Мигель Сильва - Лопе Де Агирре, князь свободы
Малышке еще не было года, она лишь начинала спотыкаться на каменной галерее, когда Лопе де Агирре объявил себя подданным вице-короля Бласко Нуньеса и готовым к его услугам; ему пришлось бежать в Трухильо, потом отправиться в Панаму с Мельчором Вердуго. В Куско он вернулся четыре года спустя, восстание Гонсало Писарро было подавлено, а голова мятежника отрублена, к тому времени малышка уже знала «Господи, помилуй» и мурлыкала жалобные кечуанские мотивы, которым обучила ее мать.
Лопе де Агирре, как мы знаем, не был пожалован за свою службу и не получил вознаграждения за упрямую верность королевскому делу. Он утверждает, что ничего и не просил. Он предпочел забыть войну, сменить ее на тихие облака Куско, каменный дом, Эльвиру, Круспу, лошадей. В Севилье он объезжал лошадей, и снова мог заняться этим делом, конечно, мог. Разумеется, эти лошади были не то, что в Андалузии; от ледяных ветров и тяжести гор их стати полиняли; те были резвые, нервные, блестящие; эти — маленькие, выносливые, невзрачные и способные на любой подвох. Лопе де Агирре скачет по кругу, усмиряет лошадей, Эльвира, вскарабкавшись на изгородь загона, испускает крики гордой радости, Круспа, с мукою в глазах, не говорит ничего. Но права малышка. Ни в Куско, ни в окрестностях нет объездчика, который осмелился бы соперничать с Лопе де Агирре в знании ремесла, в твердости руки, в сметливости. Богатые землевладельцы лично приходят за ним, когда наступает пора объезжать молодых дичков, к нему идут и священники, которые по совместительству, бывает, занимаются ростовщичеством или коневодством. Только один раз сбросил его жеребец, темно-рыжий и волосатый, как дьявол, Эльвира расплакалась на изгороди, не от жалости, но из протеста против страшной несправедливости.
Но Лопе де Агирре не отказался от своего и не перестал объезжать лошадей и сосредоточенно наблюдать за тем, как темнели и просветлялись горы. Он мечтал об иной судьбе — не для себя, не для Круспы, а для малышки. Город Потоси прекрасен, как те земли, что открыл Кортес, его неиссякающие серебряные жилы возвеличили инкских королей, равно как возвеличивают конкистадоров. «Кто не видел Потоси — не видел Индийских земель», — в один голос говорят все, побывавшие там. Нет на земле холма, так вольно овеваемого легкими ветрами, хранящего столько благородного серебра. Индейцы в печах расплавляют металл и превращают его в посуду и драгоценности великой красоты.
Лопе де Агирре седлает самого своего быстроногого перуанского коня и отправляется в Потоси, проделывает сто шестьдесят лиг по горам и долинам; камни, отесанные индейцами, словно воздушные зеркала в ночном свете, воды широкой лагуны долго полощут силуэт всадника, точно призраки встают на пути репейники, обескровленные муравьями. В Потоси он купит ожерелья и браслеты, чаши и кофры, изображения святого Себастьяна и Пресвятой девы, все из чистого серебра, развезет товар по другим селениям с большой прибылью и вернется в Куско с выручкой и подарками для Эльвиры; эти розовые мечты и довели его до беды.
(Стены Потоси. В глубине вырисовываются очертания холмов Гуайна-Потоси и Апо-Потоси. За стенами лепятся крытые соломой лачуги индейцев. У стен бурлит толпа из торговцев и странников. Над стенами развевается белый флаг с красным крестом — флаг города. Появляется Лопе де Агирре во главе каравана.)
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Я покидаю славный город Потоси, самый богатый и дивный город на земле. Со мной караван, груженный серебряной посудой и украшениями, сработанными руками индейцев. Я направляюсь в Тукуман, который населяет щедрый и мирный христианский народ. Люди там всегда говорят правду, умеют держать слово и не предают друг друга. Им я продам свой товар за хорошие деньги, на выручку куплю лошадей с мощным крупом и широкой грудью, и у меня еще останутся золотые дублоны. А потом — потом я вернусь в Куско, где меня ждут улыбка Эльвиры, мой каменный дом и печаль Круспы.
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. О несчастный Лопе де Агирре, ты не предчувствуешь, ибо не владеешь даром предвидения, тот ураган ненависти, что искалечит твою жизнь. Не выходи из Потоси, возврати ювелирам-индейцам купленное, не пренебрегай дурным знаком, что начертан в воздухе у тебя над головой.
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Я осмотрительный и уважающий законы дворянин, я солдат, что отрекся от оружия ради честной торговли. Индейцы в моем караване довольны хорошим обращением, им не тяжело нести моих серебряных святых и чаши и съестное себе на пропитание. Я шагаю впереди, я им друг и хорошо знаю дорогу, мне неведомы раздоры и страхи. Что за беда хочет лечь у меня на пути, словно ядовитая змея? Что за сумасбродный оракул пророчит мне несчастье?
