Марк Лог - Король говорит!
— Согласен. Беру, — ответил он.
Путешествие длилось шесть недель, и у них была масса времени, чтобы познакомиться с пассажирами и командой. Они особенно подружились с капитаном, шотландцем по имени О. Дж. Кидд, который впоследствии, восемь лет спустя, пригласил Лога провести праздники у него дома, под Абердином, и показал ему замок Холируд, Гленко, перевал Килликренки и десятки других мест, о которых Лог читал мальчишкой.
Трудно сказать, входило в планы Лога и Миртл эмигрировать или просто еще раз увидеть страну, из которой они уехали десять лет назад. Во всяком случае, в Австралии их ничто не удерживало. Их отцы оба давно умерли; в 1921 году скончалась мать Лога, Лавиния, в 1923-м — мать Миртл, Майра.
Британия, где оказалась семья, пребывала в состоянии брожения. Первая мировая война вызвала резкие и глубокие перемены, и вернуть страну к мирной жизни было невероятно трудной задачей. Английский премьер Дэвид Ллойд Джордж поклялся превратить Британию в «страну, достойную своих героев», но прежде надо было найти рабочие места для возвращающихся солдат и убедить женщин, сменивших их у станков, вернуться к домашнему хозяйству. Оптимизм быстро увял, когда краткий послевоенный бум сменился в 1921 году спадом: социальные расходы были урезаны, число безработных резко выросло. Война ввергла Британию в огромные долги. Даже имперский пафос, воплотившийся в павильонах Уэмбли, был иллюзорным: Британия ощущала непомерность взваленного на себя экономического бремени по защите своей империи — та обрела дополнительные 1,8 миллиона квадратных миль территорий и 13 миллионов новых подданных благодаря Версальскому договору, по которому Ллойд Джордж и другие главы победоносных держав Антанты перекроили мир.
Менялась и политическая карта страны. Стэнли Болдуин, ставший премьер-министром в правительстве консерваторов в мае 1923 года, не смог получить большинства голосов на внеочередных выборах в декабре того же года, открыв тем самым дорогу для первого в истории Британии правительства лейбористов. И вот в январе 1924 года Рамзею Макдональду, незаконнорожденному сыну шотландского батрака и служанки, Георг V поручил сформировать правительство меньшинства при поддержке либералов. Макдональд произвел на короля большое впечатление. «Он хочет делать то, что справедливо, — записал король в своем дневнике. — Сегодня исполняется 23 года со дня смерти любимой бабушки [королевы Виктории]. Интересно, что бы подумала она о правительстве лейбористов!»
Правительство просуществовало недолго: лейбористы потерпели поражение на выборах в октябре того же года, вымостив дорогу для возвращения Болдуину и консерваторам, которым предстояло руководить британской политикой в последующие два десятилетия, пройдя через всеобщую стачку 1926 года, через Депрессию 1930-х годов и, наконец, через Вторую мировую войну.
Эти мрачные дни были еще впереди, а сейчас у Лога были другие неотложные заботы. Они с Миртл, возможно, поначалу предполагали устроить себе каникулы, но вскоре решили остаться на более долгий срок. Но как прокормить семью? Он пытался найти работу, но это было нелегко. С собой он привез свои сбережения — две тысячи фунтов. В то время это была во много раз большая сумма, чем сейчас, но все же недостаточная, чтобы долгое время содержать семью из пяти человек Серьезность положения, в которое он поставил себя и своих близких, внезапно открылась ему во всей полноте. У него не было здесь знакомых, и он привез с собой только одно рекомендательное письмо — к Гордону, журналисту родом из Данди, на десять лет моложе его, который в 1922 году стал помощником редактора «Дейли экспресс». В последующие годы он продолжал работать в этой газете, а с 1928 по 1952 год с большим успехом издавал приложение к ней — «Санди экспресс».
