царской палатке, рядом с Петром и Екатериной, сидел Апраксин, другие флагманы, корабельных дел мастера, иноземные послы.
Петр встал, поднял бокал, протянул руку к открытой шторе:
— Смотрите, как дедушку ноне внучата веселят и поздравляют! Здравствуй, дедушка! Потомки твои по рекам и морям плавают и чудеса творят; время покажет, явятся ли они перед Стамбулом!
В ответ грянуло дружное «Виват!».
Все чаще штормила Балтика, напоминая о наступившей осени. Флот уходил на зимние стоянки, подбирал и снимал паруса, разоружал мачты. В Ревеле день и ночь готовили корабли к походу на Мадагаскар. Прежние корабли оказались ветхими, их заменили.
Апраксин, докладывая Петру, качал головой, думал, «авось повременит с походом».
— Государь, зима на носу, на Балтике шторма бушуют.
— Не плачься, адмирал, — протянул ему бумагу. — Вычитай мою грамоту.
— «Грамота королю мадагаскарскому, 1723 год ноябрь 9, — читал вслух Апраксин, — Божьей милостью Мы Петр I Император и самодержец всероссийский…»
В середине декабря на рейде Рогервика, в 30 милях от Ревеля, Апраксин провожал в дальний вояж «Амстердам» и «Декронде». 20 декабря в 4 часа пополуночи на «Амстердаме» дважды ударила пушка. Корабли пошли в поход, ветер был зюйд-ост…
Из донесения командира Ревельского порта Апраксину: «8 января пополудни в 4-м часу прибыли паки к Ревельскому порту. «Амстердам» весьма течь имеет и в великие штормы за тою течью быть на море невозможно».
Корабли на траверзе Либавы прихватил жестокий шторм. У «Амстердама» разошлась обшивка в носу, воду качали всеми насосами, а она прибывала. Вильстер повернул обратно, подошел к берегу, начал ремонт: фрегат накренили, чтобы оголить днище, и опять беда, не рассчитали балласт для крена, и корабль повалился на бок, лег бортом на мелководье.
Получив доклад, Петр страшно гневался, хотел послать другой корабль. Потом согласился с мнением генерал-адмирала. Апраксин облегченно вздохнул, срочно послал эстафету в Ревель: «Его Императорское Величество указал намеченную вашу экспедицию удержать до другого благополучного времени, понеже то время было намеченное за противными несчастиями прошло».
— Оно, может, сие и к добру, — успокаивал Петра Апраксин, — утопили бы наши кораблики в океане вместе с людишками и червонцами, одна погибель.
Петр рассмеялся.
— Ладно, погибель, обмишуриться могли б. Гаврила разведал, короля-то нет единого на Мадагаскаре, князьков там дюжина, между собой свару чинят. — Петр прищурился, размышляя о другом, затаенном. — Нынче я в Москву отъезжаю. Присмотри, кого послать бы к океану Великому, еще Соймонов о том толковать на Каспии. Пора настала проведать сошлась ли Америка с Азией, да и путь к Индии оттуда сподобней…
Из Москвы, после коронации Екатерины, император вернулся веселым. Обговорили подходящих моряков в Камчатскую экспедицию. Петр делился впечатлениями:
— Нагляделся я в Белокаменной на купчишек наших, серые они, упускают капитал супротив иноземцев, те рвутся к нам за товаром, свой везут, монету наживают.
— Ведомо мне то, государь, по Архангельскому. Подобных Бажениным не сыскать покуда.
— Наши люди ни во что сами не пойдут, Федор, ежели их не приневолить. — Петр взял со стола бумагу, — надумал я кумпанию собрать коммерсантов для торговлишки с Гишпанией.
— Сие доброе.
— Подбирай кораблики, шкиперов. Капитанов на-Великий океан сыскал?
— Более сподобен, мне думается, капитан Головин, восемь годков в Голландии отплавал, полсвета обошел.
— Сынок Федора Алексеевича, царство ему небесное? — перебил Петр.
— Он самый, командир отменный, сам выпрашивается в вояж.
— Призови его ко мне. Еще кто?
— Чириков Алексей, лейтенант, к нему в помощники пойдет.
— Помню, экзаменовал его, толковый гардемарин был в академии.
Вскоре состоялась встреча с капитаном третьего ранга Николаем Головиным.
Головина Петр знал чуть ли не с пеленок, крестил его в свое время, разговор начал без обиняков:
— Намереваюсь отправить тебя с вояжем на Великий окиян.
— Государь великий, готов хоть сейчас плыть к океану.
— Дурень, — усмехнулся Петр, прежде чем плыть, до него доехать надобно.
— Как так? — недоумевал Головин. — На кораблях ходят, а не ездят.
— Толкую тебе, на телегах с обозом поедешь на Великий океан, изладишь там суда, поплывешь проведывать, сошлась ли Америка с Азией.
— Винюсь, государь, не достоин я такой чести. По мне в море кораблем нынче готов идти, но телегами не привык командовать. Уволь, пожалуй.
«Хоть стервец не юлит, как иные», — усмехнулся Петр.
— Ступай с Богом на корабли.
Мрачные тучи заволокли небо до горизонта и вторую неделю неслись одна за другой беспрерывной чередой со стороны залива.
Пронизывающий ветер гнал в Неву воду. Волны колотились о мостки Адмиралтейства, раскачивая спущенные на воду корабли.
Генерал-адмирал с тревогой всматривался в ночную темень. «Как-то там Петр Алексеевич? Непоседа, неделю назад умчался на Ладогу…» Вечером следующего дня Петр возвратился, утром Апраксин был у него с докладом.
В вестибюле дворца адъютант вполголоса сообщил, что император никого не принимает. В приоткрытую дверь виднелись фигуры прислуги, денщиков, ходивших на цыпочках…
Пошел слух, что император, возвратившись внезапно домой, не застал жену, она уехала к Виллиму Монсу, своему камергеру…
Монса арестовали, допрашивал его вскоре сам царь. Суд был негласный, короткий, приговор жесткий: «смерти достоин за мздоимство».
На следующий день после казни Монса император вызвал генерал-адмирала.
На похудевшем, бледном лице блуждала странная улыбка.
— Все ли корабли в гавани? Нет ли в отлучке?
— Как всегда, государь, весь комплект, — не понял усмешки Апраксин.
Петр странно захохотал:
— Хоть у тебя нетчиков нет. — Внезапно согнал улыбку: — Начальником вояжа кого предлагаешь?
