Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Чахтичане были в восторге от поведения Вавро. Еще бы! Увидеть такой жалкой и беспомощной ее графскую светлость, перед которой каждый трепетал и унижался, а порой и дышать не осмеливался!
Андрей Дрозд и Эржика предстали перед священником. Ян Поницен смотрел на них с такой нежностью, что им казалось, он взглядом благословлял их.
— Мы просим вас, святой отец, соедините нас брачными узами! — проговорил Андрей Дрозд.
Алжбета Батори напряженно следила за каждым движением пастора. С ним была связана ее последняя надежда. Теперь только он может спасти положение. Никто не может заставить его сочетать браком Эржику с разбойником. Но при виде спокойного, довольного лица пастора она потеряла и эту надежду.
Ян Поницен приступил к свадебному обряду прочувствованно и с большим достоинством. Никто не сомневался, что делает он это от чистого сердца.
— За мной тоже еще есть слово! — вскричал Беньямин Приборский, который наконец решился действовать. — Я не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за разбойника!
Примерно пятеро лесных братьев окружили его. Тут его взгляд упал на графа. Его улыбающаяся физиономия возмутила его.
— В ваших жилах течет не кровь, а вода, сударь! — накинулся он на него, пылая от негодования. — Вы баба, трус, коли позволяете отобрать свою невесту!
Графу Няри было ясно, что Беньямин Приборский так и не понял, кого надо благодарить за то, что дело обрело такой оборот. Ему стало так смешно, что он расхохотался.
— Я не баба и не трус, — ответил он, — я просто разумный человек. И не ввязываюсь в безнадежную схватку!
— А если у тебя разума маловато, — пронзил Приборского взглядом Вавро, — мы тебе прибавим тумаками.
Алжбету Батори, отчаянно искавшую спасительный выход, вдруг осенила новая мысль. Она поднялась со скамьи и крикнула:
— Чахтичане!
Вавро бросил на нее злобный взгляд, но любопытство взяло свое. Пусть говорит что хочет!
— Чахтичане, — повторила она. — Всех, кто должен отрабатывать мне барщину, освобождаю на три года. Данники мои могут три года не давать мне ни динария! От будущего урожая позволяю и вам продавать вино во всех моих селах! А войско сегодня же покинет Чахтицы, если только вы поможете мне одолеть разбойников. Окружите храм и схватите их!
Тут заговорил Вавро.
— Можешь наобещать чахтичанам еще больше льгот, — крикнул он ей. — Зато я обещаю тебе одно. Если кто-нибудь попадется на твои обещания, которые ты так щедро раздаешь, покуда сидишь в луже, и тотчас забудешь, как только вновь окажешься на коне, клянусь, я тебя так отделаю, что ты до смерти будешь помнить!
Никто в храме не сдвинулся с места. Алжбета Батори, воззрившись на могучий кулак Вавро, торчавший у нее перед носом, с ужасом осознала, что поздно: никто уж теперь не поможет.
Все погибло!
Потеряв сознание, она рухнула на скамью. Служанки было бросились к ней — привести в чувство, но Вавро пригвоздил их к месту уничтожающим взглядом.
Свадебная церемония близилась к концу.
Андрей и Эржика стали супругами.
Лесные братья задвигались, подали знак свадебным гостям освободить середину храма. Андрей Дрозд взял Эржику под руку, подошел с ней к графу Няри, обменялся с ним рукопожатием.
Люди глазам своим не верили.
Господин сердечно трясет руку разбойника!
— Мы благодарны вам, ваша светлость, благодарны от всего сердца, — сказал Андрей Дрозд, и к нему тотчас же присоединилась и Эржика.
Присутствовавшим все стало ясно.
Оказывается, граф Няри притворялся до самой свадьбы, и невеста тоже, и сейчас от смены жениха она безмерно счастлива. Вот так свадьба! Такую свет еще не видывал. При мысли о солдатах и гайдуках, которые, следуя за Фицко, ищут разбойников далеко за Вагом, когда те бесчинствуют в Чахтицах, даже кое-кто из господ не мог сдержать улыбки.
Граф Няри шепнул Андрею Дрозду:
— Поторопитесь, добрые молодцы, черт не дремлет, как бы у ваших преследователей не открылись глаза и они не вернулись быстрей, чем мы предполагаем. Живите себе в подготовленном для вас убежище. Я навещу вас!
Сияющих счастьем супругов сопровождало множество доброжелательных глаз. Но Алжбета Батори не видела их. У паперти лесные братья вскочили на коней. Андрей Дрозд легко поднял Эржику, усадил рядом на коне и отдал приказ товарищам: «За мной!» Свадебные гости и чахтичане повалили из церкви.
