Наталья Иртенина - Нестор-летописец
Несда застенчиво провел пальцем под носом, где едва темнел пух.
— Помнишь Георгия? — спросил Мономах, глядя в упор. — У тебя хорошая память, ты не мог его забыть.
Отрок медленно кивнул.
— Мы искали тебя целый год после того, но не нашли. Убийцу Георгия мы тоже не нашли.
Мономах сел на лавку, не спуская глаз с Несды.
— Расскажи, что ты помнишь, — попросил варяг.
Холоп вытер вспотевшие ладони о рубаху и заговорил бесцветным голосом:
— Мы ждали волхва у капища. Он появился и разжег огни. Князь с Георгием обнажили мечи и пошли к нему. Георгий оказался впереди. Волхв убил его своим мечом. Он был очень быстр и сразу пропал с капища. Князь упал вместе с Георгием, потом побежал за волхвом…
— Ты видел его лицо? — вскрикнул Мономах, сидевший беспокойно, как на сушеном горохе.
— Он был в клобуке.
— Утром на капище нашли брошенный плащ, — сказал варяг, не поднимая головы. — Он не принадлежал ни Георгию, ни княжичу. Этой был твой плащ?
— Нет.
— Тогда он принадлежал убийце. Как же ты не видел его лицо, если он бросил плащ, прежде чем убежал с капища?
Несда пошатнулся. Тяжелый взгляд Симона придавил его, как рухнувшее на дровосека дерево.
— Я был далеко, — выдохнул отрок. — Не разглядел.
— Лжешь! — Мономах рывком поднял себя, схватил костлявое плечо Несды, больно сжал. — Я наткнулся на тебя совсем близко к капищу.
Холоп закашлял. Щеки вспыхнули ярче, голос охрип:
— Я хотел помочь Георгию. Я видел только его.
Князь оттолкнул Несду и, сердясь, ушел к слюдяному окошку. Поглядел во двор, сложив руки за спиной.
— От него никакого проку!
Добавил гневно:
— Мог бы стать епископом, а прозябает в холопах!
— Постой, князь, — молвил Симон. — Не серчай на мальца. Ты ведь тоже не разглядел волховника. — Варяг понурился. — Видно, зря все это. Бог судил — не найти мне убийцу сына. Да и если б малец запомнил волхва, что с того? Больше трех лет прошло. Его ни в Киеве, ни поблизости, верно, давно уж нет.
Мономах резко развернулся.
— Ты смирился, Симон?
— Нет, князь. — Варяг качнул крупной головой. — Когда придет мой срок стать перед Господом, я скажу: прежде чем судить меня, дай мне посмотреть на того, кто погубил моего сына. А потом скажу: суди его, Господи, прежде меня, ибо если не увижу, как казнишь его, не успокоюсь.
Он поднялся и, прогибая скрипучие половицы, пошел из хором.
Мономах оглянулся на прощанье.
— Ленивому рабу холопий хлеб слаще, — презрительно бросил он Несде.
Янь Вышатич оставался неподвижен. Видя его погруженность в раздумья, отрок попытался ускользнуть.
— Сядь! — раздался голос воеводы.
Несда обреченно вернулся, присел на край лавки.
— Князья бывают несправедливы, верно? Особенно когда чего-то не понимают… Или им чего-то недоговаривают. А то и лгут в глаза.
Несда притих, как мышь в норе, перед которой замерла кошка.
— Я знаю тебя без малого три года. Ты никогда не вытирал об себя руки во время разговора. Почему ты дрожишь?
— Зябко, — прохрипел Несда.
— Налей себе меду.
Отрок плеснул в серебряную кружку золотистой хмельной сладости из малой корчаги. Немного отпил.
— А теперь расскажи мне правду. Почему ты солгал им?
— Не знаю…
Несда припал к кружке и долго высасывал ее содержимое, стуча зубами о край. Наконец набрался смелости:
— Я видел лицо того волхва на капище Лысой горы. И видел его прежде, на митрополичьем дворе.
— Что он там делал? — усмехнулся воевода.
— Он… он сотник владычной дружины.
Боярин оторвал спину от стены. На скулах задвигались желваки.
— Ты не ошибся? Пламя костра в ночи иногда играет такие шутки.
— Это был он. Комит Левкий Полихроний.
— Комит Полихроний, — задумчиво молвил воевода. — Я знаю его. Он сейчас здесь, в Вышгороде. Сидел на пиру. Он знает тебя?
Несда сильно мотнул головой.
— Что он делал на Лысой горе?
— Зажигал огни на капище.
— А потом убил сына варяга?
— Да.
— Почему ты никому не сказал об этом?
— Утром все ушли на войну с половцами. После был мятеж. Князя прогнали. Потом мы бежали из Киева.
Несда выронил из рук пустую кружку и обтер потный лоб.
