Александр Константинович Белов - Мужские рассказы
Это, отец, не имеет никакого значения.
Венец обреченных
Замок Ульриха фон Поллена Гильдебора Шлосского напоминал разорённую мусорную кучу. Под стать замку был и сам хозяин. Высохший, как осенний тополь в переполье, с лицом, разбитым морщинами и потерявшими цвет волосами. Следует добавить, что нездоровое нутро барона исторгало наружу через его чахлое дыхание совершенно непотребный запах, мешающий какому бы то ни было благородному общению с ним. Впрочем, внешность хозяина Шлосского замка, в действительности, совершенно не соответствовала его натуре. Чуть только дело доходило до благородного искусства владения мечом, равных Ульриху Поллену не было во всём Ордене. А замок? Его внутреннее убранство также не сочеталось с битым камнем стен и башен. Здесь, под сенью рыцарского герба, обитал дух не упадничества, а праведного бунтарства и тщеславия. Здесь каменные изваяния древних франков давили поверженные тела аллеманских ратников. Здесь поплинвые гобелены прославляли род Гильдеборов, а собственное достоинство хозяина составляли две дюжины разбитых им рыцарских щитов.
Да, барон Ульрих фон Полен Гильдебор Шлосский мог показать молодым послушникам, как надо владеть мечом. Когда барон брал своей кованой руковицей клинок, когда втягивал тело в суконную камизу с тевтонским крестом на груди, его чахлые конечности вдруг обретали упругую силу молодого льва. Не просто бой ожидал монахов на холодных ступенях алтаря. Это было магическое таинство ритуала. Шлосский приор тушил факел в лохани с водой, и в зале воцарялась кромешная темнота. Рыцари замирали в напряжении. Их руки терзали рукояти мечей. Преодолевая оцепенение, тевтонцы наступали в темноту. Крадучись, как ночные звери. И тут барон раздавал каждому своё. Были только слышны беспощадные удары. Однако ни разу ещё никто из братьев не получил сверх того, с чем справилось бы его здоровье. Рыцари в этих боях особого усердия не проявили, ибо это было опасно для них самих же.
Замок Шлосс омывала не только тевтонская кровь. Замок стоял на крови и на костях пруссов, на отвоеванной у них земле. Пруссы сопротивлялись яростно. Безумно. Но ярость одного, ста или даже тысяч человек не идёт ни в какое сравнение с яростью целого государства. Ярость этих язычников была естественна, проста и наивна, как оскал зубов волчицы, у которой из-под бока перерезали всех волчат. Но тевтонцы показали им немецкую ярость. Ярость как свойство своей натуры. Ульрих фон Поллен очень хорошо запомнил слова своего отца, которые касались судьбы всех прусеев: «У них есть одно право на этой земле — умирать. Если ты об этом забудешь хоть на минуту, ты не сможешь быть немцем. Мы существуем до тех пор, пока у нас есть противник. Мы существуем до тех пор, пока наша воля подавляет всех, в ком нет немецкой крови.» И Ульрих никогда не забывал и никогда не переставал быть немцем. Должно быть, оттого замок Шлосс не обходила стороной ни одна буря. Но все осады варваров разбивались о его стены, как разбиваются волны о скалистую твердь Фальцштайна.
Барон фон Поллен младший обошёл своего отца не твёрдостью духа, а верой и усердием в клире, отчего и усвоил другую истину: «Господь благословляет только твёрдую руку.» Так было всегда, и Шлосский приор не искал этому опровержения. Барон обладал одной из самых твёрдых рук в Ордене. Возможно именно это обстоятельство и послужило причиной неожиданного визита в Шлосс Великого Магистра Тевтонского Ордена — Вернера фон Орзельна.
Над топями висело солнце. В дымно загустье болотного чада. Болота окружали замок со всех сторон, и только узкая полоса земли, поросшая бересклетом, уходила на каменистую равнину. Гроссмейстер Ордена оторвал взгляд от болотных далей:
— Сдаётся мне, что и здесь не всё спокойно.
— И здесь, на порубежье, и по той стороне сейчас нет такой силы, что может встать против Ордена, — возразил ему Ульрих фон Поллен.
— По той стороне…, — задумчиво произнёс Магистр. Он посмотрел в холодные глаза Шлосского приора и направился к домнице. Тяжело повернулась дубовая дверь в кованых петлях и Гроссмейстера поглотил каменный мрак башни. По гулким ступеням спускались в нижний покой два высокостатных тевтонца. Ульрих фон Поллен хорошо понимал Великого Магистра. После двухлетней войны, которая закончилась разгромом Орденского войска на Чудском озере, гибелью Великого маршала и Великого канцлера, многих приоров и многих братьев-рыцарей, а также потерей всего захваченного на Востоке, Орден и в Пруссии не мог оставаться в безопасности. Над столицей Тевтонского Ордена — Мариенбургом сгущались тучи. Польский король сразу вспомнил о потере своей Хельминской волости и всего Восточного Поморья, присоединённого рукой Германа фон Зальца к Тевтонскому Ордену. Зашевелиась Литва, Жмудь, Чёрная Русь, — вся эта свора битых собак, рычащих на могучего, но раненого Зверя.
