Режин Дефорж - Смех дьявола
Наши дни начинаются с рассветом и кончаются поздней ночью. Мы все переутомлены и живем на нервах. Вчера вечером мы были на концерте в соборе, слушали «Реквием» Брамса и Пятую симфонию Бетховена. Я вспоминал тебя и позволил музыке унести меня к тебе.
Дорогая моя, хорошо заботься о себе и нашем ребенке. Скажи нашей замечательной подруге, что для меня большим утешением служит то, что она с вами. Скажи ей о моей большой нежности. Прошу Господа, чтобы он как можно скорее соединил всех нас. Рассказывай иногда обо мне моему сыну, чтобы он узнал меня, когда я сожму вас в объятиях. Это последние строки, которые ты получишь от меня. Не храни их. Я целую твое милое лицо и твои такие красивые руки. Я люблю тебя.
Лоран»
Слезы счастья текли по щекам Камиллы. С тех пор как она его узнала, даже отсутствующий, он всегда был с ней и любим. Когда все закончится…
Грянул выстрел. Молодая женщина, потерявшаяся в своих любовных грезах, вздрогнула. Она вышла на поляну. Трое молодых людей в широких беретах толкали перед собой стволами автоматов молодого человека с искаженным от боли лицом, державшего перед собой окровавленную руку. Сильный пинок отбросил его к ногам Леа и ее дяди.
— Это шпион, — сказал один из партизан.
— Неправда!
— Навозная куча!.. Почему ты прятался?
— А этот пистолет?.. Он для стрельбы в кроликов?
— В округе неспокойно…
— Не болтай. Молчи, негодяй!
Удар приклада обрушился на окровавленную руку. Вопль заставил Камиллу броситься к пленнику.
— Не бейте его!.. Он ранен!
— Говорите, молодой человек… Что вы делаете здесь?
— Я хотел присоединиться к маки.
— Не верьте ему! Это шпион, говорю вам!
— Оставьте его нам. Мы заставим его говорить.
— Прошу вас, отец, помешайте им…
До этого Леон не произнес ни слова. Сидя на пне, он наблюдал за сценой, посасывая потухший окурок. Как бы нехотя он поднялся.
— Из него течет кровь, как из коровы… Мадам Камилла, найдите тряпку, чтобы сделать ему перевязку… Не плачь, малыш, мы поговорим один на один.
Шарль, о котором забыли, ухватился за юбку Леа.
— Почему они делают месье больно?
Камилла вернулась с чистым лоскутом. Она перевязала изуродованную руку.
— Все как надо, — буркнул Леон. — Вы, остальные, следите за окрестностями. Отец мой, я думаю, надо собирать вещички.
— Я тоже так думаю.
— Не шевелись, парень…
Пленник, поднявшийся было, снова рухнул со стоном на землю.
Старый охотник, не спуская с него глаз, приблизился к доминиканцу и спросил его тихо:
— Вы знаете Сиронское ущелье?
— Да.
— Там есть наши люди. Вам нужен проводник?
— Только чтобы выбраться из вашего убежища. Потом и сориентируюсь.
— В Буридее зайдите в дом с голубыми ставнями. Там живет друг. Скажите ему, что Леон ушел по грибы. Он запряжет тележку, предупредит Аристида и проводит вас к рейдерам.
— Это не так далеко. Можно дойти пешком.
— Но не с ними и с малышом.
— Вы правы… А как вы поступите с ним?
— Допросим, черт возьми.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Отец, это не ваша проблема. Это — мой сектор. Я должен все знать. Слишком много наших арестовано в последнее время.
— Я знаю. Аристид получил из Лондона приказ казнить Клемана…
— Не он один сотрудничал с бошами.
— Увы, я это хорошо знаю!.. И поэтому я здесь. Гран-Клеман и те, кого он увлек за собой, сделали много зла, но я пытаюсь понять, что скрывалось за их отношениями с Дозе…
— Отец мой, за этими отношениями, как вы выражаетесь, были доносы на патриотов, выдача товарищей-коммунистов и сведения об оружии, присланном англичанами. По-моему, этого более чем достаточно: такое отродье Вадо убить, как собаку.
Доминиканец устало пожал плечами и подошел к пленнику.
— Говорите, прошу вас, это будет лучше для всех.
— Особенно для тебя, — фыркнул Леон, толкая раненого своим автоматом.
Камилла и Леа вернулись со своими вещами. Леа сложила свои пожитки в большой синий картонный лист, завязанный с четырех сторон. Она подвесила его к стволу охотничьего ружья Леона. В своем платье с цветочками, соломенной шляпе и сандалиях она имела вид миленькой крестьянки, несущей завтрак работникам в поле.
— Жанно, — позвал Леон.
Из-за сосны появился молодой бородач.
— Покажи им дорогу до шоссе. Смотри во все глаза. Этот, может быть, пришел не один.