Повсюду царило возбуждение, стоял говор.
Свадебные гости считали самым разумным как можно быстрее скрыться с глаз. Прощаясь с графом Няри, они тщетно забрасывали его вопросами, отчего он связался с разбойниками, вместо того чтобы приказать ловить их. На вопросы он отвечал с загадочной улыбкой:
— Удивляетесь тому, что я так поступил? Уверяю вас, что в скором времени вы удивитесь куда больше!
Наконец служанки привели в чувство Алжбету Батори.
Она огляделась и увидела, что все конечно. Разбойников и след простыл, ее дочь стала женой одного из них. Тут она встретилась взглядом с графом Няри.
Для всех, кто наблюдал за ними в эти мгновения, было ясно: друг против друга стоят непримиримые враги.
Шла она спокойно, никого не замечая вокруг, смотрела перед собой недвижным, отсутствующим взглядом. Няри не должен живым покинуть Чахтицы!
Когда граф вернулся в замок, чтобы собрать свои вещи и сделать то, что собирался, он крикнул своим гайдукам:
— Гайдуки, оружие наготове и не дремлите — напрягите зрение и слух! Только услышите мой свист или крик, врывайтесь в замок, хотя бы через трупы, и спешите на помощь! Значит, мне грозит опасность.
Он вошел в замок. В коридоре остановил горничную:
— Что делает госпожа?
— Лежит в спальне, — ответила она растерянно.
Как только девушка исчезла из виду, он подкрался к спальне графини и, склонившись к замочной скважине, прислушался.
Хозяйка замка лежала в постели, а Майорова натирала ей виски каким-то снадобьем. Рядом стояли Дора, Илона и еще несколько женщин.
— Внимательно слушайте меня, — говорила госпожа мрачно, — граф Няри не должен выйти из замка живым. Если это случится, я накажу вас всех, а одна из вас умрет той смертью, какая была уготована ему.
Служанки стали жаловаться, что в замке нет почти ни одного мужчины, все отправились ловить разбойников. А без мужиков что сделаешь?
— Это ваша забота. Извольте привести сюда графа живого или мертвого!
Няри этого было достаточно. Он выпрямился, и, стиснув зубы, уверенными шагами направился в свою комнату.
Самый опасный врагПавел Ледерер не щадил коня. Когда он увидел Острый Верх, конь был уже в пене. Павел придержал скакуна, огляделся, не следит ли кто за ним. Нигде ни одной живой души. Лишь впереди вышагивала молодая женщина в городском платье. Стало быть, это не служанка и не подданная чахтицкой госпожи, которая бы могла проговориться о встрече с господским слесарем близ Врбовцев.
Он собирался незаметно перегнать женщину. Но, едва взглянув на нее, остановил коня и удивленно воззрился на нее. То была Барбора Репашова. Она была не менее ошеломлена неожиданной встречей после стольких месяцев разлуки.
Павел Ледерер часто мысленно обращался к ней, и чем дольше он думал, тем менее виновной она ему казалась. Он все время вспоминал свое возвращение с чужбины — как горестно и любовно она встретила его! Сердце у него сжималось, кровь бурлила в жилах, он все чаще упрекал себя, что был с ней так жесток. Все порывался увидеть ее, но что-то мешало, знал ведь, что она в Новом Месте, у матери, но не пошел туда.
— Барбора! — обрадованно воскликнул он и, соскочив с коня, подбежал к ней.
Но на ее лице радости не было. И рука, которую она подала ему, была холодна.
— Разве не радует тебя наша встреча, Барбора? — спросил он с укором, и сердце сжалось, когда он взглянул в ее бледное лицо и печальные глаза.
— Радоваться следовало бы, Павел, если бы мы не встречались только случайно. И если бы я вообще умела радоваться.
— А может быть, совсем не случай, а судьба подарила нам эту встречу, чтобы я мог сказать тебе, что уже совсем не сержусь на тебя.
— Уже не сердишься… — горько улыбнулась она. — Ты гневался на меня за любовь мою, за слабодушие, что я была неспособна жить без тебя. Но это уже ушло в прошлое. Наши дороги разошлись навсегда, как ты этого и хотел.
Павел Ледерер молча смотрел на нее, вбирал в себя ее образ. Никогда она не казалась ему такой красивой, как теперь, никогда он так не желал привлечь ее к себе и наполнить ее сердце счастьем. Но сдерживало его лишь давнее подозрение, что она не любит его. Он отвернулся и направился к своему коню.
— Куда ты едешь, Павел? — подозрительно осведомилась она.
Ее вопрос и голос удивили его.
— А я знаю, куда направляешься, — продолжала она, так как он не сразу ответил. — В дом под Острым Верхом. Сердце влечет тебя туда.
