Николай Алексеев-Кунгурцев - Заморский выходец
От всех своих волнений Каттини отдыхал, когда был с Бригиттой. С этой девушкой произошла удивительная перемена. Куда девалась ее недавняя холодность, почти ненависть к нему? Она казалась такою любящей, была так ласкова к нему, что толстяк часто, видя перед собой искристые, ласково смотрящие на него глазки Бригитты, спрашивал себя, не сон ли это. А девушка с каждым днем становилась все более ласковой, ее разговоры с ним делались все более задушевными: она говорила с ним уже как будущая жена. Для нее самые скучные дела его, казалось, были ей очень занимательны, и она расспрашивала о них с живейшим интересом.
Порою она принималась строить планы предстоящей жизни со своим «милым муженьком», как она будет его ласкать, целовать, исполнять его малейшее желание. Каттини в это время только самодовольно пыхтел и таращил глаза.
Обыкновенно, едва Джузеппе входил в комнату и замечал «невесту», лицо его расплывалось в улыбку, а своим тусклым глазам он старался Придать выражение нежности и почему-то для этой цели часто-часто моргал красноватыми веками и вращал воспаленными белками — он, кажется, находил, что это очень ему к лицу, — но однажды, это было дней через пять после ареста Марка, он пришел очень мрачным. Не было ни обычной улыбки, ни вращения белков.
Бригитта сразу заметила перемену, происшедшую в настроении духа своего «жениха», но пока не показала вида и защебетала, как птичка.
— А! вот и ты, мой милый! Я так ждала тебя! Что это, думаю, не идет мой Джузеппе. Верно, дела задержали? Да?
— Да, дела.
— А матушки нет дома: ушла с утра. Да это и лучше — нам свободнее. Что же ты, Джо, не подойдешь, не поцелуешь меня?
Каттини даже покраснел от удовольствия.
— Вот так, давно бы так! Крепче целуй, крепче! Теперь ты повеселел, раньше, показалось мне, ты был не в своей тарелке. А? Признавайся!
— Был грех.
— А! Видишь! Я угадала. Я сейчас замечу, если в моем Джо перемеца. Отчего ты был не в духе?
— Так… Дела, знаешь…
— Это — не ответ. Ты должен со мною быть откровенным. Слышишь, Джо? А то я рассержусь… Да! Я все собираюсь спросить — скоро сожгут этого еретика? Ах, если б ты знал, как я его ненавижу! Когда его будут сжигать, я сама подкину лишнюю вязанку дров в его костер.
— В том-то и беда, что его не будут сжигать.
— Да неужели? — Бриггита сделала удивленные глаза. — Помилуют?
— Нет. А только тайно казнят.
— Экое горе! Да, может быть, ты ошибся?
— Нет! Я узнал от сведущего человека.
— Кто же он?
— Тюрем… Его зовут Эрнесто.
— Ты не договорил, Джо! Я рассержусь на тебя.
— За что?
— Ты не хочешь быть со мною откровенным. Чего ты боишься? Выдам я тебя, что ли? Я — твоя будущая жена. Кто этот Эрнесто? Тюремщик? Ты не договорил.
— Ах, Гитта, если б ты знала…
— Я и хочу знать! Что за страхи такие со мной! Слава Богу, кажется, ты мог видеть, что я люблю тебя непритворно.
— В этом я убежден.
— Вот видишь. И еретика я ненавижу не меньше твоего. Тебя, может быть, останавливает то, что я прежде его сильно любила! Да, я не отпираюсь, я его любила, но тем более теперь его ненавижу. Джо! Не забывай — ты не только мой будущий муж, ты также и союзник мне в мести.
— Я знаю это.
— Ну, так чего же ты молчишь? Говори откровенно, кто это такой Эрнесто?
— Тюремщик.
— Марка?
— Да.
— Как ты-то его узнал?
— Гм… С деньгами все узнаешь.
— В какой тюрьме еретйк заключен? В piombi? В тюрьме Антонио?
— Ни там, ни тут.
— Ты хотел быть откровенным.
— Я и откровенен.
— Это и видно!
— Я говорю правду: ни в тех, ни в других тюрьмах его нет.
— Так где же он?
— Откровенничая с тобой, знаешь, чем я рискую?
— Ну?
— Своей головой.
— Будь спокоен, я тебя слишком люблю, чтобы выдать. Так где же спрятан еретик?
— В палаццо Дожей, в камероттах!
— В камероттах?
— Ну, да. Камеротты иначе pozzi [4], разве не знаешь?
— Ах, да, да! Я слышала. Говорят, это — ужаснейшая тюрьма. Ни света, ни воздуха!.. — говоря это, Бригитта вздрогнула. — Брр!.. Страшно! — добавила она.
— Да! Попасть туда не дай Бог никому… кроме Марка.
— Ему поделом! Что же говорил, тебе Эрнесто?
