Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга
Княгиня Ольга засмеялась:
— Какими купальскими! Ты меня горькой полынью поила… Я даже в жару чувствовала эту горечь!
— Так без полыни и выздороветь нельзя, — вздохнула нянька, — ты уж меня прости…
— А взвар твой вкусный. — Ольга вытерла капли пота, проступившие на лбу. Она наконец‑то вспомнила, что ускользало все время: Порсенна говорил ей о воеводе Святослава — Свенельде.
— Нянька, где Свенельд? — спросила княгиня.
Старуха, как всегда, поняла то, о чем княгиня не спросила, но что волновало ее глубже всего.
— Святослав очень тревожился о твоей болезни, ругал Валега — зачем все пропустил, и даже услал его куда‑то… А Свенельду — где быть? Он с князем Святославом, ушли в короткий совсем поход, князь сказал мне, что вернется скоро/потому что боится за тебя…
Вот это княгиня Ольга и хотела больше всего услышать, это было самым сильным лекарством… Любовь сына… Какая полынь? Какие купальские травы? Опять ведь: любит — не любит, вечная женская — горче полыни — боль…
— Уж не в Чернигов ли они снарядились? — спросила княгиня няньку оттого, что ей захотелось, как девочке, утешения. Чтобы погладили по голове и успокоили: «Нет, нет, не бойся!»
Сердце‑то дрожит…
Нянька ничего не ответила про Чернигов и Свенельда, будто княгиня его не упоминала. Она приняла пустую утицу из рук княгини Ольги:
— Силенок нет больше похлебать?
— Погоди, нянька, сразу не могу… Говори еще что…
Нянька отошла от постели и села на дальнюю лавку.
— Нужно велеть, чтобы соболей тебе принесли, тебе без них не положено. Да и здравие от них пышет, как сороком‑то укроешься… А еще привез Святослав царя болгарского брата, он‑де хочет жить на Руси, вот они со Свенельдом и поехали вотчину ему показать, — сказала нянька, глядя в сторону.
— И какой же он — этот брат? — спросила спокойно княгиня Ольга, хотя внутри ее опять что‑то оборвалось. — Знала я, видела болгарского царя Петра, когда в Царьграде гостевала. При дворе над ним подсмеивались, говорили, что он больше молиться годится, чем царством своим управлять, прост‑де умом и доверчив душой, на внучке императора Марии женат, она все к родным в Царьград наведывалась, а царство‑то свое не любила. А царь Петр доверчиво так византийцев роднею считал, по жене… А греки‑то коварные, как Порсенна говорил… Греки или ромеи — еще он их называл…
«Значит, этот поп при царском брате, тогда понятно», — подумала про себя княгиня Ольга.
Ей припомнились живо олеандры в императорском саду Константинополя и озабоченный болгарский царь Петр: он все толковал о какой‑то «ереси», поразившей его царство, и не слушал своих собеседников, которые не могли вникнуть в его опасения. Болгария была сильным славянским царством, Византия–империя платила ей дань, а язык Руси и болгар был один, и Петр и княгиня Ольга живо вели беседы.
Все это вспомнилось сейчас: да, да, у царя Петра были братья… Говорили тогда, что его отец — великий Симеон, добившийся для Болгарии государственного могущества, победив Византию, во многих войнах, имел несколько сыновей, и Петра поставил править, минуя старших. Но когда княгиня Ольга встретилась с ним в Константинополе, царь Петр уже справился с мятежными братьями, которые устраивали против него заговоры… Княгиня Ольга с вниманием слушала тогда, что относилось к этой славянской державе, сумевшей одолеть Византию. Ее занимало также все, что она могла узнать о том, как Болгария приняла христианство сто лет назад. «Силой приняла, силой!» — сказала она себе. При отце великого Симеона — князе Борисе–Михаиле. Болгарский князь Борис[234] крестился в столице Плиске, и император Михаил Ш был его крестным отцом, потому что не хотел, чтобы болгарские земли ушли под власть Рима, куда уже стал обращаться Борис. Крестился тайно, потому что боялся возмущения подданных. И не зря боялся. Вельможи — в Болгарии они назывались боляре — устроили мятеж. Князь Борис бесстрашно вышел к ним, сумел их обуздать. А потом… Потом он казнил 52 знатных рода — от стариков до младенцев, 52 рода, участвовавших в заговоре против князя…
Именно князь Борис покрестил потом и весь болгарский народ. И теперь это была христианская держава, сильная и могучая.
«Нет, не буду крестить силой!» — сказала себе тогда княгиня Ольга.
