Самид Агаев - Седьмой совершенный
Послышался топот ног и новые голоса. Ахмад Башир посмотрел в сторону решетки. Начальник тюрьмы пытался незаметно для других, делать ему какие-то знаки. Сзади него показался отряд вооруженных людей. Это была поднятая по тревоге караульная команда.
- Пора бы уже им, - тревожно сказала Фарида, она не находила себе места от волнения, ходила по комнате, то и дело подходя к двери, выходящей на улицу и прислушивалась к звукам
- Хватит уже тебе, - раздраженно сказала Анна, - и ходит и ходит, голова кружится. Ахмад Башир сказал, что если получится, то они придут на рассвете.
- Получится, а если не получится?
Фарида не могла справиться с собой, ее бил нервный озноб. Она вышла во внутренний двор и, поглядев на небо, воскликнула:
- Это что, не рассвет по твоему, звезд почти не видно.
- Рассвет, это когда солнце встает, - пыталась успокоить ее Анна.
- Много ты понимаешь, - огрызнулась Фарида, - рассвет, - это когда светает, светло становится, понимаешь?
Анна пожала плечами.
- Дура, я дура, - горестно сказала Фарида, - Ну придет он, и что. Какими глазами он на меня будет смотреть, что у него за это время любви прибавилось ко мне? Сколько лет я его ждала.
- Ты так говоришь, как будто у тебя был выбор.
Анну с детства отличала любовь к истине.
- А что ты думаешь, был, - вызывающе сказала Фарида, - староста нашей деревни, между прочим, всегда ко мне подкатывался.
- А ты что же?
- Я замужняя женщина, - холодно сказала Фарида, - у нас говорят, что второй раз замужнюю женщину может обнять только могила. Скажи лучше, чьего ребенка ты носишь?
- Нет, ты действительно дура, - в сердцах сказала Анна, - я тебе уже сто раз говорила, что это ребенок Абу-л-Хасана.
- Сама дура, - беззлобно сказала Фарида.
Она подошла к Анне, заглянула ей в глаза, и неожиданно сказала:
- Может быть, я и дура, но если удастся спасти Имрана, я буду рада видеть тебя в качестве его второй жены.
У Анны слезы навернулись на глаза, она спросила:
- А этот ребенок?
- Вырастим.
Анна тяжело вздохнула.
- У нас не принято многоженство.
- Какая же ты неблагодарная, - рассердилась Фарида, - ты, что же хочешь, чтобы я ушла, оставила его тебе и не мешала вам.
- Прости меня, - сказала Анна, - я не могу сейчас об этом думать, конечно, ты права.
- Так ты согласна? Мне бы хотелось иметь определенность до того, как он появится здесь.
- Кто-то идет, - вместо ответа сказала Анна.
Обе прислушались. Шаги, кашель. Появился старик, хозяин дома.
- В тюрьме шум, - сказал он, - полиция окружила тюрьму. Боюсь, что дело неладно.
Через три дня, когда женщины совсем потеряли надежду, в дверь постучал человек и передал записку из тюрьмы.
Анна, с трудом разбирая неровный почерк Ахмад Башира, прочитала следующее:
"... Дело не выгорело, а точнее дело дрянь. В последний момент мы попались, но нас никто не предал, стечение обстоятельств. Нас отправляют в Багдад. Имрана, как пророка, а меня как сообщника. Пророк, кстати, меня очень беспокоит. Его раны почему-то перестали заживать, вернее заживают, но так же, как у меня, медленно. Еще меня беспокоит его голова, точнее разум. Он недавно сказал мне, что бывал в местах, где деревья не отбрасывают тени. Торопитесь в Багдад и действуйте через, сами знаете кого".
Закончив чтение, Анна озабоченно спросила у Фариды:
- Какие раны, что он имеет в виду?
Фарида тяжело вздохнула и сказала:
- Лично у меня его разум тоже вызвал беспокойство.
Часть девятая
Старуха и Холм
Не прошло и полугода с тех пор, как евнух Мунис получил должность главнокомандующего. Но кто бы мог сейчас признать в могущественном военачальнике бывшего раба. Путь к исфах-салару преграждал целый штат тюркских офицеров, исполняющих обязанности катибов. Получить у него аудиенцию Анне удалось только благодаря одному из бывших многочисленных помощников Абу-л-Хасана.
Мунис внимательно смотрел на молодую беременную женщину, стоявшую перед ним. Ее дерзость и осведомленность удивила и, если быть честным, испугала его. Минуту назад Анна вошла в присутствие, и сходу выпалила буквально следующее.
– Неблагодарность - это самый страшный грех, знаешь ли ты об этом, о, Мунис?
– О чем толкуешь ты, женщина? - спросил изумленный военачальник.
– Человеку, которого ты преследовал и сейчас собираешься казнить, ты обязан своей должностью, ему и второму, который пытался его спасти, и сейчас находится рядом с ним.
