Эдвард Радзинский - Распутин
Отомстив Питириму, Хвостов решил ударить по самому мужику. Обезумевший министр задумал изгнать его из дворца. Он поверил, что сможет сделать то, чего не смог сам Столыпин! И придумал еще одно театральное представление: предстояло «вовлечь Распутина в массовую драку, довести его до крупного скандала с полицейским протоколом и оглаской, чтобы в Царском... пришлось согласиться на его удаление». Тогда Хвостов, пусть даже изгнанный за это из министров, мог триумфально вернуться в Думу – как человек, сваливший Распутина.
В своем новом спектакле Хвостов решил задействовать... Манасевича – так он ему доверял! Из средств департамента полиции «Рокамболю» были даны деньги на то, чтобы «устроить веселую вечеринку в доме его друга, репортера Михаила Снарского». По окончании вечеринки Снарский должен был задержать Распутина, а когда все гости разойдутся – выпустить его на улицу одного. И тогда агенты должны были схватить Распутина, увезти его и зверски избить – чтобы помнил свое место! А потом объявить все это результатом пьяной драки, устроенной... самим Распутиным.
Загримированный Хвостов сам приехал наблюдать за избиением ненавистного мужика. У дома репортера уже сидели в авто переодетые агенты. Но окна квартиры Снарского были почему-то странно темны... В то время, когда замерзший Хвостов в нетерпении разгуливал на морозе, поджидая мужика, Распутин, Манасевич и Снарский весело кутили в отдельном кабинете в «Палас-театре» – пропивали деньги, полученные... на избиение Распутина!
Хвостову оставалось только смолчать. Он был унижен, осмеян – и этого простить не мог... Именно тогда, судя по показаниям Комиссарова, Хвостов впервые сказал ему: «Распутина надо убить».
«ЧАСТНОЕ АССИГНОВАНИЕ» НА УБИЙСТВОНачав готовить убийство мужика, Хвостов, естественно, переговорил со своим заместителем.
Из показаний Белецкого: «Он указал, что нас обоих тяготят свидания с Распутиным и постоянная боязнь обнаружить нашу близость к нему... вследствие бестактности поведения Распутина... И наконец, избавление от Распутина очистит атмосферу около трона, умиротворит общество и Думу...»
Убить Распутина, как полагал Хвостов, «будет нетрудно». А оправдаться, почему не уследили, – и того легче: «сославшись на тайно от агентов совершаемые отъезды Распутина». И Белецкий сказал, что согласен. Убийство решено было поручить «нашему полковнику» – Комиссарову.
Естественно, Белецкий солгал Хвостову. Как он объяснял потом в Чрезвычайной комиссии, он «не верил в удачу, уже убедившись как хитер и интуитивен Распутин, и как мало умеет Хвостов в организации дел тайной полиции». К тому же, «взвесив мистический характер Государя... помня о многих юродивых, бывших до Распутина, я спросил себя: „Что будет после его устранения?“ И ответил: „Появление нового странного человека во дворце в духе Мити Козельского“. А с Распутиным Белецкий уже сработался...
Но главное, о чем он не сказал на следствии – о своем решении предать Хвостова: дать ему организовать убийство, а затем... предотвратить его, выдав своего шефа «царям». Белецкий верил, что тогда в Царском Селе наконец поймут: лучшего министра внутренних дел, чем он, не найти...
Белецкий посвятил в интригу Комиссарова, и, когда Хвостов вызвал полковника и изложил задание, тот, изобразив для правдоподобия некоторое сомнение, согласился. И тут случилось поразительное – увидев, что Комиссаров колеблется, Хвостов тотчас предложил ему деньги, причем громадные. «Он мне 100 000 сулил, показывал 2 пачки по 50 000», – вспоминал Комиссаров. – Потом он цену увеличил, довел ее до 200 000». Полковник был поражен, потому что знал – из бюджета министерства Хвостов таких денег взять не мог.
В своих показаниях Белецкий отмечает, что Хвостов говорил ему, будто «имеет для этого дела значительное частное ассигнование, и в деньгах можно не стесняться». И он понял: за инициативой Хвостова убить Распутина стоят очень могущественные силы...
Между тем Хвостов перешел к непосредственному планированию убийства. Белецкий пока видел свою задачу в том, чтобы «критиковать эти планы, откладывая исполнение». Или попросту саботировать их... Наконец, Хвостов предложил послать Распутину ящик отравленной мадеры – якобы от банкира Рубинштейна. Белецкий немедленно «отправил Комиссарова... за ядами. Тот принес Хвостову множество флакончиков с ядами и рассказал, как действует каждый яд...» Для видимости пришлось отравить одну из кошек Распутина. Но в мадеру была налита совершенно безвредная жидкость – флакончики, переданные Хвостову, на самом деле были от лекарств, а названия ядов Комиссаров выписал из учебника по фармакологии.