Так думал Ульрих фон Поллен Гильдебор Шлосский, но он и предположить не мог, что у Гроссмейстера Тевтонского Ордена появился куда более могущественный враг. И только сам Вернер фон Орзельн знал, где все его потери отзовутся наперёд всего. В Ватикане!
Папа Григорий IX, в истовом своём молении, дал обет Господу короновать князей варварских, обратить их в истинную веру. Смыть с этого отребья бесовскую схизму. И даже жирная десятина с варваров, на которой утвердился папский посол, привезший в Мариенбург благословение Святого Престола, и не полученная теперь Ватиканом, не так удручала Папу, как его пустословие перед Богом. А виной всему был Великий Магистр Ордена.
В Ватикане всерьёз думали, что его оставила господняя милость. Земные неудачи — только следствие небесного отваждения. А если так, то Папа и должен был стать носителем воли Всевышнего в отношении Великого Магистра.
Из открытых дверей костёла доносились холодные звуки клавикорда. Братство готовилось к мессе.
Великий Магистр вышел во двор замка. Его величественная стать была облачена в груботканный кугель-капюшон, закрывавший верхнюю половину лица, массивной пелериной свисая по плечам до самого пояса. Барон фон Поллен неотступно следовал за гроссмейстером.
Каменный двор Шлосса обступали нехитрые замковые постройки. Он был оголён только со стороны Восточной стены — тяжёлой каменной ограды с зубцами и нависающей тяжестью деревянных чердаков. Посреди двора осел колодец, на покосившейся крыше которого высилась деревянная фигура святого Антония. От перекоса стены и наклона черепичной кровли фигура обрела повелительно-назидательную позу, а во взгляде святого скользило скрытое лукавство.
Колодец был знаменит тем, что в нём когда-то утопился капеллан. Но ещё до этого случая за колодцем числились разные таинственные явления. От его стен начиналось любое церемониальное шествие Шлосского приоритета. И почему так повелось, уже никто не смог бы объяснить.
Сейчас здесь уже выстроились капелланы со священными хоругвями в руках, братья-рыцари и их сержанты-оруженосцы. Последними стояли молодые послушники, недавно принявшие трехклятвенный обет рыцаря-тевтонца. Ждали только Великого Магистра и приора. Вернер фон Орзельн и барон фон Поллен заняли свои места. Процессия, которую они возглавляли, под пение псалмов направилась в костёл.
Во время службы Гроссмейстер повернулся к Ульриху фон Поллену и доверительно сказал ему:
— Святому Престолу нужны покорённые души. Не наша вера — земной оплот Матери Церкви, а покаяние схизматиков и прусинов. Мы есть не ради веры самой, но велением обращать в неё! А потому и живы мы до тех пор, пока есть кого обращать.
Он уронил голову на грудь, а Ульрих фон Поллен вспомнил, какие недобрые споры имел этот человек с мариенбургским архиепископом — воленосителем Святого Престола и лично Папы Григория IX.
Тяжёлые мысли Великого Магистра нашли в нём ещё большее угнетение, чему поспособствовал непотребный дух, исходивший ото рта Шлосского приора. Фон Орзельн отвернулся и отступил на шаг в сторону.
Перед вечерней трапезой к барону подошёл оруженосец Гроссмейстера и немногословно пригласил Ульриха фон Поллена в покои, отведённые в замке для его хозяина.
Потолок верхнего зала был перекрыт сводами. Вечерний отблеск солнца пачкал светом их закопчённые накаты. Вернер фон Орзельн стоял на коленях перед ореховой статуэткой святой Марии Тевтонской, и тихо читал канон Богородицы. Появление Шлосского приора заставило его прервать своё занятие. Великий Магистр поднялся с колен и сел в дубовое седалище с резными подлокотниками, предложив приору место возле себя на скамье. Сделал он это без большой охоты, брезгливо памятуя о нездоровом дыхании барона. Но предстоящая беседа того требовала.
— Литва и жмудь, подстрекаемые полячьем, зашевелились по всему Восточному порубежью. Не сегодня-завтра начнут… Прусины только и ждут этого. Даже епископа Данцигского оставили в покое. То всё к Папе взывали. Кляли его тевтоносных слуг. Искали поддержки у епископа, искали заступничества во Христе! — он усмехнулся. — …заступничества во Христе. Вот как! Эти грязные выродки! Давно ли идолов своих охаживали, а тут святым мученичеством прикрылись. Они, значит, святые, а мы… Так вот смолкли разом, ждут чего-то. Ясно чего. Но мы должны ударить первыми. А для этого сейчас важно знать — поддержит ли их Русь? Если нет, — то у нас руки развязаны. Если да, — нужно идти на договор с Новгородом. Тебе про то узнать. Тайно. Чтоб ни одного креста не вспорхнуло к их глазам.
![С. Виноградов - Логика. Учебник для средней школы. [Издание восьмое. Утверждён Министерством просвещения РСФСР.]](/uploads/posts/books/192729/192729.jpg)