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. Хуан Юмпа, индеец-астролог, индеец-философ; Хуан Юмпа, ему сто лет, он знает язык звезд; Хуан Юмпа, что беседует с усопшими младенцами, орошающими небесные сады; Хуан Юмпа предостерегает тебя именем своих богов: не выходи сегодня из Потоси!
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Вы думаете, мой разум христианина доверится гаданиям какого-то индейца, захмелевшего от чичи и очумевшего от старости? Вы хотите, чтобы веру Иисуса Христа я поставил ниже суеверий их дикарских богов? Вы что, потеряли рассудок?
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. Не выходи сегодня из Потоси, Лопе де Агирре. Хуан Юмпа, что беседует с мертвыми младенцами, предостерегает тебя… (Входит алькальд Франсиско Эскивель со своей супругой Росарио Эскивель.)
ФРАНСИСКО ЭСКИВЕЛЬ. Солдаты, схватите этого торговца, малого ростом и ничтожного видом, который ведет за собой караван индейцев! Схватите его, солдаты, и бросьте в тюрьму со связанными руками! Со всей ясностью и твердостью сообщите ему, что преступно чрезмерно нагружать туземцев, а два индейца, что идут с этим человеком, согнулись под огромными тюками. ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Неправедный суд вершит ваша милость, сеньор алькальд. Не несут мои индейцы непомерного груза, то полые серебряные сосуды и котомки с пропитанием для них же самих. К тому же не одни мои индейцы так нагружены, ваша милость видела и других, выходивших сегодня за городские ворота. В караване каждого купца есть индейцы с такою ношей, из Потоси не вышло ни одного каравана без индейцев с поклажей. Почему ваша милость указала именно на меня? Ваша милость решила, что я слаб или труслив лишь потому, что ростом я меньше других. В таком случае ваша милость совершает большую ошибку, ибо в малом моем теле дремлет баскский лев, который не потерпит ни обид, ни унижений. Да узнает об этом ваша милость в добрый час.
ФРАНСИСКО ЭСКИВЕЛЬ. Солдаты, свяжите его и отведите в тюрьму за нарушение правил и за дерзость. Заприте и держите под замком в темнице, пока не будет ему объявлен мой приговор и не свершится наказание.
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Я не позволю грязным рукам подлых ищеек и тюремщиков касаться меня. Я сам пойду туда, куда судьбе угодно меня направить.
(Лопе де Агирре выходит, солдаты следуют за ним.)
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. Осторожно, сеньор алькальд, осторожно, не забывайте, что люди малого роста превращаются в безмерных демонов, когда их притесняют или подвергают оскорблениям. Да изменит осторожность ваши намерения, сеньор алькальд.
ФРАНСИСКО ЭСКИВЕЛЬ. Ваши предупреждения и советы назойливы. Я алькальд, и мое дело — заставить уважать законы и власть. Виновный по имени Лопе де Агирре получит двести ударов плетьми в наказание за пренебрежение правилами и за дерзость. Таковы моя воля и приговор.
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. Ваша милость сказала: двести ударов плетьми? Не кажется вам чрезмерным наказание за столь малую провинность? А знает ли ваша милость, что арестованный — сержантом — сражался во славу короля в Индийской Картахене и в Кастилье-дель-Оро? Знает ли ваша милость, что Лопе де Агирре — баскский дворянин и его герб венчает орел, расправляющий крылья для полета? Знает ли ваша милость, что у всех мужчин из рода Агирре отвага и гордость в крови и что все они склонны к гневу и мести?
РОСАРИО ЭСКИВЕЛЬ. Внемлите, супруг мой, советам почтенных купцов. Простите меня, дерзкую, что осмелилась на людях говорить с вами подобным образом, мной руководит не желание вам перечить и не сострадание к человеку, коего собираются подвергнуть наказанию. Я содрогаюсь пророчеству бесчисленных бед, что падут на наш дом, если будет исполнен ваш приговор. Глаза арестованного сверкали, будто лезвие кинжала, руки противились, точно вырванные из земли корни. Молю вас, супруг мой, отмените наказание.
ФРАНСИСКО ЭСКИВЕЛЬ. Вестник, без промедления ступай в тюрьму, где заключен Лопе де Агирре, и моим именем прикажи альгвасилу Мартину. Артеаге привести в исполнение приговор — двести ударов плетьми. Поспешай, вестник!
(Вестник выходит.)
ХОР СТАРЫХ ТОРГОВЦЕВ. Ярость и кровь падут на дом твой, словно реки, обрушенные сатаной, лиценциат Эскивель. Старый индеец Хуан Юмпа, что беседует с усопшими младенцами и умеет читать будущее на листьях коки, то и дело поминает твое имя в погребальных заклинаниях.
