Эдвард Радзинский - Князь. Записки стукача
Мы двигались с одинаковой скоростью: впереди они в санях, сзади я пешком.
У Салтыковского подъезда я наконец-то поздоровался с ними…
Они вошли первыми, я за ними. Большие пятна черной крови – по мраморным ступеням и потом по коридору – указывали путь в кабинет Государя.
Царила полная неразбериха, бессмысленно бегали в каком-то безумии лакеи…
Я остановился в дверях кабинета.
Император лежал на диване у стола. Он по-прежнему находился без сознания… Вид его был ужасен: один глаз закрыт, другой смотрел прямо без всякого выражения… Каждую минуту входили один за другим члены Императорской Фамилии. Комната была переполнена…
Цесаревич плакал, обнимал брата Владимира Александровича и дядю Михаила Николаевича.
…Вбежала полуодетая Юрьевская. Говорили, что какой-то чрезмерно усердный страж пытался задержать ее при входе. Она упала навзничь на тело Царя, покрывая его руки поцелуями, и кричала: «Саша! Саша!..»
Розовый с белым пеньюар моментально пропитался кровью.
Кто-то сзади очень тихо сказал:
– Вам следует уйти отсюда, сударь!
Я обернулся и увидел… Кириллова.
– Здесь семейное прощание, – строго заметил он.
Я вышел.
Два кавалергарда появились у кабинета и встали по сторонам от входа. Дверь закрылась…
Спускаясь, я увидел еще одного знакомца. И услышал:
– Вот и дожили…
Это был Черевин. Он вел по окровавленным мраморным ступеням мальчика в матросском костюмчике. Мальчика я узнал – это был новый Наследник, тринадцатилетний Ники. Мальчик шел осторожно, стараясь не наступать на кровь деда. Но это не получалось – вся лестница и весь коридор были буквально залиты ею.
В крови бедный Ники становился Наследником. И мне предстояло дожить до дня, когда в крови он перестанет быть царем.
Теперь я стоял в толпе у дворца и ждал. Часы пробили половину четвертого, и штандарт Александра Второго на Зимнем дворце медленно опустился.
Толпа начала расходиться.
А я все ждал… Из Салтыковского подъезда вышел новый царь. Медленно, разрезая массу людей, шел к своим саням гигант – государь Александр Третий.
Шел большими шагами, и его маленькая жена едва поспевала за ним. Черевин почти бежал впереди, прокладывая ему дорогу.
Он миновал меня, и я встретился с ним глазами… Я был потрясен: куда исчез так знакомый мне добродушный взгляд толстяка-добряка? Теперь – тяжелый, беспощадный, страшный взгляд! Оставшийся в легендах взгляд Николая Первого!
Толпа закричала «Ура!», но как-то испуганно, робко.
Я тоже крикнул «Ура!»…
Новый царь не отвечал на приветствия, он был грозен…
Императора дожидалась сотня донских казаков. И сани его двинулись, закрытые от толпы казачьей сотней. Пики казаков грозно горели в лучах мартовского заката…
– Хорош! – сказал подошедший ко мне Черевин. – Вот он, народный богатырь. Не чета покойнику, царствие ему Небесное…
Я молчал, а он добавил:
– Я скажу откровенно: я покойному Государю многим обязан. И все-таки хорошо, что его убрали. Иначе Бог знает до чего довел бы он нас своими реформами. – И, хлопнув меня по плечу, пошел к своей карете.
Спасибо, что не сказал: «Хорошо, что мы его убрали».
Я сидел в кондитерской Беранже и ждал Сонечку. Ее не было. Не было её ни в четыре, ни в пять…
Я уже хотел уходить, когда появилась она! Начала сразу:
– Вы оказались шпионом. Вы! Мой первый… обычный доносчик!
Я не стал возражать. Я смертельно устал.
– Как же я ненавидела вас, когда спала с вами! Но это был единственный, банальный, столетиями испробованный способ заставить вас нам довериться. Вы, жалкий негодяй, хотели обмануть нас! Но мы сумели обмануть вас и через вас – ваших хозяев… – Она засмеялась. – Тиран убит. И ваша заслуга в этом убийстве немаловажная… Мы подождем, пока ваши хозяева разочтутся с вами. Так что я не убью вас сегодня. Но обязательно убью потом. Или он, мой орел, убьет вас, когда мы его освободим из тюрьмы… Завтра начнется народное восстание. И вас будет судить победивший народ.
Я уже тогда все понял. Я мог сказать ей: «Несчастная, глупая девочка. Неужели не понимаешь – они тебя повесят…
И всех вас повесят. Ведь вы уже выполнили дело…»
Но я смертельно устал. Я только проговорил:
– Спасибо на добром слове, Сонечка.
– Прощай! И будь ты проклят!
Я ждал визита полиции с часу на час. Но наступил вечер, и никто не появился.
Велел Фирсу, если какие гости придут, отвечать, что не знает, куда уехал барин.
– Господи, спаси и сохрани молодого барина от властей предержащих, – вздохнул Фирс.
