Пэм Райан - Эсперанса
Гортензия и мама кивнули, улыбаясь. Какое-то время все сидели, задумавшись, а потом мама вытерла мокрые от слез глаза.
Женщины продолжили разговор, а поезд все ехал мимо полей пшеницы, апельсиновых рощ и коров, пасущихся на склонах холмов. Они говорили, а поезд проезжал городишки, где крестьянские дети бежали за ним ради забавы. Мама рассказала Кармен о том, что произошло с папой, и о тио Луисе. Кармен слушала и, сопереживая, кудахтала, как ее куры. Эсперанса переводила взгляд с мамы на Кармен, а с Кармен на Гортензию. Ее поразило, с какой легкостью Кармен рассказала им все о своей жизни, а потом вступила в откровенную беседу с мамой. Это казалось ей неправильным. Мама всегда держалась приличий и следила за тем, что можно говорить, а о чем следует промолчать. В Агуаскальентесе она сочла бы неуместным делиться с торговкой яйцами своими проблемами, но сейчас сделала это не колеблясь.
— Мама, — шепнула Эсперанса, взяв тон, который слышала от самой мамы много раз, — ты думаешь, что разумно рассказывать крестьянке о наших семейных делах?
Мама едва сдержала улыбку.
— Все в порядке, Эсперанса. Теперь мы сами крестьяне, — тихонько ответила она.
Эсперанса промолчала. Что случилось с мамой? Неужели все ее правила изменились, как только они сели в поезд?
Когда они остановились в городе Кармен, мама подарила ей три красивые кружевные салфетки собственной вязки.
— Для вашего дома, — сказала она.
А Кармен подарила маме двух цыплят в старой сумке, перевязанной бечевкой.
— Для вашего будущего.
Потом мама, Гортензия и Кармен обнялись, словно всю жизнь были друзьями.
— Буэна суэрте, удачи! — пожелали они друг другу.
Альфонсо и Мигель помогли Кармен сойти с поезда. Они отнесли ее сумки и клетку с курами. Вернувшись, Мигель сел рядом с Эсперансой у окна. Они смотрели, как Кармен встречается с детьми, самые маленькие полезли к ней на руки.
На перроне изувеченная индианка подползла на коленях с протянутой рукой к группе элегантно одетых дам и господ — такие платья раньше носили мама и Эсперанса. Эти люди повернулись к нищенке спиной, но Кармен подошла к ней и дала ей монету и несколько кукурузных лепешек.
Женщина перекрестила ее, благословляя. Потом Кармен взяла детей за руки, и они ушли.
— У нее восемь детей, и она торгует яйцами, чтобы выжить. Она подарила твоей маме двух кур и помогла калеке, хотя вряд ли может себе это позволить, — сказал Мигель. — Богатые заботятся о богатых, а бедные — о тех, кто нуждается еще больше, чем они сами.
— Но зачем Кармен взялась помогать нищенке? — спросила Эсперанса. — Посмотри-ка, совсем недалеко рынок с повозками, набитыми едой.
Мигель посмотрел на Эсперансу, наморщил лоб и покачал головой:
— Есть мексиканская пословица: «Набитые животы и испанская кровь ходят рука об руку». — Эсперанса посмотрела на него и подняла брови. — Ты никогда не замечала? — спросил он удивленно. — В нашей стране те, в чьих жилах течет испанская кровь, люди со светлой кожей, самые богатые.
Эсперанса неожиданно почувствовала вину, но ей не захотелось признаваться, что она никогда этого не замечала или что сказанное Мигелем было правдой. Впрочем, ведь они ехали в США, а там все будет по-другому.
Эсперанса пожала плечами:
— Так болтают кумушки, которым нечего делать.
— Нет, — сказал Мигель, — так говорят бедняки.
КАНТАЛУПЫ[1]
Утром они доехали до мексиканской границы. Наконец поезд остановился, и люди вышли из вагонов. Земля была сухой и бесплодной, на ней не было ничего, кроме финиковых пальм и кактусов, да изредка пробегала белка или калифорнийская земляная кукушка.[2] Проводники отвели всех в здание, где они встали в длинные очереди, чтобы пройти иммиграционный контроль. Эсперанса заметила, что людей из головных вагонов отводили в самые короткие очереди и они проходили быстро.
Внутри помещения воздух был спертым, стоял одуряющий запах человеческих тел. Лица Эсперансы и мамы блестели от грязи и пота. Они так обессилели, что даже их легкие чемоданы казались им чересчур тяжелыми. Чем ближе Эсперанса продвигалась к началу очереди, тем сильнее нервничала. Она смотрела на свои бумаги, надеясь, что с ними все в порядке. А вдруг чиновники найдут в них какие-нибудь ошибки? Не отошлют ли ее назад к дядям? Или арестуют и посадят в тюрьму?
