Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая
— Он так и говорил?.. А мы что должны делать?
— Все остаемся на своих местах. Но нам нужно действовать смелей и решительней.
— Что еще?
— Ареф просил, чтобы в пятницу под вечер ты был у него.
— Ахмеда видел?
— Нет. С Мирза-Мамедом только поздороваться успели...
— Понятно. Иди отдыхать. Уже поздно. Не забывай: завтра с утра опять джигитовка.
— Спокойной ночи!
Рамо удалился к себе в казарму.
А я начал читать «Бахар» — газету народной партии Адалят. На видном месте в ней была помещена статья-призыв к независимости, борьбе с английским засилием.
Боевая газета!..
На следующее утро меня вызвали в штаб жандармерии, который находился недалеко от южных ворот. Перед тем как отправиться туда, я забегаю к Аббасу и вручаю ему свежий номер «Бахар».
В штабе меня принял сам Таги-хан.
— Ождан Гусейнкули-хан! Вам поручено сопровождать Его превосходительство Кавам-эс-Салтане на дачу и обратно.
— Слушаюсь, господин генерал!
— Вы несете полную ответственность за его жизнь.
— Есть, господин генерал!
На душе у меня радостно: видно, тяжелые дни переживает грозный губернатор Хорасана Кавам-эс-Салтане, если к тем четырем постоянным телохранителям, что неотступно его сопровождали повсюду, ему пришлось прибавить и кавалерийский эскадрон «Молния». Что ж, господин губернатор, ты, кажется, не ошибся в своем выборе:— в нашем эскадроне настоящие джигиты!
Часа через два «Молния» в полной боевой готовности была возле дома губернатора. Горячие скакуны нетерпеливо покусывают удила, приплясывают, выстукивая подковами на камнях мостовой замысловатую дробь.
— Наступил удобный момент,— говорит Аббас, оказавшись со мною рядом.— Одним извергом на этом свете будет меньше! А?
— Не болтай чепуху,— одергиваю я разгорячившегося друга.— Ты уверен, что все до одного в третьем эскадроне думают так же?
— Какое мне дело до того, что другие думают! Я сам его...— не унимается Аббас.
— Хар-рам!— меня начинают раздражать его тупые рассуждения.— Ты только о мелкой мести думаешь! А что будет после?.. Новый губернатор будет ангелом?..— Разговор наш прерывается. Широко распахиваются ворота, и на улицу выезжает, поблескивая на солнце, новенькая открытая легковая автомашина.
— Смир-р-но!— подаю я команду.
— Вольно!— почти в один голос со мной басит Кавам-эс-Салтане.
У всех разбежались глаза: на что глазеть?.. То ли на единственный во всей губернии заморский автомобиль, то ли на самодовольного правителя Хорасана. И то и другое многие из нас видят впервые.
Кавам-эс-Салтане среднего роста, но широкоплеч и могуч телом. Косматые брови и орлиный нос придают его лицу выражение какой-то ненасытной алчности и злобы.
Попетляв по мешхедским улицам, автомобиль выехал на пыльную Мелекабадскую дорогу и устремился в горы. Третий эскадрон, глотая пыль, скачет следом.
— Всю жизнь мечтал о таких прогулках! — почти в ухо мне кричит Аббас.
— Замолчи, если не хочешь попасть куда следует! — одергиваю я строптивого друга.
...Вечером, в пятницу, как было условлено, я пришел к Арефу. Учитель заваривает чай и расспрашивает о делах в эскадроне.
— Все по-старому... Хотя нет,— вспоминаю я,— есть и новости. Познакомились мы с самим Кавам-эс-Салтане. И теперь охраняем его бесценное тело от дурного глаза и шальной пули.
— Нам везет!— радостно воскликнул Ареф.
— В чем?— не совсем понимаю я.
— Как — в чем?— Ареф разливает душистый крепкий чай в пиалы.— У вас есть отличная возможность поближе сойтись с Кавам-эс-Салтане, завоевать доверие его телохранителей. Разве этого мало? А в нужный момент мы можем легко обезвредить повелителя Хорасана.
Мы отхлебываем терпкий чай и ведем неторопливую беседу. Правда, говорит большей частью Ареф, а я слушаю. Мне кажется, что нашу «Молнию» он знает лучше меня. Ареф советует, предупреждает, приказывает...
Стемнело.
— Теперь, пожалуй, можно уже идти,— поднимается Ареф.— Куда? Я хочу, дорогой Гусейнкули, познакомить тебя с мешхедскими друзьями. С теми, кто вместе с нами готов в любую минуту взять в руки оружие.
Когда мы выходили на улицу, мне показалось, что от окна каморки Арефа метнулась и тотчас же растаяла в густом вечернем мраке чья-то тень.
Я не мог различить: собака это была или человек...
— Тише-е!— я попридержал Арефа за руку.
Остановившись, мы долго вслушивались в тишину погожего весеннего вечера, но ничего, кроме шарканья ног, говора прохожих, покашливания и смеха, не услышали. Город жил обычной шумной жизнью.
— Иди за мной,— шепнул мне Ареф и зашагал по улице.
