Колин Маккалоу - Песнь о Трое
— Тогда, — сказал я, — я спрошу совета у Аполлона.
— Он троянец намного больше, чем ахеец, мой господин.
— Пусть так, но предсказания оракулов исходят из его уст. Он не может отказать народу — любому народу! — в правдивом ответе.
Верховный жрец Талфибий посмотрел в пылающие недра священного огня и вздохнул. Не чета Калханту, ахеец, он использовал для гаданий огонь и воду, оставляя животных для ритуальных жертвоприношений. И он не объявил о том, что увидел, во время самой церемонии. Он дождался, пока мы соберемся на совет.
— Что ты увидел? — спросил я.
— Многое, мой господин. Кое-что я так до сих пор и не понял, но есть и то, что сомнений не вызывает.
— Рассказывай.
— Мы не сможем взять город только теми силами, которые у нас остались. Есть две вещи, дорогие богам, которыми мы должны завладеть. Если мы их получим, то боги разрешат нам войти в Трою. Если нет — то Олимп восстанет против нас.
— И что это за вещи, Талфибий?
— Первая — это лук и стрелы Геракла. Вторая — муж Неоптолем, сын Ахилла.
— Мы благодарим тебя. Можешь идти.
Я смотрел на их лица. Идоменей с Мерионом сидели с видом угрюмым и печальным; мой бедный никчемный брат Менелай никогда не менялся; Нестор так постарел, что мы стали бояться за него; Менесфей сражался без единой жалобы; Тевкр так никого из нас и не простил; Автомедонт все еще не смирился с тем, что ему выпало командовать мирмидонянами; Одиссей… а, Одиссей! Кто знал, что скрывалось за этими сияющими, красивыми глазами?
— Ну, Одиссей? Ты знаешь, где теперь лук и стрелы Геракла. Насколько велики наши шансы их получить? Ведь они были у Филоктета.
Он медленно встал на ноги.
— За эти почти десять лет с Лесбоса не было ни одной весточки.
— Я слышал, он умер, — мрачно сказал Идоменей.
Одиссей рассмеялся:
— Умер? Филоктет? Да он бы не умер, если б ему в жилы влили яд двенадцать гадюк! Я думаю, он все еще на Лесбосе. Нам обязательно нужно попытать счастья, мой господин. Кто поедет?
— Вы с Диомедом. Вы были его друзьями. Если он вспоминает нас добром, то только благодаря вам. Сейчас же отправляйтесь на Лесбос, найдите его и попросите лук и стрелы, которые он унаследовал от Геракла. Скажите, мы сохранили его долю добычи и всегда о нем помнили.
Диомед потянулся:
— Пара дней в море! Здорово.
— Но остается Неоптолем. Понадобится больше месяца, чтобы он добрался сюда, если старик Пелей ему позволит.
Одиссей оглянулся, стоя в дверях:
— Не волнуйся, мой господин, об этом уже позаботились. Я послал за Неоптолемом больше чем пол-луны назад. Что до Пелея — принеси жертву Зевсу.
Через восемь дней парус шафранного цвета, выбранный Одиссеем, вновь показался на горизонте. С сердцем, бьющимся в горле, я ждал на берегу около пустых кораблей. Даже если предположить, что он еще жив, Филоктет провел на Лесбосе десять лет и ни разу не послал нам весточки. И наши посланцы так никогда его и не нашли. Кто знает, что может сделать болезнь с человеческим разумом? Взять хотя бы Аякса.
Одиссей стоял на носу корабля и весело махал рукой. Он был мастер вводить в заблуждение, но не стал бы так широко улыбаться, если бы его постигла неудача. Ко мне присоединились Менелай с Идоменеем; ни один из нас не знал, чего ожидать. Тогда мы сочли жизнь Филоктета конченной; а если бы он выжил, то никто не верил, что ему удастся сохранить ногу. И я стоял, представляя себе калеку, потрепанную временем развалину, но никак не мужа, который перемахнул через поручни и спрыгнул с высоты во много локтей легко, словно мальчик. Он не изменился, лишь лет ему стало немного больше. У него была аккуратная золотая борода, а из одежды только набедренная повязка. На плече у него висели мощный лук и закоптелый колчан со стрелами. Я знал, что ему по меньшей мере сорок пять лет, но его крепкое, загорелое тело выглядело на десять лет моложе, а его сильные ноги были безупречны. Я разинул рот от изумления.
— Как, Филоктет, как?
Это было все, что я смог выдавить, когда мы уселись в кресла у меня дома и виночерпий занялся своим делом.
— Все просто, Агамемнон, когда ты знаешь, как было дело.
— Так расскажи! — потребовал я; с тех пор как умерли Ахилл и Аякс, я еще не был так счастлив. Вот как повлиял на нас Филоктет: он впустил в затхлые коридоры моего дома ветер жизни и ободрения.