— Он убил не только Георгия… Новгородского епископа удавили по его слову. Я слышал на конюшне, как он обговаривал это с холопом. А все решили, что виновны полоцкие бояре.
Янь Вышатич встал, ушел к дверям. Вернулся. Налил меду. Осушил кружку и промокнул рукой усы. Снова сел.
— Твое свидетельство холопа м алого стоит. Если ты скажешь против Полихрония на суде, можно лишь требовать для него испытания железом. Но он подлежит митрополичьему суду, а значит, дело худо. Греки не признают испытания железом. К тому же… что ты делал на владычной конюшне?
— Спал.
— Он скажет, что ты воровал овес или хотел свести коня. Тем и кончится. Тать не может быть послухом.
— Я… не стану… говорить против… — из последних сил пробормотал Несда. — Мне не поверят. Бог… судья.
Он завалился вбок и упал на пол. Воевода рванулся к нему, перевернул на спину. Несда был горяч, как хлеб, вынутый из печи. Боярин переложил его на лавку, выбежал в сени, сбил с ног сунувшегося холопа.
— Лекаря!
16
Все пронеслось перед глазами будто в единый миг. Толпа ростовчан с дубьем и дрекольем перед церковью, довольная ухмылка Коснячича, книжня Святой Софии, пропахшая кожей и чернилами. Захарья с деревяшкой и ножиком в руках, синий от удушья Добромир, столетний старец Еремия, умеющий слышать помыслы. «Господи, возьми меня, а его оставь…» Мертвецы на киевских улицах после мятежа, топор во лбу новгородского волхва. Бегство из Киева от Мстиславовой расправы, красноволосая дева, объятая пламенем. Окровавленное лицо попа Тарасия, затравленный взор связанного Гавши. Народы, дающие дань Руси. Старый воевода, ставший как отец. «Ты книжник и должен знать многое, не только из книг». Игумен Феодосий, вопрошающий имя. Батька Леонтий на снежной елани. «Будешь в Печерской обители, кланяйся Антонию и Никону».
Несда открыл глаза. Сразу захотелось улыбнуться пропыленному солнечному лучу, повисшему среди клети, но губы будто затвердели. Он повел глазами. У стенки на ларе сидела Малуша, сосредоточенно сдвинула брови — считала стежки на вышивке. На безымянном пальце поблескивало тонкое серебряное колечко. Да и голова укутана в повойник, как у мужней жены. Несда все же улыбнулся. Вот так Малуша! Давно девка невеста, женкой не терпится стать — вот косы на затылок подобрала и замужней себя воображает. Почему она сидит здесь? И в какой это клети он разлеживается? На челядню вовсе не похоже.
Он постарался придать голосу строгости:
— Малуша! Что ты тут делаешь?
Несмотря на все усилия, вопрос получился едва живым бормотанием.
Девка испуганно ойкнула, выронила рубаху с вышивкой. Стрельнув глазами, скакнула к порогу.
— Малуша! Ты куда?
Несда совсем не хотел, чтобы она убежала так скоро. Из-за ободверины робко глянули глаза, потом и вся девка снова показалась. Поправила повойник, подняла вышивку. Смущаясь, встала посреди клети, сложила руки на поневе.
— Зачем ты надела поневу и повойник?
— А вот и не дождалась я тебя! — Малуша вдруг резво высунула язык и тут же спрятала. — Замуж вышла, пока ты помирал.
— Я помирал? — тихо удивился Несда.
Он попытался сесть на ложе, но тело было таким грузным, неповоротливым, что ничего не вышло.
Малуша пригорюнилась совсем по-бабьи — приложила ладонь к щеке и жалостливо раскачивала головой.
— Исхудал-то! Все лето без памяти пролежал. Как привезли неживого из Вышгорода, так и сложили тут. Огневицу-трясавицу лечцы прогнали, а опамятовать тебя не могли никак! Думали, так и отойдешь, глаза не открымши. Боярин извелся, ожелтел аж весь. Чудной! По холопу-то так убиваться. Вон их сколько, холопов, да на торгу еще больше…
— Погоди, Малуша, не тараторь. Все лето, говоришь. А нынче что, осень?
— Ага, — кивнула девка, — жито собрали, последний сноп Перуну отдали, солнце с летом проводили в дальний путь. Свадьбы играют теперь.
— А ты когда успела?
— Я девка шустрая, — весело похвалилась она, но тут же спохватилась: — И не девка теперь вовсе, а мужняя жёнка, и лясы с тобой точить не пристало мне. — Малуша повернулась боком, важно повела плечом. — Ты уж не малой, как прежде, а жених скоро.
Она вдруг прыснула, и вся важность облетела с нее, как листва с осины.
— Тощой только очень уж и бледный, как смертушка. Голова как репка гладкая. Девки не заглядятся… Ай, мне ж тебя зельем поить велено! — всплеснула она руками.
Подойдя, подняла подушку, ухватила Несду под мышки и подтянула.