Князь Борис принял учеников великих славянских просветителей Константина–Кирилла и Мефодия, изгнанных из Великой Моравии, когда ее захватили немцы. Кирилл уже давно скончался в Риме и там был похоронен, говорили, что ему поднесли яду. На Мефодия были гонения, держали его в цепях, в тюрьме. Так в Болгарии занялся расцвет славянской письменной культуры.
Видимо, князь Борис–Михаил стал действительно христианином, потому что оставил власть и ушел в монастырь, поставив правителем страны своего старшего сына Владимира–Росату… Казнь мятежных бояр произвела такое впечатление, что многие, даже прежде крестившиеся, вернулись к старой вере, отказавшись от нового учения.
Ученики Кирилла и Мефодия (сам Мефодий скончался в 885 году) при князе Борисе устраивали по всей стране училища, обучали тысячи детей новой славянской грамоте, переписывали книги, готовили болгарских священников для христианских церквей, но князь Борис отрекся от престола. Новый же князь — Владимир — решил вернуть Болгарию к Вере предков. По его приказу стали закрывать храмы, изгонять священников, преследовать христиан.
«Вот это даже страшнее, чем быть еще несколько лет…» — подумала тогда княгиня Ольга. Она знала, что нужно, нужно привести народ к Христу, но Русь была много больше Болгарии.
Однако князь Борис–Михаил не сдался. Он вышел из монастыря, низложил старшего сына. По приказу отца его Ослепили и заключили в тюрьму. Князь Борис созвал народное собрание и объявил, что трон передает младшему сыну Симеону, а столицу переводит из выстроенного среди степей города Плиски в новый город Преслав, чтобы ничто не напоминало болгарам о попытке неудачника–сына вернуться на прежний путь.
Симеон несколько лет прожил и учился в Византии, в знаменитой константинопольской школе Магнавре, был образованным и талантливым писателем.
При дворе говорили, что Бориса постигло со старшим сыном поражение потому‑де, что он, приняв крещение при патриархе Фотии, обратился за церковным устроением к папе римскому.
Царь Петр сказал тогда княгине Ольге, что дед его князь Борис сделал это поначалу, чтобы не зависеть от Византии, как младший от старшего, чтобы быть свободным от нее.
И эти слова тогда заприметила в беседе княгиня Ольга…
Более трех лет посланцы римского папы действовали в Болгарии и поставили под вопрос саму законность греческого крещения, миропомазание сочли недействительным. Они заново миропомазали и Бориса, и всех христиан своим мирро. Борис же добивался своей архиепископии, и когда римский папа назначил в Болгарию неизвестного ему человека, князь Борис отослал его обратно в Рим и вновь вернулся в Константинополь. В это время уже произошел первый разрыв церквей, и патриарха Фотия предали анафеме на соборе в Риме в 863 году. Князь Борис изгнал римских прелатов из страны, которая фактически получила самостоятельное церковное управление.
«Какая борьба, какая тяжелая борьба!» — думала княгиня Ольга, слушая рассказы царя Петра. Можно даже было сказать, что они почти подружились. Придворные, которым было поручено наблюдение и прием гостей, явно косились, видя княгиню Ольгу и царя Петра, беседующих друг с другом.
— Вы очень любили вашего отца? — спросила как‑то неожиданно для себя самой княгиня Ольга, и царь Петр ответил сразу: — Очень!
и Княгиня Ольга знала, что царь Симеон был замечательным полководцем и несколько раз нанес Византии сильнейшие поражения. В 913 году он начал войну с империей, которую уже не кончил до самой смерти в 927 году. Князь Борис–Михаил имел титул «от Бога архонт». Но Симеон решил занять византийский трон и стать во главе общей, греко–болгарской империи. В Константинополе говорили, что «Симеоном овладело скифское безумие». Вскоре Симеон получил титул василевса (императора) Болгарии и согласие на брак дочери с малолетним тогда Константином VII Багрянородным, во дворце которого они теперь и встречались. Но это не осуществилось…
«Вот как все близко — даже, казалось бы, отдаленное! И как связано между собой!» — думала княгиня Ольга.
Войска Симеона подчинили Сербию. Но не только войной занимался неуемный царь. При нем славянская культура достигла небывалого расцвета. Столица Преслав была украшена с непомерной роскошью. О Золотой Круглой церкви ходили легенды: она имела мраморную колонну в два этажа, была облицована керамическими плитками и мозаиками. Рассказы обо всем этом княгиня Ольга жадно слушала, впитывала в себя…
Симеон не скупился и ставил монастыри, где монахи переписывали книги, переводили книги с греческого на славянский язык.