Она подошла к столу и передала документы чиновнику иммиграционной службы. Он выглядел очень мрачным и злым, хотя причин злиться у него не было.
— Откуда вы?
Она обернулась на маму, стоявшую за ней.
— Мы из Агуаскальентеса, — сказала мама, делая шаг вперед.
— С какой целью прибыли в США?
Эсперанса боялась открыть рот: вдруг она скажет что-то не так?
— Работать, — сказала мама, передавая ему свои документы.
— Работать кем? — спросил мужчина.
Мамина манера держаться изменилась. Она стояла прямо и гордо и, не торопясь, протерла лицо платком. Потом посмотрела чиновнику прямо в глаза и спокойно сказала, как будто давала распоряжение слуге:
— Вы же видите, что все в порядке. Там указано имя работодателя. Нас ждут.
Мужчина изучал маму. Он смотрел на их лица, затем в бумаги, потом снова на них.
Мама стояла прямо и гордо, не сводя с него глаз.
Почему все так долго?
В конце концов он взял печать и поставил оттиск на каждой странице. Затем вернул документы и пропустил их. Мама взяла Эсперансу за руку, и они поспешили к другому поезду.
Около часа им пришлось ожидать, пока остальные пассажиры пройдут иммиграционный контроль. Эсперанса выглянула в окно и увидела, как группу людей сажали в поезд, стоявший на соседнем пути и отправлявшийся назад в Мексику.
— Мне так жаль их, — сказала мама. — Они проделали весь этот путь только затем, чтобы их отослали обратно.
— Но почему? — спросила Эсперанса.
— Причин много. У кого-то вовсе нет документов, у кого-то они фальшивые, у кого-то нет подтверждения, что их берут на работу. Иногда такие проблемы возникают только у одного члена семьи, но вся семья решает вернуться, предпочитая это разлуке.
Эсперанса представила, что их с мамой могли бы разлучить, и благодарно сжала ей руку.
Но вот почти все сели на поезд — кроме Альфонсо, Гортензии и Мигеля. Эсперанса искала их глазами и с каждой минутой волновалась все сильнее.
— Мама, где они?
Мама ничего не ответила, но Эсперанса видела, что она тоже очень волнуется.
В конце концов появилась Гортензия. Паровоз уже стоял под парами.
Напряженным голосом Эсперанса спросила:
— Что случилось с Альфонсо и Мигелем?
Гортензия указала в окно:
— Они ищут воду.
Альфонсо и Мигель бежали к поезду. Мигель размахивал таинственным свертком и усмехался. Поезд начал медленно двигаться, едва они запрыгнули внутрь.
Эсперансе хотелось разозлиться — так они заставили ее поволноваться. Ей хотелось на них накричать — ведь поезд мог уйти, а они искали воду для своего свертка, то есть занимались полной чепухой. Но, переведя взгляд с одного на другого, она облегченно откинулась на сиденье и расслабилась. Она была счастлива, что все они здесь, рядом с ней, и даже удивилась, что так рада снова ехать в поезде.
— Анса, мы приехали! Просыпайся!
Она с трудом села, еле открыв глаза.
— Какой сегодня день? — спросила она.
— Ты спала много часов. Просыпайся! Сегодня четверг. И мы приехали в Лос-Анджелес!
— Смотри! Вот они! — сказал Альфонсо, показывая в окно. — Мой брат Хуан, его жена Жозефина и дети — Исабель и близнецы. Они все приехали нас встретить.
Встречающие махали им руками. Хуан и Жозефина держали на руках малышей. Хотя Хуан не носил усов, по его лицу сразу было видно, что он — брат Альфонсо. Жозефина была полной, круглолицей и не такой смуглой, как Эсперанса. Она улыбалась и махала свободной рукой. Рядом с ней стояла девочка лет восьми в платье, которое было ей велико, и в туфлях на босу ногу. Тоненькая и хрупкая, с большими карими глазами, длинными косами и худыми ногами, она была похожа на олененка. Эсперанса не могла удержаться от мысли, что девочка похожа на подаренную папой куклу.
Все родственники долго обнимались.
Альфонсо сказал:
— Познакомьтесь, это сеньора Ортега и Эсперанса.
— Альфонсо, пожалуйста, зови меня Рамоной.
— Да, конечно, сеньора. Моя семья знает вас, потому что на протяжении многих лет мы писали про вас в письмах.
Мама обняла Хуана и Жозефину и сказала:
— Спасибо вам за то, что вы уже для нас сделали.
Мигель дразнил двоюродную сестру, дергая ее за косы.
— Эсперанса, это Исабель.
Исабель посмотрела на Эсперансу широко распахнутыми от удивления глазами и шепотом спросила:
