Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— Я не откажусь, — улыбнулся Воронов.
А через два дня, 4 февраля, обоих вызвала Москва. Днем приземлились на Центральном аэродроме и прямо оттуда прибыли в Кремль. Войдя в большой кабинет, остановились в нерешительности. «В это время из противоположной двери, ведущей, как видно, во второй маленький кабинет, вышел Сталин, — рассказывал Рокоссовский. — Увидел нас и бросился навстречу, не пошел, не поспешил, а побежал. Подбежав плотную, Сталин схватил мою руку, двумя руками сжал ее и, улыбаясь, с кавказским акцентом, который от волнения был заметнее обычного, сказал: «Харашо, харашо, замечательно у вас получилось».
Затем началась беседа, ради чего Рокоссовский и был вызван в Ставку. Сталин высказал некоторые соображения о будущем развитии боевых действий. Донской фронт переименовывался в Центральный фронт.
— Вам, товарищ Рокоссовский, надлежит в спешном порядке передислоцироваться в район Ельца, — произнес верховный. — Из-под Сталинграда туда же будут переброшены 21, 65 и 16-я воздушная армии, а также ряд соединений и частей из резерва Ставки. Войскам нового фронта предстоит развернуться между Брянским и Воронежским фронтами. Теперь для вас становится важным Курское направление… Так что возвращайтесь в Сталинград и приступайте к перевозке войск, техники и тылов в район сосредоточения…
Все дни после отъезда Оксаны в Москву майор Бурлак ходил сам не свой: где бы он ни был, что бы ни делал, ему как наяву виделась Оксана, ее искристые глаза и теплая улыбка. Порой ему чудился ее певучий голос, казалось, что она где-то рядом. Но пелена с глаз майора исчезала, и его чувства и мысли обретали реальность. А однажды с ним случился конфуз. Ранним утром он сидел в блиндаже и писал отчет о проведенном учении своей танковой бригады по разгрому засевшего в окопах противника. Неожиданно к нему вошел комдив.
— Что делаешь, комбирг? — спросил генерал, присаживаясь к столу. — Взгляд его упал на стенку, где булавкой была приколота фотокарточка Оксаны. — Чего это вдруг медсестра из санбатальона красуется у тебя над столом? — поинтересовался комдив. — Это же Оксана, она как-то ставила мне капельницу. Помнишь, в ноябре я чертовски простыл и у меня была высокая температура?
— Помню, Василий Сергеевич, вы тогда поручили мне подписать ведомость на ремонт танков, — усмехнулся Бурлак. Он крепко сжал губы, лицо его вмиг покрылось красными пятнами. — Теперь красноармеец Оксана Бурмак моя жена…
— Что? — Брови генерала прыгнули кверху. — Когда же ты успел обворожить ее? Была у нас в санбатальоне одна красавица, и ты украл ее…
Бурлак мягко произнес:
— Любовь, Василий Сергеевич… — Он грустно вздохнул, почти в упор глядя на генерала. — Так случилось, что она выбрала меня, а уж потом я в нее влюбился, как юноша.
— А куда же делась твоя жена Кристина? — удивленно спросил комдив. — Я же помню, как ты впервые пришел ко мне на доклад и на мой вопрос, с тобой ли приехала в Сталинград жена, ответил, что Кристина живет у своей матери в Сталинграде. Что, разошлись, как в море корабли? — На лице генерала вспыхнула лукавая улыбка.
— Она бросила меня, Василий Сергеевич, — вновь краснея, промолвил комбриг. — Весной сорок второго года меня направили служить в Хабаровск, а Кристина со мной не поехала, так как училась в институте здесь, в Сталинграде. Короче, тут она и нашла себе другого.
— А почему мне не доложил, Иван Лукич? — серьезно спросил генерал.
— Так вышло, Василий Сергеевич. В бою не раз был, потом лежал в госпитале раненый — словом, замотался, вы уж извините. Скрывать мне в этом деле нечего.
«Наверное, комдив все еще сердится на меня», — подумал майор, вспомнив этот эпизод.
Военврач санбатальона Захар Иванович говорил ему, что Оксана дня через три вернется из Москвы, но она не вернулась. Комбриг позвонил в санчасть.
— Военврач слушает вас! — услышал он в трубке звонкий голос.
— Это я, Захар Иванович, Бурлак. Не дала о себе знать медсестра? Она все еще в столице?
— Она там заболела, и ее положили в госпиталь, — ответил военврач.
— Да вы что, Захар Иванович? — грубо произнес Бурлак. — Кто вам такое сказал?
— Не мне сказали, Иван Лукич, а начальнику нашего госпиталя. Звонили из Центрального госпиталя, сообщили, что раненому, которого сопровождала красноармеец Оксана Бурмак, сделали операцию, все прошло удачно. А наша медсестра заболела.