— Мне понадобился год, чтобы вернуть себе разум и ногу, — начал Филоктет. — Из страха, что местные жители не проявят излишней доброты к ахейцу, слуги отнесли меня высоко в горы и устроили в пещере. Это было к западу от Терм и Антиссы, в нескольких лигах от любой деревни, даже фермы. Мои слуги были мне преданы, и никто не узнал, что я был там. Представляете, как я удивился, когда Одиссей сказал мне, что Ахилл четыре раза грабил Лесбос за последние десять лет! Я ничего об этом не знал!
— Ну, грабят обычно города, — заметил Мерион.
— Верно.
— Но ты же стал бродить по острову, когда выздоровел! — возразил Менелай.
— Нет, — ответил Филоктет, — не стал. Во сне меня посетил Аполлон и сказал, чтобы я оставался там, где был. Честно говоря, это было совсем не трудно. Я занялся охотой и бегом, охотился на оленей и диких свиней, а мои слуги обменивали мясо на вино и фиги или оливки в ближайшей деревне. У меня была не жизнь, а идиллия! Ни забот, ни царства, ни ответственности. Шли годы, я был счастлив и даже не подозревал, что война продолжается до сих пор. Я думал, вы вернулись домой.
— Пока мы не влезли на гору и не нашли тебя, — сказал Одиссей.
— Аполлон разрешил тебе уйти? — спросил Нестор.
— Да, и я очень рад, что вступаю в бой.
Вошел посланец и что-то прошептал на ухо Одиссею; тот встал и вышел вместе с ним. Когда он вернулся, на его лице было написано такое удивление, что на него было смешно смотреть.
— Мой господин, — обратился он ко мне, — один из моих лазутчиков сообщил, что Приам готовит еще один бой. Троянская армия будет у нас на пороге завтра перед рассветом с приказом напасть, пока мы спим. Интересно, правда? Вопиющее нарушение законов ведения войны. Бьюсь об заклад, это придумал Эней.
— О, Одиссей, перестань! — неожиданно воскликнул Менелай, насмешливо присвистывая. — Что это ты несешь про нарушение законов войны? Ты занимался этим все эти годы!
Рот Одиссея дернулся в ухмылке.
— Да, но они этим не занимались.
— Занимались они этим раньше или нет, Менелай, — сказал я, — теперь они точно это сделали. Одиссей, даю тебе разрешение использовать любые средства, какие придут тебе в голову, чтобы мы могли проникнуть за троянские стены.
— Голод, — тут же сказал он.
— Кроме голода.
Мы выстроились в тени стены задолго до того, как темнота рассеялась, поэтому Эней обнаружил, что слишком промедлил с собственным выступлением. Я сам повел войско в атаку, и мы искромсали их на куски, показав, на что мы способны без Ахилла с Аяксом. Когда мы свалились на них, троянцы, и без того не в своей тарелке из-за хитрости Энея, ударились в панику. Нам оставалось только преследовать их и убивать сотнями.
Филоктет использовал стрелы Геракла с поразительной меткостью. Он придумал, чтобы помощники подбегали ко всем его жертвам, вытаскивали драгоценные стрелы, очищали их и возвращали в старый изношенный колчан.
Те, кто ушел от погони, укрылись в городе; Скейские ворота захлопнулись у нас перед носом. Бой вышел очень коротким. Уже вскоре после восхода солнца мы стояли, одержав победу, на усеянном телами троянцев поле; последний троянский цветок упал в пыль.
Подъехали Идоменей с Мерионом, сразу за ними Менелай и потом все остальные; поставив колесницы в круг, мы принялись осматривать поле и обсуждать битву.
— Филоктет, в твоих руках стрелы Геракла определенно обладают магической силой.
Он усмехнулся:
— Признаюсь, им это дело нравится больше, чем впиваться в бока оленям, Агамемнон. Но когда мои помощники сосчитают число стрел, трех будет не хватать.
Он посмотрел на Автомедонта, который хорошо постарался, руководя мирмидонянами.
— Автомедонт, у меня есть для тебя хорошие новости, чтобы передать мирмидонянам.
Мы все затаили дыхание.
— Хорошие новости?
— Очень! У меня состоялся поединок с Парисом. Один из воинов указал мне на него, и я начал его преследовать, пока не загнал туда, где не было ни одной щели, в которую он мог бы забиться. Потом я стал хвастаться своим мастерством лучника и хорошенько высмеял его маленький лук, сказав, что он по размеру больше подходит женщине. Поскольку он не отличил бы меня от ассирийского наемника, он заглотил наживку и принял мой вызов. Первую стрелу я пустил мимо, чтобы раззадорить его. Хотя я признаю, у него меткий глаз. Если бы я вовремя не прикрылся щитом, он попал бы мне прямо в грудь с первого выстрела. Потом я его подстрелил. Первая стрела — в ту руку, которой он держал лук, и вторая — в правую пятку — я подумал, это подходящая расплата за Ахилла, и третья — прямо в правый глаз. Ни одной из них не было достаточно, чтобы убить его сразу, но более чем достаточно, чтобы рано или поздно он умер. Я просил бога направить мою руку так, чтобы он умирал помедленнее.
