Александр Казанков - По праву рождения (СИ)
— Как и вам, ваше величество в своих поступках.
— Вот как? — Александр насмешливо смотрел на князя. — Вы сегодня явно в воинственном расположении духа. Если вы так позволяете себе говорить со своим государем, могу представить, как вы будете говорить со своим сыном.
— Прошу прощения, ваше величество. — Роман Александрович безрезультатно пытался усмирить свой гнев. Сейчас император был так похож на его сына и разговаривал так дерзко и насмешливо, что князю это было не приятно, он не привык к подобному обращению. Если сыном он мог управлять, то в этой ситуации он был явно бессилен. Ведь сам же недавно говорил, что слово и поступки императора закон для всех его подданных. И если император считает все это забавным, значит, так оно и есть, несмотря на личное мнение князя, которое он должен держать при себе.
— Да ладно, Роман Александрович. — Император примирительно улыбнулся. — Вам что больше бы понравилось, если бы я отреагировал по-другому и наказал его? К тому же, по-моему, вы сами с этим отлично справились. Будем считать, что инцидент исчерпан и освободим, наконец, вашего смутьяна. Тем более что никаких последствий дуэли не было.
— Вы слишком добры.
— А вы слишком строги. — Император вздохнул и сел в кресло напротив князя. — Знаете, а я шел к вам по делу. Я хотел просить вас, Роман Александрович.
Князь ничего не сказал и лишь терпеливо ждал, что скажет император.
— Я хотел просить вас, поехать посланником в Париж, пока я не назначу постоянного посла.
Эта просьба совсем не обрадовала его высочество. Но он так же знал, что он не может отказаться, что просьба императора равносильна приказу. Князь тяжело вздохнул, и это выдало его недовольство.
— Вы можете отказаться. Но это очень важно и вы сами это отлично знаете. Я не знаю никого, кто справился бы с этим лучше вас. — Да император явно знал, как заставить человека сделать то, что он хочет: немного лести, немного уверений в незаменимости и дело сделано. Впрочем, его высочество понял уловку императора, но сказать «нет» он не мог.
* * *Александр ходил взад-вперед по камере, не останавливаясь ни на минуту. Меньшиков безмятежно дремал на своем неудобном ложе, Воронцов сидел за столом и что-то писал, а Репнин сидел, уткнувшись в бумаги, делая вид, что чрезвычайно занят этим занятием, но его обеспокоенный взгляд то и дело падал на Александра. Все молчали. Прошло уже несколько дней их заключения. Никто из них не думал, что они задержаться здесь так надолго. Сначала в камере царило веселье, потом упреки и недовольство, а теперь полная тишина. Александр расхаживал по комнате и злился на отца. Нет, он конечно виноват, но разве он заслуживает сырой и темной камеры? Отец мог хотя бы прийти и спросить причину его поступка. Но тот, кажется, не посчитал это такой уж необходимостью. Впрочем, Александр сразу же одернул себя, ведь никакой особо веской причины для вызова Мюрата на дуэль у Александра не было. Зачем обманывать себя. Он искал ссоры с французами, мечтая хоть чем-нибудь отомстить им за поражение и за этот мир. Но главной причиной все же было то, что он просто в очередной раз хотел хорошо провести время, не задумываясь о последствиях. И все же он не заслужил подобного наказания. Александр злился от бессилия и обиды на отца. Его шаги гулко раздавались по всей камере.
— Да сядь ты! Хватит ходить туда сюда. — Меньшиков сонно потянулся. — Спать мешаешь.
Александр резко остановилсяь, и изумленно посмотрел на друга: — Правда!? Ты можешь здесь спать!?
— Я солдат и могу спать где угодно. И тебе советую.
— Хороший совет! Ничего не скажешь! А если я не хочу здесь спать!!! Если я хочу спать в нормальной постели и есть нормальную пищу, а не эти помои! — Александр брезгливо махнул в сторону стола, на котором стоял завтрак.
Петр Меньшиков поднял голову и насмешливо уставился на друга: — Ах, какие мы нежные. Сразу видно императорских кровей. — Но, заметив, что Александр сдерживает себя из последних сил, примирительно сказал: — Успокойся. Твой отец, конечно, немного перестарался, но я думаю, что он скоро вспомнит о нас.
— Отец? А если это император.
— Нет. Если бы император, нас бы уже вызвали на ковер. Говорю тебе, точно твой папенька постарался. Император, небось, и не знает. Сидим здесь как закоренелые преступники без суда и следствия.
— А ты что суд хочешь? — Оторвался от своего занятия Андрей Воронцов. — Лучше уж так, чем суд и разжалование.
— А по мне лучше домой, в Петербург. — Мечтательно протянул Репнин. — Как думаете, переговоры уже закончились? Долго еще император здесь пробудет?