Лог поселил семью в скромных комнатах в районе Мэйда-Вейл, в западной части Лондона, и стал обходить местные школы, предлагая свои услуги в занятиях с детьми, страдающими дефектами речи. Работа, которую ему удавалось получить, приносила некоторый заработок, но при том, как малы были его сбережения, этого дохода было недостаточно. И тогда он принял решение — оказавшееся судьбоносным, — в котором отразилась его твердая уверенность в своих способностях. Он снял квартиру в Болтон-Гарденз, в Южном Кенсингтоне, и арендовал консультационный кабинет в доме 146 по Харли-стрит[19], в самом сердце медицинского сообщества Британии. Большинство зданий на этой улице относилось к концу восемнадцатого века, но лишь к середине девятнадцатого название «Харли-стрит» стало синонимом медицинской профессии. Одним из первых медиков, обосновавшихся здесь в 1830-е годы, был Джон Сент-Джон Лонг, известный лекарь-шарлатан, осужденный за непредумышленное убийство, когда в ходе лечения искалечил позвоночник своей молодой пациентке. За ним последовали другие, привлеченные не просто близостью состоятельной клиентуры на прилегающих улицах, но и удобным сообщением с вокзалами Кингз-Кросс, Сент-Панкрас и Юстон, поставлявшим пациентов со всех концов страны. К 1837 году здесь обосновались 36 докторов, к 1900-му медицинское население этой улицы выросло до 157, а десятью годами позже — до 214 человек.
Говоря коротко, Харли-стрит была уже на пути к тому, чтобы из адреса превратиться в знак профессиональной принадлежности. Первостепенное значение, однако, имела только часть улицы. Чем меньше номер дома, чем дальше на юг в сторону Кавендиш-сквер, тем престижнее адрес. Приемная Лога была близко к северному концу улицы, где Харли-стрит сливается с оживленной Мерилибоун-роуд, пересекающей Лондон с востока на запад.
Однако Харли-стрит есть Харли-стрит. О том, что именно думали другие обитатели этой улицы о «неотесанном австралийце», сведений не сохранилось. К тому времени, когда он приехал, былых лекарей-шарлатанов уже сменили современные дипломированные врачи. Лог, в отличие от них, не имел никакого официального медицинского образования. Но никто из его соседей не умел помогать людям с дефектами речи и не представлял себе, как эти дефекты осложняют жизнь.
Одно дело — открыть практику, совсем другое, и в те времена гораздо более трудное, — привлечь пациентов. Лог быстро освоился и нашел друзей в австралийской общине Лондона. Человек «кипучей энергии и самобытности», по определению его друга-журналиста Гордона, он был из тех, кого легко запоминают. И постепенно Лог начал выстраивать свою врачебную практику со смешанным составом пациентов, большую часть которых направляли к нему другие австралийцы, жившие в Лондоне. Он устанавливал внушительную плату для богатых пациентов, снижая за ее счет плату для бедняков. Но это по-прежнему была борьба за выживание. «Я все еще пробиваю себе дорогу наверх. А это требует времени, труда и денег, — писал он брату Миртл в июне 1926 года. — Мне вскоре нужно будет хорошенько отдохнуть, иначе я не выдержу». Он постоянно искал всевозможные подработки. Когда страна была парализована всеобщей стачкой, он стал специальным констеблем[20], получая шесть шиллингов в день.
Логопедия — и лечение заикания в особенности — еще пребывала в относительно младенческом состоянии. «То было время пионеров в области работы с речью, и в далекой Австралии почти ничего не знали о лечении речевых заболеваний; потому долгие годы приходилось лишь экспериментировать, — вспоминал впоследствии Лог. — Ошибки, которые делались в то время, составили бы целую книгу».
От дефектов речи люди страдали, по-видимому, с тех пор, как человек начал говорить. В Книге пророка Исаии, написанной, как предполагают, в восьмом веке до новой эры, заикание упоминается трижды[21]. Древние египтяне имели даже особый иероглиф для его обозначения. В Древней Греции и Геродот, и Гиппократ упоминали заикание, хотя наиболее полно знание древних греков о речевых дефектах отражено у Аристотеля: в сочинении «О спорных вопросах» он описывает несколько видов речевых дефектов, название одного из которых — ischnophonos — переводится словом «заикание». Он отмечал также, что заикающиеся обычно страдают от этого дефекта сильнее, когда нервничают, и меньше, когда бывают пьяны.
Самым знаменитым заикой во времена Античности был Демосфен. Как повествует Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях», Демосфен, стремясь победить этот недостаток, говорил с камешками во рту, практиковался перед большим зеркалом и декламировал стихи, бегом поднимаясь в гору и спускаясь с нее. Римский император Клавдий, правивший с 41 по 54 год н. э., тоже заикался, но ничего не известно о том, пытался ли он излечиться от заикания.
Интерес к дефектам речи стал расти в девятнадцатом веке, отчасти благодаря прогрессу в медицине. В середине столетия уже велись физиологические исследования речи, механизмов произношения и восприятия. Многие открытия еще только предстояли: лишь к середине двадцатого века фонетика (наука об артикуляции речевых звуков) значительно шагнула вперед.