ПРОВОКАЦИЯОднако Белецкий вскоре почувствовал, что даже неопытный Хвостов начинает его подозревать. Пора было топить шефа и всплывать на самый верх. И Белецкий разыгрывает спектакль в лучших традициях департамента полиции...
В то время бежавший из России Илиодор перебрался в Норвегию, откуда начал грозить опубликовать книгу «Святой черт» и поместить в ней оставшиеся у него копии писем царицы и ее дочерей Распутину. Хвостову, естественно, пришлось вести переговоры с монахом-расстригой о покупке опасных документов. Илиодор запросил бессовестно много, начался изнурительный торг. И тогда, видимо, Хвостову пришла в голову новая идея: отправить к Илиодору своего агента, якобы для продолжения переговоров. Агент должен был передать монаху деньги и склонить его к тому, чтобы Илиодор организовал через своих сторонников в России убийство Распутина – то, что ему не удалось сделать в 1914 году.
В качестве агента Белецкий порекомендовал Хвостову своего человека – некоего Ржевского. Так началась провокация... Наивный Хвостов передал Ржевскому инструкции и документы. Далее Ржевский разыграл все, как по нотам. В поезде он устроил громкий скандал, а когда у него потребовали паспорт, стал угрожать офицеру, кричал о своей близости к министру внутренних дел. Ржевского арестовали, и на первом же допросе он показал, что отправлен Хвостовым к Илиодору – договориться об убийстве Распутина.
Одновременно Белецкий известил монаха о том, с какой целью к нему направляется человек от Хвостова. Расчет был точен: Илиодор, которому в Норвегии пришлось очень туго (он был рабочим на заводе в Христиании), понял, что у него появилась возможность помириться с мужиком и вернуться в Россию. И он тотчас послал телеграммы Вырубовой и Распутину.
Из показаний Вырубовой: «В телеграмме Илиодора, полученной Распутиным, говорилось о том, что высокие особы подготовляют покушение на его жизнь... а в телеграмме, полученной мною, он сообщал о том, что ко мне приедет его жена, которая привезет документы... что Хвостов организовал убийство Распутина... Затем ко мне явилась скромно одетая бедная женщина... стала показывать мне... телеграммы Хвостова о том, что он предлагает ее мужу 60 тысяч за убийство... Кажется, телеграммы были подписаны... Государь поручил расследование этого дела Штюрмеру».
Еще не поняв, кто стоит за историей со Ржевским, Хвостов бросился к Белецкому обсуждать – что ему делать? Белецкий подвигнул шефа на решительный (а точнее – на самоубийственный) шаг: поехать к царю, показать записи агентов, наблюдавших за Распутиным, и выложить все начистоту. Хвостов согласился. С каким нетерпением ждал его Белецкий из Царского Села!
Вернувшись, Хвостов, судя по воспоминаниям Белецкого, рассказал, что царь взял его доклад о Распутине и ушел с ним в покои царицы. Министр слышал их разговор в повышенном тоне. Потом Николай вернулся и сухо попрощался. Доклад остался у царя.
Когда Хвостов ненадолго вышел из кабинета Белецкого, тот, как и подобает начальнику тайной полиции, не побрезговал тотчас обследовать портфель шефа, где и обнаружил... оба экземпляра доклада о Распутине. И убедился в том, что подозревал с самого начала: Хвостов ничего не сказал Государю о мужике.
Впрочем, вскоре Белецкий узнал, что вместо доклада о Распутине, Хвостов сделал царю доклад... о Белецком! Министр предложил отправить своего заместителя в провинцию генерал-губернатором, обвинив... в заговоре против Распутина! Так они предавали друг друга.
В ответ Белецкий нанес новый удар. Симанович заявил в департамент полиции, что к нему приехал некий инженер Гейне и сказал, что Ржевский по поручению Хвостова организовывал покушение на Распутина. «Толстопузый» все понял, но было уже поздно...
Из показаний Вырубовой: «Ко мне приехал страшно взволнованный Хвостов, плакал, сказал, что вся история – это „шантаж“, затеянный Белецким... чтобы спихнуть его с места... что все это неправда, что это „жидовская провокация“ (имеется в виду заявление Симановича. – Э. Р.)... и просил об этом доложить Их Величествам. Я исполнила его просьбу, но получила ответ, что, даже если он не виноват в этой истории, он виноват в том, что связался с таким типом, как Ржевский».