— А тебе, зачем знать, Николя? Мы то с вами точно домой не попадем, ну разве что в Петропавловку.
— А не заткнулся бы ты Петруша, надоел уже. Надеюсь, в Петропавловке нас в разные камеры посадят.
— Вот это настоящий друг!
— Кстати, насчет друзей. — Александр мрачно подошел к столу и уселся на лавку. — Может кто-нибудь знает, как солдаты на месте дуэли появились. — Все молча уставились на Александра.
— О чем это ты? — Всю безмятежность и простодушие Меньшикова как рукой сняло. — Ты что же хочешь сказать, что кто-то из нас донес о дуэли? Ты обвиняешь нас в предательстве?
— Я никого ни в чем не обвиняю. — Александр повысил голос. — Я просто говорю, что это странно, что они там появились.
— Нет, Александр! Ты считаешь, что кто-то из нас сообщил о дуэли! Да ты в этой камере совсем рассудком помутился! Знаешь ли, подозревать своих друзей — вот это предательство!
— Да?! А вы что молчите? — Обратился Александр к Воронцову и Репнину. — Тоже считаете, что я рассудком помутился? Тоже считаете, что я не в себе?
Андрей тупо уставился на друга, а Николай побледнел.
— Считаете, что я слишком подозрителен? А может быть, у меня есть для этого основания?
— Ах, основания у тебя есть! — Петр Алексеевич вскочил с кровати и подбежал к Александру: — Ну, давай, попробуй сказать мне в лицо, что я предатель!
Оба уставились друг на друга, и не один не хотел уступать.
— Господа, успокойтесь. — Андрей поспешил встать между спорящими. — Давайте разберемся по хорошему. Зачем нам ссориться.
— По хорошему! Какой ты добрый Андрюша. Он нас предателями назвал, — не унимался Меньшиков, — а ты говоришь по-хорошему.
— Я этого не говорил! Ты искажаешь мои слова!
— Нет, друг, ничего я не искажаю. Когда это я мог донести, когда я все время с тобой был? И Андрей тоже. Николя, правда, за доктором ездил, так что теперь, его подозревать будешь?! А ты Репнин что молчишь?
— Я оправдываться не стану. Да, я ездил за доктором, и был в городе. Но я не предатель. — В этот момент что-то сильно сжалось в груди Николя. Ему было больно и противно. Но что он мог им сказать? Правду?
— Ну, Александр, — опять взял слово Меньшиков, — кто же подозреваемый?
Александр посмотрел на них, и ему стало стыдно. Он не знал что сказать. Он усомнился в них. Он примирительно протянул руку Меньшикову:- Прости, Петруша. Не прав был.
Но поручик в ответ руки не подал:
— Не прав? О да. Не ожидал от тебя Александр. Я бы в своем друге, никогда не усомнился. — Больше ничего, не сказав, он опять улегся на свое неудобное ложе.
Александр невесело усмехнулся: — Ну а вы? Тоже так считаете?
— Да, считаем. Но кто не ошибается? — Андрей облегченно протянул Александру руку. Николай поспешил последовать его примеру: — А на Меньшикова ты внимания не обращай. Полежит немного и отойдет.
В этот момент в коридоре раздались шаги, и послышался звук открываемого засова.
— Выходите.
Узники не заставили повторять себе дважды. Дойдя до кабинета начальника тюрьмы, конвойный обратился к заключенным: — Александр Романович пусть зайдет, а остальные подождут здесь.
Когда Александр вошел в кабинет, отец сидел в кресле начальника тюрьмы. Больше в кабинете никого не было. Александр смотрел по сторонам, боясь посмотреть на отца. Ему было очень стыдно.
— Ужасно выглядите, ваше высочество. Заключение не пошло вам на пользу. По крайне мере, если рассматривать ваш внешний вид.
— Ну, апартаменты здесь немного сыроваты, темноваты и неудобны.
— Рад, что вы сохранили чувство юмора и не пали духом. В тюрьме вам оно пригодится.
— В какой тюрьме? — растерялся Александр.
— Как в какой? В Петропавловской. Когда вы будете осуждены как преступник за участие в дуэли.
Александр вздрогнул. Он знал, что отец говорит не правду. Но его слова показались ему какими-то жутковатыми.
— Вы шутите, отец? Я ведь никого не убил. — Александр продолжал стоять, как провинившийся ребенок, ожидавший прощения.
А Роман смотрел на сына и знал, что простит его, что он просто не может не простить. Он с усилием заставил себя сохранить строгое выражение лица:
— Шучу? Вы чуть не сорвали переговоры, от которых зависела судьба России! Вы государственный преступник, Александр! И ваша вина тяжелее, чем вина какого-нибудь вора или убийцы!
