Льюис Уоллес - Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима
— Когда Мириам сказал мне, что Марк без ума от тебя, — вмешалась Имма, — я осведомилась о нем у нашего поставщика Гарефы. По его словам, старик Даниил, отец нашего гостя, ведет обширную торговлю; значит, Марк вполне подходящий тебе жених.
— А, вот что! Я не знала, что моя подруга шпионит за мной и вмешивается в мои дела! — рассмеялась Фамарь.
Мириам вспыхнула от негодования:
— За тобой нечего шпионить. Ты на глазах у всех расставляешь свои сети бедному бен-Даниилу и кружишь ему голову.
— Право же, Имма, наша малютка Мириам точно с ума сошла. Вероятно, она нечаянно спутала Марка с Элиезером бен-Гананом! Успокойся, девочка, я не собираюсь отбить у тебя жениха, а до других тебе нет дела!
— Вы, кажется, собираетесь выцарапать друг другу глаза, только этого недоставало! — вмешалась Имма, прерывая ссору девушек. — Ты, Фамарь, должна, однако, сознаться, что сестра отчасти права. Грешно играть сердцем доброго юноши, если ты не думаешь сделаться его женой.
— Разве выбор мужа зависит от меня? Пускай бен-Даниил поговорит с моим братом…
— А если Марк зашлет сватов и Твой, брат согласится, ты охотно пойдешь за дамаскинца? — спросила Мириам, устремляя на подругу пристальный взгляд.
Фамарь медлила с ответом. В глубине души честолюбивая девушка завидовала дочерям бен-Гамалиила, из которых одна выходила замуж за самого знатного человека в Иудее, в жилах которого текла царственная кровь, а за другой ухаживал храмовой военачальник, будущий первосвященник. Конечно, она не могла рассчитывать на подобную партию, но все-таки за бедного, незнатного родом или не именитого по заслугам человека она не хотела выходить. А между тем ей уже было девятнадцать лет, и года через два, много три она поступит в разряд старых дев. Бен-Даниил был довольно богат, но пока еще только простой ученик закона. Впрочем, он был молод, и мог еще многого достигнуть. Во всяком случае, ему предстояло сделаться преемником своего отца и богатым купцом.
— Если брат согласится, то я, пожалуй, не прочь… — ответила Фамарь, избегая взгляда подруги.
— Бен-Даниил честный, великодушный человек. Он никогда не женится на девушке против ее желания. О, этот юноша не возьмет в дом рабыню, он возьмет только преданную любящую жену. Потому отвечай мне, бат-Симон, любишь ли ты Марка? — пылко сказала Мириам.
Фамарь вспыхнула:
— Какое тебе дело, люблю я или нет? Что ты ко мне пристаешь? Вспомни, что ты еще недавно играла с ребятишками.
— Ты бездушное существо. Лучше было бы бен-Даниилу влюбиться в злую Лилит, чем в тебя!
Мириам бросила работу и, звеня бубенчиками сандалий, выбежала из комнаты.
— Ты оскорбила сестру! — с укоризной сказала Фамари Имма.
— Нисколько! Ее никто не просил читать мне наставления.
— Согласна с тем, но неужели ты и на меня рассердишься?
— Ты — совсем другое дело. С тобой, милая Имма, я могу говорить рассудительно.
— По-моему, тебе не следует отвергать любовь юноши, — продолжала молоденькая невеста. — И как отлично будет, если твоя свадьба состоится вслед за моей, а потом настанет очередь Мириам. Вот мы и станем веселиться круглый год.
— Разве участь Мириам уже решена?
— Конечно. Не нынче-завтра за нее посватается Элиезер бен-Ганан. Это дело уже покончено между отцом и стариком Гананом.
— Однако, дорогая Имма, меня смущает незнатное происхождение Марка.
— О, это пустяки! Дома Риллеля и Гиркана будут покровительствовать твоему мужу. Сыну богатого дамасского купца нетрудно занять в Иерусалиме почетную должность. Хочешь я переговорю с бен-Даниилом?
IX
Ночь уже окутала Иерусалим и над Сионом ярко светила луна, когда бен-Даниил прибежал, запыхавшись, в гостиницу Абнера. Отыскивая в этот вечер своего друга Филиппа, он побывал сначала в синагоге храма, потом на квартире братьев из Румы и, наконец, теперь колотил обоими кулаками в калитку «Колодца Иакова».
Выбежавшая на стук служанка, после предварительных расспросов, впустила бен-Даниила во двор, и через раскрытые окна гостиницы до него донесся громкий смех товарищей и звучный голос Филиппа, который пел застольную песнь под звон кубков и чаш, Абнер в качестве архитриклиния встретил вошедшего юношу с полной чашей вина, а товарищи приветствовали его появление заздравным тостом и трехкратным поднятием чаш. Распив с компанией кубок, бен-Даниил сделал Филиппу знак, и они вышли в обширные сени гостиницы. Тут юноша бросился на шею друга и стал душить его в объятиях.