Я пошел шагах в десяти от него, поминутно оглядываясь. Мало-помалу подозрительность развеялась. «Какой-нибудь бродячий пес рыскал,— успокаивал я себя,— искал пожрать».
На самой окраине Мешхеда Ареф замедляет шаги и знаками подзывает меня к себе.
— В третью калитку, не считая вот этой... Стукни два раза висячим молоточком,— тихо говорит он.— Скажи, что пришел со мной. Я войду после...
На мой стук из калитки вышел пожилой мужчина.
— Вам кого?
— Я с Арефом... Незнакомец помолчал.
— Входите. А где он?
— Идет...
Хозяин провел меня в дом. На полу просторной комнаты, скрестив по-восточному ноги, сидело несколько человек. Мой приход, видимо, прервал беседу. Я поздоровался с каждым из них за руку. Отнеслись ко мне приветливо.
Вскоре пришел Ареф.
— Фейзмамед, мне кажется, что в Мешхеде я кого-то сильно заинтересовал,— поприветствовав всех, сказал он.
— Что-нибудь случилось?— всполошился человек, встретивший меня у калитки.
— Как тебе сказать!.. Случиться вроде бы ничего и не случилось, но я замечаю: кто-то бродит у моего дома. А иногда и на улице сопровождает меня легкая тень...
— И сейчас было замечено?
— Похоже... Скажи ребятам, пусть на всякий случай проследят.
— Попробуем,— и Фейзмамед вышел.
Среди сидящих на полу я вижу знакомого — отца моего друга детства Аскера. Мы знакомы с ним по Кучану. Помню, там он был подпольным лектором. По всему видно,— он меня не узнал. Да и не мудрено: видел он меня мальчишкой.
- Рад встрече с вами, дядя Ага-Баба! Как поживает
Аскер и тетя Гульчехра?
- Аскер, говорите,— Ага-Баба несказанно удивлен.— А откуда вы знаете их?
— И вас я видел в Кучане. Вы были тогда с Мирзой-Мамедом. Знаю тетю Гульчехру и Аскера... Я из Бодж-нурда. Зовут меня Гусейн-кули, я сын Гулама... Мы с вами жили по соседству.
— Вах-эй!— радостно воскликнул Ага-Баба.— Гусейн-кули! Гусо-джан! Вот никогда бы не узнал тебя в такой форме!
На лицах присутствующих веселое возбуждение.
— Не просто Гусейнкули,— вставляет Ареф,— а Гусейнкули-хан-ождан. Наш товарищ по борьбе. На него, на его друзей и на хорасанскую жандармерию партия возлагает большие надежды.
— Помощники хорошие!— Ага-Баба обнимает меня за плечи,— Заходи к нам, Гусо-джан. Завтра же заходи. Я расскажу, как разыскать нас...
— А чем сейчас занимается Аскер?— спросил я.
— О! Аскер тоже военный.
— Он служит?
— Да. Адъютантом у Таги-хана.
Вах-вах, так вот почему мне показался знакомым адъютант генерала! И как же сразу я не узнал Аскера...
— Итак, друзья,— заговорил ровным, но как всегда твердым голосом Ареф,— Гусейнкули-хана вы теперь все знаете. У него один из самых ответственных и опасных участков борьбы.— Ареф обратился ко мне.— Дорогой Гусейнкули, эти люди всегда придут к тебе на помощь. Они верные твои друзья в Мешхеде.
В тот же вечер я познакомился с редактором «Бахара» Ахмед-Бахаром, с друзьями Арефа по подполью Мирза-Аликпер-Саркашик-заде, Мирза-Абдулкадер-Сабзивари, Тагири-Джами и другими. Всех этих людей объединяет лютая ненависть к заморским поработителям иранского народа, мечты о светлой и радостной жизни в родной стороне. Чувства эти были настолько остры и сильны, что каждый из подпольщиков готов был на любые жертвы, даже смерть.
— Друзья!— сказал собравшимся Ахмед Бахар,— мы решили в ближайшие дни усилить выпуск прокламаций в два-три раза. В основном они пойдут в воинские части. Ваша задача, дорогие Сейд-Гусейн-хан и Гусейнкули-хан, позаботиться о том, чтобы наше призывное слово дошло до солдат.
Сейд-Гусейн-хан присутствовал тоже здесь. Это был молодой человек в форме лейтенанта жандармерии.
— Мы всегда готовы!— Сейд-Гусейн-хан держался подтянуто, бодро.— Будут, конечно, трудности, и я прошу учесть то обстоятельство, что численность жандармских войск день ото дня растет. Но это происходит не только за счет бедняков. Жандармскую форму уже носят Тадж-мамед-хан-курд, один из видных кучанских богатеев, а также Барат-Али-хане-Хафи, Абдулла-хане-Барбари. И все они имеют высокие чины.
— Но не столько они сами страшны,— вставляет Ахмед-Бахар.— Больше надо опасаться их ставленников. Тех, кто под видом дайханина пришел в армию. Вот кто может крепко навредить! С самими ханами даже проще: их как облупленных знает весь Хорасан.
