Дмитрий Дмитриев - Два императора
— Будьте всегда таким, Николай, какой вы теперь, — тихо промолвила княжна. — Таким хорошим, — добавила она.
— Простите меня, княжна! Может, мы никогда с вами не увидимся, — не смея смотреть в глаза княжне, чуть слышно сказал Николай.
— Простила, всё забыла.
Софья крепко пожала руку Николаю, обезумевшему от неожиданного счастия.
Тройка добрых коней, запряжённая в дорожный тарантас, давно уже ждала у крыльца. Все дворовые собрались проводить молодого князя и толпились около тарантаса. Сергей ещё раз крепко обнял отца, мать и сестру и быстро вышел на крыльцо. Он был сильно взволнован, слёзы виднелись на его красивых глазах. Сопровождаемый громкими пожеланиями, молодой князь сел в тарантас. Рядом с ним поместился Николай. На козлах с кучером сел денщик Михеев. Михеев уже лет пять состоял денщиком при молодом князе; Сергей успел привязаться к старому преданному денщику и не расставался с ним. Куда бы он ни поехал, Михеев повсюду его сопровождал.
Старый князь, княгиня и Софья до ворот проводили Сергея.
Владимир Иванович был молчалив и сосредоточен, Лидия Михайловна беспрестанно крестила уезжавшего сына, а Софья, с глазами, полными слёз, посылала брату воздушные поцелуи.
Вот выехали из усадьбы; кучер тряхнул вожжами, и добрые кони вихрем понеслись по утрамбованной дороге. Скоро тарантас скрылся из глаз княжеской семьи, и жизнь в усадьбе Каменки пошла обычным чередом.
Глава V
Путь молодого князя Гарина из Каменок до Петербурга был неблизкий — пришлось ехать не переставая несколько дней. Приехал Сергей в Петербург за три дня до выступления наших войск в поход.
Первым делом князя было навестить своего приятеля и сослуживца Петра Петровича Зарницкого.
Ротмистр Зарницкий жил холостяком в своей небольшой квартирке на Невском, ему было лет тридцать пять, высокого роста, сутуловатый, с добрым, всегда смеющимся лицом, весёлый шутник, он был любим всеми в полку; солдаты называли Зарницкого отцом, он со всеми был добр и предупредителен. Зарницкий любил кутнуть, выпить, угостить на славу товарищей-сослуживцев, на это нужны были деньги; у Петра Петровича была только одна подмосковная вотчина, которая давала ему тысячи три в год, и на эти деньги должен был жить Зарницкий; подчас любил он широко пожить, и для этого пришлось закладывать подмосковную. Деньги, полученные от залога, недолго находились в руках ротмистра: по своей доброте Пётр Петрович готов был последним поделиться с товарищами. Происходя от знатного боярского рода, он нисколько этим не гордился, любил простоту, несмотря на хорошее образование, которое получил, всегда говорил «попросту» и терпеть не мог французских и немецких фраз и салонной болтовни.
— Если ты хочешь, брат, со мною вести знакомство или дружбу, ты все эти модные финтифлюшки брось, говори со мной попросту, без затей; «бонжуров» не подпускай — терпеть не могу иноземщины! — предупреждал Пётр Петрович тех офицеров, которые желали с ним сблизиться, сойтись.
Молодой князь Гарин сошёлся с Петром Петровичем, они жили искренними друзьями, а случай, происшедший с Сергеем, ещё более скрепил эту дружбу.
Однажды молодой князь и Зарницкий находились в товарищеском кругу, некоторые из офицеров играли в карты, другие курили и вели оживлённую беседу.
Сергей играл в карты редко, но когда садился за стол, то уж играл, как говорится, «вовсю», задорно по целым часам не выходя из-за стола. Однажды он, играя в карты, проиграл все деньги, но продолжал играть и проиграл ещё больше; при расчёте у него не хватило денег.
— Мы играли на наличные, а не в кредит, — резко заметил один из партнёров князю Сергею.
Тот побледнел и растерялся.
— Ты братец, считать не умеешь у тебя денег более, чем следует заплатить. Дай-ка я перечту, — сердито проговорил Пётр Петрович, стал считать и ловко и незаметно вложил свои деньги к деньгам князя.
— Как?! — удивился князь.
— Да так, ты проиграл тысячу а, у тебя их полторы. Не веришь? Пересчитай сам, — с торжествующей улыбкой проговорил ротмистр.
— Ты истинно благородный друг! — сказал с чувством Сергей, крепко пожимая руку товарища.
— Хорошо, что вчера староста деньги выслал, вот и пригодились.
Молодой князь вполне оценил благородный поступок Петра Петровича.
— Здорово, дружище! — радушно проговорил Пётр Петрович, вставая с дивана и обнимая приятеля. — Давно прибыл?
— Сегодня утром. Отдохнул немного, переоделся и прямо к тебе поспешил; ведь давно не видались.