– Кто ты такая? - наконец, спросил Мунис.
– Я вдова Абу-л-Хасана, - ответила Анна.
Мунис понимающе кивнул головой.
- Я сожалею о его смерти, - сказал он, - это был очень умный и достойный человек, но не понимаю, каким образом наша с ним тайна стала известна тебе.
- Женам многое доверяют,- ответила Анна.
- Так чем же я обязан этим людям?
- Они добыли доказательства из дома Ибн-ал-Фурата. Если бы не они, ты до сих пор был бы евнухом.
Мунис дернулся как от пощечины. Он сказал сквозь зубы.
- Евнухом, я, положим, остался и буду им до конца дней своих, если конечно тот за кого ты пришла просить не сотворит чуда и не отрастит мне что-нибудь для забав с женщиной, такой, как ты например.
Анна пропустила мимо ушей эту непристойность, евнуху можно было позволить и не такое.
Он не сотворит никакого чуда, он обыкновенный человек, у него просто помутнение рассудка.
Но Мунис думал о своем.
- В какие тайны еще посвятил тебя твой муж? - спросил он.
- Отпусти их, - сказала Анна, - ты перед ними в долгу.
- Мне кажется, что помутнение рассудка случилось не только у этого человека. Понимаешь ли ты, женщина, о чем просишь. Не я решаю его судьбу, но повелитель правоверных халиф ал-Муктадир. Это по его приказу я сражался с этим "пророком" и пленил его, но, судя по тому, с каким умением он защищал свои крепости, можно усомниться в его "помутнении рассудка.
Мунис подошел к Анне и в упор спросил:
- Почему ты просишь за него женщина?
- Здесь в Багдаде находится его жена, она разыскивает его и я решила помочь ей в этом.
- Причина только эта.
- Да.
Мунис опустил глаза на ее округлый живот, но ничего не сказал, вернулся на свое место и уже оттуда сказал:
- Я не могу тебе ни чем помочь.
- Жаль, - произнесла Анна, спокойно глядя в глаза главнокомандующего.
Мунис развел руками. Разговор был окончен и он на прощание сказал.
- Я ничем не обязан им, это заблуждение. В том, что произошло, каждый преследовал свою цель: Абу-л-Хасан, я; про тех двоих я ничего не знал, но уверен, что и у них была какая-то выгода. Так, что иди с Богом, женщина. Кстати, это его ребенка ты носишь? Бедняга Абу-л-Хасан, как обидно умереть, не дождавшись первенца.
Последние слова Мунис произнес издевательским тоном.
- Но женщин лучше не оскорблять, потому что последнее слово все равно останется за ними. Анна, побледнев от негодования, сказала:
- Во всяком случае, это он лучше, чем жить без всякой надежды на появление первенца.
Лицо Муниса пошло пятнами, он крикнул дежурного офицера, но Анна сказала:
- Госпожа Ша'аб была против твоей кандидатуры. Я думаю, что ей будет интересно узнать некоторые подробности твоего назначения.
- Подожди, - сказал Мунис дежурному офицеру.
- Дурочка, сама напросилась, сначала он отдаст ее солдатам, а потом они утопят ее в Тигре.
Словно читая его мысли, Анна сказала:
- Если я сегодня не вернусь домой, то завтра жена Имрана, через доверенное лицо передаст некое письмо в гарем.
Широкие скулы Муниса заходили желваками, недавнее прошлое возникло перед ним.
- Ты достойная жена своего мужа, - наконец произнес он, - я не могу отпустить пророка, но могу отпустить второго.
- Ты отпустишь обоих, - твердо сказала Анна, - или все станет известно Госпоже.
Прежде, чем вернуться в отцовский дом, Анна, из любопытства пошла к дому Абу-л-Хасана. Дверь была опечатана, но под ней сидел Хамза. При виде Анны управляющий вскочил и бросился к ней, схватил ее за руку, говоря: "Госпожа, где же ты была, какое счастье, что ты вернулась, а я караулю дом. Люди из диван-ал-маварис каждый день ходят, хотят описать все, но я им говорю, что ты должна вернуться.
В последнее время отношения Анны с управляющим были натянутыми из-за того, что последний ревновал ее к хозяину. Но сейчас на глазах его блестели слезы, Анна была растрогана. Она, не вдаваясь в подробности, рассказала о том, что с ней произошло за последнее время.
- Я знал, что эти люди не принесут нам добра, - горестно сказал Хамза.
- Прошлого не вернешь, - философски заметила Анна.
- Госпожа, если ты не предъявишь права на наследство, дом отойдет к казне, - горячо заговорил Хамза, - сорви печать, будем жить вместе, я буду служить тебе также, как и господину Абу-л-Хасану, ты еще молода, имея такой дом, сможешь еще раз выйти замуж.