— Что же мне делать? — растерянно спросил Бурлак, ощущая, как тяжело забилось сердце.
— Вы сказали мне, что Оксана Бурмак ваша жена…
— Так оно и есть, Захар Иванович, — подтвердил комбриг.
— А документики есть на этот счет?
— Какие еще документы? — удивился майор.
— Свидетельство о браке…
— Помилуйте, Захар Иванович, здесь такие бои шли, что едва сами остались живы, а вы спрашиваете о свидетельстве.
— Если Оксана ваша жена, Иван Лукич, надо срочно оформить свой брак, и тогда она будет состоять на вашем иждивении и получать все, что положено жене старшего офицера. А вы все-таки состоите на должности полковника!
— Как же это дело поправить?
Военврач коротко изрек:
— Вам следует ехать в Москву, там вам скажут, чем она больна, а заодно и оформите свой брак с ней.
Комбриг едва не выругался:
— Ехать в Москву… А кто меня отпустит?
— Напишите рапорт на имя командующего фронтом генерала Рокоссовского, и полагаю, что он вас отпустит на неделю.
— Командующий фронтом сейчас в Москве. В Ставке, — пояснил майор. — А начальник штаба фронта генерал Малинин решит этот вопрос?
— Вряд ли. Вы же не рядовой боец, а командир танковой бригады. Впрочем, попроситесь к нему на прием и все объясните, может, он и решит вашу проблему.
«Пожалуй, я рискну и схожу к генералу Малинину», — решил Бурлак.
Вернувшись в бригаду, майор закурил. Попыхивая папиросой, он грустно подумал о том, что лучше бы действовать через командира танковой дивизии, который хорошо знает его, ходатайствовал перед Военным советом фронта о присвоении ему звания майора и назначении на должность командира танковой бригады. Но Василий Сергеевич вывихнул ногу и сейчас находится во фронтовом госпитале, а ждать, когда он выздоровеет, Бурлак никак не мог. Неожиданно кто-то позвонил. Комбриг рывком снял трубку, представился.
— Иван Лукич, говорит начальник штаба фронта генерал Малинин. Комдив все еще в госпитале, поэтому прошу вас уточнить, сколько танков надо предоставить вам, чтобы восполнить потери, и дайте мне знать. К нам следует военный эшелон с боевой техникой и оружием, поручите своим людям встретить его на станции в Сталинграде.
— Слушаюсь, товарищ генерал! — ответил майор. — У меня к вам просьба. Разрешите прибыть к вам на прием по личному вопросу?
— Что-нибудь серьезное? — уточнил генерал.
— Очень даже серьезное и срочное…
— Приезжайте ко мне!..
Бурлак глубоко и довольно вздохнул. Через полчаса он подъехал к штабу фронта. Когда вошел в комнату, генерал Малинин говорил с кем-то по телефону. Иван Лукич хотел было выйти, чтобы не мешать, но генерал жестом велел ему сесть.
— Василий Сергеевич, я-то вас понимаю, но когда командующий фронтом узнал, что, прыгая с танка, вы так подвернули ногу, что пришлось лечь в госпиталь, он рассердился. Смешно, не правда ли? И потом: зачем прыгать, если можно было не торопясь слезть с танка?.. Ах, вы спешили… Я почему звоню, Виктор Сергеевич. К нам прибывает эшелон с боевой техникой и оружием. Для вашей дивизии тоже есть танки. Я уже дал команду комбригу Бурлаку послать на станцию людей, когда прибудет эшелон… Вы уже в курсе дела? Кто же вас проинформировал? Заместитель комдива? Молодец, наверно, кто-то из нашего штаба дал ему знать… Хорошо, я с ним переговорю. А вы выздоравливайте… Нет, командующий из Ставки еще не прибыл. Ну, до свидания!
Положив трубку на аппарат, Малинин с улыбкой взглянул на Бурлака.
— Скоро комдива выпишут из госпиталя, — довольно сказал он. — А как вы себя чувствуете, Иван Лукич? Последнее ранение у вас было тяжелым, вас хотели отправить в Москву, в Центральный военный госпиталь, но наши фронтовые медики заверили командующего, что здесь поставят вас на ноги.
— И они поставили, — улыбнулся комбриг.
Генерал Малинин чуть склонил голову набок. Челка упала на широкий лоб, и он пальцами отбросил ее назад. Он доверчиво смотрел на комбрига, и от этого взгляда майор почувствовал себя увереннее.
— Так я слушаю вас, комбриг, что еще за дело у вас серьезное и срочное? — с напряжением в голосе спросил начальник штаба.