— А ты, братец, пополнел на хороших харчах, — повёртывая молодого князя, говорил Зарницкий. — Ишь, какой бутуз стал.
— Скоро поход? — спросил у Зарницкого князь.
— Да, брат, скоро на Дунай гулять пойдём, с Бонапартом хороводы водить станем.
Ах Дунай, ты мой Дунай,
Сын Иванович Дунай! —
громко запел Пётр Петрович.
— Главнокомандующим назначен Кутузов.
— Ему и след быть нашим вождём: он хоть и сед, да хитёр. А знаешь, Сергей, я рад походу: живучи в гнилом Питере, заплесневел, обленился, лежебоком стал; видишь — рожа-то у меня даже обрюзгла от безделья; на Дунае проветримся… Слава государю нашему: не убоялся он гения, как теперь величают Бонапартами хочет проучить его по-русски.
— Дерзость Бонапарта не знает предела. Наш добрый государь вынужден на войну: несчастная участь герцога Ангиенского вопиет о возмездии.
— За что это герцога расстрелял Бонапарт? — спросил Пётр Петрович у князя.
— Ни за что, без всякой вины. Принц спокойно жил в своих баденских владениях. Наполеон приказал его схватить и расстрелять. Вся Европа возмущена поступком Наполеона.
— Да, не надо давать воли этому корсиканскому орлу! Надо обрезать ему крылья! Уж больно высоко он залетел: из прапорщиков — да в императоры! Легко сказать!
— А что ни говори, Зарницкий, нельзя от Бонапарта и отнять гениальности: он искусный, гениальный полководец!
— Эх, если бы был жив наш старик Суворов! Задал бы он феферу этому гению! Всё, братец, счастие, удача, судьба счастливая — вот тебе и гений! Кому судьба — злая мачеха, а кому — любящая мать! Удалось Бонапарту усмирить французов, кой-кого поколотить на войне — и прокричали «гений». Придёт время — и Наполеон попадётся; его побьют — в ту пору и «гений» его отлетит. На земле, брат, ничего нет вечного. Эй, Щетина, подай-ка нам чайку, да рому не забудь! — крикнул Пётр Петрович.
— Зараз, ваше благородие! — откликнулся денщик из передней.
В комнату вошёл Щетина — так прозвали старика денщика Зарницкого за его усы, которые у него торчали щетиною. Денщик поставил на стол поднос с двумя стаканами чаю и маленький графинчик с ромом.
— Щетина, на войну хочешь? — спросил у денщика Зарницкий.
— Желаю, ваше благородие!
— Желаешь? Отлично! Пойдём французов бить.
— Пойдёмте, ваше благородие!
— Рад походу?
— Оченно рад, ваше благородие!
— Не боишься Бонапарта?
— Чего бояться! Плевать хотел я на него!
— Молодец, Щетина!
— Рад стараться, ваше благородие!
— Ну, пошёл на своё место!
— Слушаю, ваше благородие! — Старик денщик скорым шагом вышел из комнаты.
— Всё величие Бонапарта заключается в пушечном мясе. Да, да! Сколько пролито им крови, сколько несчастных жён и матерей плачут от этого гения? А сколько разорено им стран и народов?! — опять с жаром заговорил Пётр Петрович.
— Это жертвы всякой войны, — попробовал возразить князь.
— Жертвы войны? Прекрасно! Но эти жертвы приносит ваш хвалёный Бонапарте, как мясник, засучив свои рукава. Со временем он сам утонет в крови. О, какая противоположность нашего императора с Наполеоном! В Александре — царственное величие, кротость, любовь; в Наполеоне — жестокость, самолюбие и коварство. Я преклоняюсь пред Александром и ненавижу Бонапарта.
— Всякий истинно русский так же любит и обожает императора и точно так же, как ты, презирает Наполеона. Но, как хочешь, Пётр Петрович, Наполеон — гениальный полководец, и этого от него никто не отнимет.
— Матушка-Русь разжалует его из гениев, и Александр смирит его гордыню! Поверь! — возразил ротмистр.
— Дай Бог! Теперь вся Европа возлагает на нашего императора свои надежды.
Приятели-гвардейцы до позднего вечера вели оживлённый разговор о предстоящей войне.
Глава VI
Прошло дня три.
В ясное сентябрьское утро 1805 года гвардия под начальством цесаревича Константина Павловича церемониальным маршем выступила из Петербурга, с распущенными знамёнами и с музыкой; шли молодцы-гвардейцы в поход на Дунай.
Множество народа со всех сторон Петербурга провожало гвардию счастливыми пожеланиями. В одном из эскадронов ехали рядом молодой князь Гарин и рядовой Николай. Командовал этим эскадроном Пётр Петрович Зарницкий. Он молодцевато сидел на статном коне, самодовольно поглядывая из стороны в сторону. Бравые солдаты были веселы, и, как только выехали за заставу, музыка сменилась ухарскою солдатскою песнью.