— Что с тобою? Ты с ума сошел!
— От радости и счастья, дружище! Ты видишь перед собой самого счастливого человека в мире.
— Ого! Уж не выбрал ли тебя синедрион в первосвященники? Или, чего доброго, ты сделался хранителем корвана?.. В таком случае, приятель, надеюсь, ты угостишь нас на славу да и в будущем откроешь нам широкий кредит!
— Молчи, беспутный кутила, и слушай, что тебе сообщу. Сегодня, когда мы были в саду Гиллеля, Имма отозвала меня в сторону и сказала, что я нравлюсь Фамари и она согласна быть моей женой. Сначала я не верил такому счастью, но Имма меня убедила. Когда она ушла, я бросился домой и только успел отворить калитку из сада Гиллеля в сад Веньямина, как увидал ее, лучезарную деву Сиона! Она стояла у фонтана, задумчиво глядя на его струи. Я упал к ногам моей Фамари, безмолвно лобзая край ее одежды, душистой, как жасмин. Она ласково провела рукой то моим волосам и тихо прошептала: «Ступай, бен-Даниил, к моему брату, скажи ему, что желаешь жениться на мне…» Филипп, эти простые слова прозвучали в моих ушах слаще гимна херувимов!
— Итак, ты жених черноокой бат-Симон?.. Мне остается только поздравить тебя!.. — произнес Филипп с оттенком иронии.
Дамаскинец крепко пожал ему руку.
— А знаешь, кому я обязан счастливой развязкой? — спросил он, лукаво щурясь на друга. — Прелестной, бесподобной Мириам! О, это ангел, а не девушка, Филипп. И вот что я скажу, — таинственным тоном прибавил юноша, кладя руку на плечо друга, — она неравнодушна к тебе! Право, брось ты эту гульбу и подумай серьезно о счастье, которое само дается в руки.
Филипп стоял понурив голову, потом махнул рукой и с горечью заметил:
— Не чета мне, бедняку, знатная девушка! Вернемся-ка лучше к товарищам и за их дружеской беседой отпразднуем радость и забудем горе. — Быстро распахнув двери, он громко крикнул. — Поднимем заздравные чаши, друзья. Марк бен-Даниил сосватал невесту!
Была уже полночь, когда Абнер, провожая гостей, светил им через темный двор. Распахнув калитку, он высоко поддал светильник. Юноши, проходя мимо, смеялись, пожимая ему руку, и щелкали в толстое брюхо архитриклиния, который, с тех пор как был возведен в это почетное звание, довольно добросовестно обманывал своих посетителей и еще добросовестнее напивался с ними. При выходе на улицу молодые люди чуть не наткнулись на фыркающую лошадь. По переулку проезжал всадник, закутанный в плащ. Пламя светильника упало на его лицо, обрамленное русою, коротко остриженною бородой, и отразилось на металлическом шлеме с высоким панашем из орлиных перьев. Позади всадника поспешно ехали воины и шли под вьюками мулы, позвякивая бубенчиками.
X
На другой день Марк, не без чувства легкой тревоги, вошел в комнату Веньямина с намерением просить себе в жены его сестру. Он заговорил об этом и растерялся с первых же слов, тяжело переводя дух и то и дело вытирая со лба капли пота. Выслушав бессвязную речь смущенного юноши, Веньямин усмехнулся про сёбя и спросил:
— А как посмотрит на твое сватовство отец? Пожелает ли богатый почтенный Даниил Дамаскин породниться с небогатой семьей?
Марк сильно смутился этим вопросом. Его даже бросило в холод. Перед ним восстал облик сурового, непреклонного старика, который никогда не баловал сына. Ну что, как он и в самом деле не согласится? Что тогда будет? Захочет ли Фамарь разделить участь человека, отверженного отцом?
В глазах у бедного Марка потемнело, в ушах раздался звон. Между тем Веньямин, насладившись вволю его смущением, не спеша встал с места, вынул из шкафика письмо и сказал, протягивая его бен-Даниилу:
— Вот прочти, что пишет твой отец. У него уже давно выбрана для тебя невеста.
Марк дрожащими руками развернул поданный свиток и поднес его к глазам. Это было то самое письмо, которое он привез из Дамаска Веньямину. Пробежав его наскоро глазами, юноша стремительно бросился в объятия бен-Симона. Оказалось, что старик Даниил и покойный отец Фамари, Симон бен-Нехания, были компаньонами и давно уже предполагали породниться между собою, поженив своих детей. Отправляя сына в Иерусалим, Дамаскин главным образом имел в виду сблизить его с дочерью умершего друга и исполнить слово, данное ему при жизни. Расцеловав Марка, Веньямин позвал Фамарь и, соединив руки жениха и невесты, назначил день обручения.