— Хорошо, шеф.
— До свиданья, месье. Спасибо за гостеприимство.
— Пустяки… Теперь уходите.
Камилла посмотрела на старого охотника, хижину и на лес с чувством, поразившим ее саму. Обычно столь сдержанная, молодая женщина, прослезившись, горячо обняла Леона.
— Я никогда не забуду дни, проведенные в этих местах. Надеюсь вернуться сюда. До свидания.
Почему солнечная поляна вдруг показалась Леа такой холодной?
— Что ж, пошли, — сказала она, взяв Шарля за руку.
Почти час они шли по лесу. Адриан Дельмас нес ребенка на своих плечах. Дорога на Буридей была свободна.
Очень скоро они добрались до дома, указанного Леоном, и нашли того, кто должен был провести их к пещерам. Лошадь, запряженная в тележку, казалась недовольной тем, что везет столько людей. Она ржала, яростно трясла головой, но шла неохотно. Несмотря на это, они довольно быстро прибыли в Прешак. У въезда в деревню два жандарма остановили повозку.
— А! Это ты, Дельмас!
— Привет, Рено. Привет, Лаффон. Что случилось?
— Кто эти люди? — спросил Лаффон недоверчиво.
— Успокойся… Это друзья. Я веду их в пещеры. Меня послал Леон Ландезец. Но вы мне не ответили… Что произошло?
— А то, что ты не можешь идти к пещерам.
— Почему?
— Кажется, важная персона прибыла на днях из Лондона.
Камилла прижала к себе сынишку… Леа машинально закрутила завиток своих волос… Адриан Дельмас пригласил свои усы…
— Наши арестованы? — спросил Дельмас.
— Нет еще, но эти мерзавцы хорошо осведомлены. Если бы не мальчишка Марембо, шедший на рыбную ловлю и прибежавший в Жийе предупредить парней, их всех бы схватили. Лансло и Деде ле Баск едва ускользнули.
— Черт!.. Что же мне с ними делать?
Жандарм Лаффон знаком отозвал Дюма в сторону.
— Ты уверен в усатом?
— Ну конечно!.. Иначе старина Леон не послал бы его со мной. Я даже думаю, что его как раз сбросили с парашютом.
— Хорошо, мы займемся этим. Сейчас мы отправим их в жандармском автомобиле. А ты исчезни, не следует оставаться здесь. Господа и дамы, занимайте места. Куда вас отвезти?
— В Брукейран, около Оро. Вы должны знать.
— Еще бы!.. Если вы отправитесь к Сифлетте, пожмем руки. Это моя кузина, смелая женщина…
— Ты их утомишь своими семейными историями… Но здесь оставаться опасно.
— Ты прав, ты прав. Поищи машину, а вы отправляйтесь.
— До свидания! — кричал Шарль, махая руками вознице, который заворачивал лошадь.
На протяжении семи километров, отделявших Прешак от Каптье, они не проронили ни слова. Маленький Шарль уснул на коленях матери. При въезде в поселок Дюма, бригадир жандармов, обернулся к отцу Дельмасу:
— У вас есть документы?
— Да.
— А у вас, дамочки?
— Да, но зачем? — спросила Леа.
— В случае, если мы встретим немецкий патруль и нас арестуют, скажите, что вы собираетесь провести несколько дней у родных в Гриньоле, у Пюшей.
— Что это за люди? — спросил доминиканец.
— Смелые люди, спасшие не одного человека.
Но все обошлось. Они прибыли в Брукейран без задержек. Местом их назначения оказалась табачно-бакалейная лавка Сифлетты, кузины бригадира.
Хозяйка получила свое прозвище от привычки свистеть[4], помнимая стаканчик, особенно позади своего прилавка.
— Здравствуй, кузен. Ты еще кого-то привез?
— Как обычно, кузина.
Леа быстро огляделась. Позади старого деревянного прилавка полки, где некогда размещалась все товары, были пусты. Кое-где виднелись только запыленные коробки. На полу — прислоненный к стене единственный мешок с зерном и катушка с проволокой. В центре комнаты стоял большой общий стол со скамьями, а пол был устлан опилками.
— Могу я с вами поговорить наедине? — обратился Адриан Дельмас к хозяйке.
— Выйдем на двор, там будет спокойнее… Будьте, как у себя дома… Лаффон, дай им попить и дай лимонаду славному херувимчику.
Они отсутствовали недолго. Когда же вернулись, Шарль пил свой лимонад в нахлобученном на уши кепи Лаффона. При виде этого Сифлетта расхохоталась.
— С таким пополнением мы скоро закончим войну!
— Нам пора уходить… Товарищи уже беспокоятся, где мы. До свидания, малыш… Ты отдашь мне мое кепи?
— Нет, я хочу его оставить себе.
— Что ты, милый, верни его. Оно слишком велико тебе, — сказала Камилла, пытаясь его отнять.