— Он десять лет там служит, знает порядки. Он говорит, что «три» не любят открытых казней. Такие еретики, как Марк, встречались уже. Их просто обезглавливали в тюрьме же, а потом бросали в канал.
— Фу! Как страшно! Как это ты ухитрился познакомиться с Эрнесто?
— Сумел!
— Положим, при твоем уме… А только ты мне не ответил.
— Я сам слышал, как инквизитор приказал отправить Марка в camerotti.
— Так что же?
— Экая недогадливая! Я узнал, где собираются тюремщики камеротт. Ведь и они — люди, выпить хочется.
— Удивляюсь твоей сметливости! Где же они собираются?
— В кабачке Антонио Санто.
— Этого мало, надо было найти между ними тюремщика Марка.
— Я переугощал их всех. Наконец напал на Эрнесто. Он сам мне сказал, что у него содержится еретик.
— Собственно, зачем тебе было это нужно?
— Хотелось узнать, каково-то «проклятому» в тюрьме. Пытают его ежедневно.
— Я думаю, он плачет и стонет?
— Представь, нет! Сам Эрнесто удивляется — ни одного стона.
— Тут не без чар — может быть, он и боли не испытывает! Скажи, пожалуйста, этот Эрнесто такой высокий, черный?
— Ой, нет! Малорослый и волосы светлее, чем мои.
— Как будто я видела такого… Старик?
— Не старик, но уже с проседью.
Бриггита порывисто обняла Каттини.
— Ах, милый мой! Хорошо, что мы с тобой свободны и нам не грозят никакие тюрьмы. Ну, что твое расположение духа? Лучше ли?
— Оно отличное.
— То-то. Я рада этому.
Она крепко поцеловала Джузеппе в его багровую щеку. Кабатчик, конечно, и не подозревал, чему она радовалась, и был в восхищении от ее любви к нему.
XIV. В кабачке Антонио Санто
Если случалось зайти в кабачок незнакомому посетителю, хозяин встречал его с достоинством, наливал ему лучшего вина и сам выпивал кружку за его здоровье. Понемногу завязывалась беседа, через полчаса Антонио сидел уже вместе с гостем за столиком, а через час уже отлично знал, кто его гость, как его имя, где живет, холост или женат: на другой день он с ним встречался уже как со старым знакомым.
В этом кабачке с утра засели Джованни и Беппо. С хозяином они успели быстро сойтись, и Беппо, отличавшийся веселым характером, часто заставлял трястись от смеха жирное чрево Антонио. Веселая беседа не мешала приятелям то и дело посматривать на дверь, и, когда Санто отходил от них на некоторое время, чтобы поздороваться с новым посетителем или нацедить кружку вина из стоящей у стены бочки, они перешептывались:
— Его еще нет, Беппо.
— Да. Узнаем ли мы его?
— Бригитта говорила: маленький, светловолосый… зовут Эрнесто…
— Подождем.
И они ждали; час проходил за часом, они уже потеряли счет выпитым кружкам, у них начинало шуметь в голове, а тюремщик не появлялся.
Было уже далеко за полдень, когда дверь пропустила нового посетителя в кабачок Санто. Это был очень небольшого роста, плотный, пожилой человек, с бледным одутловатым лицом, с синеватыми «мешками» под выцветшими голубыми глазами. Щетина светлых волос торчала на его голове, несколько того же цвета волосков на верхней губе заменяли усы.
Приятели переглянулись между собой.
— Он! — тихо шепнул Джованни.
— Синьор Эрнесто! Что долго тебя сегодня не было видно? — встретил его Антонио. — А я вот тут беседовал с милыми людьми да все нет-нет и подумаю: «Что это синьор Эрнесто не идет?» Налить кружечку? Я уж знаю какого — покрепче? Да?
— Дела, брат, дела не позволяли. Ты ведь знаешь, какой пост я занимаю…
— Важный пост, важный! Ответственный! — сделав серьезное лицо, заметил Антонио.
— То-то и есть, — продолжал Эрнесто, ища глазами место, ще бы присесть. Но все места были заняты.
Тюремщик, кажется, думал уже примоститься подле стены, стоя, когда ему на помощь явился Беппо. Он тихо, но так, чтобы мог слышать Эрнесто, сказал Антонио:
— Быть- может, этот синьор с таким красивым и приветливым лицом не откажется разделить с нами компанию? Мы были бы весьма рады угостить его парою кружек доброго вина, сочли бы для себя за честь — по всему видно, он — немалая птица.
Как большинство некрасивых людей, тюремщик воображал себя красавцем; поэтому замечание Беппо об его наружности пришлось ему очень по сердцу и заставило самодовольно задрать нос, а данный ему хитрым приятелем Марка чин «немалой птицы» заставил его раздуть щеки и поднять плечи — этим, казалось ему, он придает себе очень важный вид.
— Эрнесто! Тебя приглашают эти добрые люди выпить с ними, — передал хозяин тюремщику предложение Беппо.