Вечером я был у княгини Урусовой… Приехали обычные гости – Дарья Тютчева и Александрин Толстая.
Все в трауре, но на лицах – сдержанное торжество. Вновь пришла красотка племянница. И мы обменивались с нею нежнейшими взглядами, пока старушки занимались политикой… Красотка ушла раньше, успев при прощании сунуть мне в руку записку с назначенным свиданием.
Наша постоянная переглядка не осталась не замеченной.
И старуха Тютчева, вздохнув, сказала:
– Девушки того, ушедшего века были нежны, скромны и невинны. В них была наивность полевых цветов. Уже в нас куда больше наглости, испорченности… Что же говорить о нынешних!..
– Причем каждое новое поколение с удовольствием свою испорченность демонстрирует, – засмеялась Александрин.
После чего старушки вернулись к политике.
– Все ужасное, что случилось, дает широкое поле для размышлений мистического толка, и они невольно закрадываются в душу, – начала Александрин. – До чего все-таки мистична жизнь…
И обе наперебой начали вспоминать случаи немилости неба к покойнику. И выпавшую из руки державу во время коронации, и корону, тогда же упавшую с головы императрицы… Вспомнили, как недели за две до гибели царя появился гигантский коршун, терзавший дворцовых голубей… Отметили и мистические совпадения последнего дня. После развода караулов в Михайловском Манеже государь пил чай у великой княгини Екатерины Михайловны, и убит он на Екатерининском канале, женившись недавно на Екатерине Михайловне…
– Да и блудодействовать он начал, – добавила Тютчева, – в шестьдесят шестом году, и, конечно же, это совпало с началом эры покушений. Преступная связь открыла эпоху преступных покушений на его жизнь и преступное венчание её окончило. Тайный брак был заключен в три часа тридцать минут пополудни. Последний вздох наш несчастный грешный государь сделал в три часа тридцать три минуты… А ведь перед этим – вы помните – казалось, не было выхода из нашего тупика… Но Константин Петрович говорил: «Всегда надо полагаться на Его волю». И вправду все спасла Божья рука, так беспощадно разрубившая этот невозможный гордиев узел…
Они пили чай и наперебой рассуждали об этой самой Божьей руке.
О ней мне пришлось еще раз услышать в этот вечер.
Когда я вернулся, обыск в моем доме был в самом разгаре. Фирсу не дали отправить нарочного.
Жандарм не без удовольствия предъявил мне ордер на обыск и арест. Впрочем, обыск никаких результатов не дал. И, забрав какие-то ничего не значившие бумаги, меня повезли к Его Превосходительству господину Кириллову.
Тот встретил меня в высшей степени приветливо.
– Ну что же с вами делать? Ведь вы ввели в заблуждение самого господина графа Лорис-Меликова. Из-за вашей информации о нехватке бомб у террористов Екатерининский канал охранялся преступно мало. Если же арестованные террористы покажут, что вы дали деньги на убийство царя, – это петля, верная петля!
Я понимал, что погиб. Но на меня нашло. И я… расхохотался.
– Смейтесь, что вам остается. – Он немного разозлился. – Ведь вы глупец. Неужели вы думаете, что за вами не следили? Я знал каждый ваш шаг. Как и их… Я с удовольствием дал возможность Лорису вас завербовать, – упоенно продолжал Кириллов. – Армянский дурачок, считающий себя хитроумным, думал, будто захватил ценнейшего агента. А на самом деле сожрал наживку… Следите дальше за моей шахматной партией. Через нашего человека я сообщаю господам народовольцам, что вы агент Лориса. Теперь, чтобы убить Государя, им нужно одурачить вас… Чтобы? Да, через вас одурачить Лориса… Это и было с успехом сделано. Госпожа Перовская поеб…сь с вами, и вы поверили… Жалкие люди, Бог знает что о себе возомнившие! Жалкий армянин, посмевший тягаться со мною! Все – конец ему. Тот, кому вы решили служить, кончен! Будет выгнан в отставку. Вместе с Конституцией. Сегодня состоялось обсуждение реформы… точнее, ее похороны. И Константин Петрович (Победоносцев) замечательно сказал: «Ваше Величество, по долгу присяги и совести я обязан высказать вам всё, что у меня на душе… В России хотят ввести Конституцию, и если не сразу, то по крайней мере сделать к ней первый шаг. А что такое Конституция? Ответ на этот вопрос даёт нам Западная Европа. Конституции, там существующие, – орудие всякой неправды, орудие всяких интриг». На что наш новый Государь ответил энергично: «Конституция? Это чтоб Император всероссийский присягал каким-то там скотам?» Я велел подчиненным выучить этот ответ… Государь ненавидит Лориса, впрочем, как и всех наших паршивых либералов. Его обвинят в преступной халатности. И мнение общества обвинит его в том, в чем я обязан обвинить вас – в гибели Императора Александра Второго. Да, он ответит за вас… Ибо вы нам неинтересны…
