Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой
— Твои рассуждения верны в отношении большинства мужчин, но не всех. Настоящий мужчина в пятьдесят лет — это конь-огонь, и для него по-прежнему женщины стоят на первом месте. Разве твой благоверный моложе? А ведь его постоянно тянет на баб... не в общество приличных, уважающих себя женщин, требующих внимания и должного с собой обхождения, где ему попросту делать нечего, а именно на вульгарных баб, всевозможную уличную и трактирную дрянь, которая встретит его в любом состоянии с распростертыми объятиями и удовлетворит самую гнусную прихоть по первому требованию. Но оставим в покое твоего муженька, он ничем не хуже и не лучше тех, кого мы почему-то зовем красой и цветом сильной половины Речи Посполитой. Возвращаясь к полковнику Скоропадскому, добавлю, что он любит не просто женщин, а красивых, я даже сказала бы... очень красивых женщин.
— Но разве в Варшаве, я не говорю о Польше, перевелись очень красивые женщины? Наоборот, мне кажется, что их переизбыток.
— Ты права. Если бы Польша имела столько истинных рыцарей-защитников, сколько прекрасных женщин, она не пребывала бы в сегодняшнем плачевном положении, а по ее столице не гарцевали бы победителями царские казаки. Однако сколько бы ни было в Речи Посполитой красавиц, любое их число не поможет нам использовать слабость полковника Скоропадского к женщинам. Причина в том, что, прежде чем сыграть на этой слабости, ее вначале необходимо пробудить.
— Не понимаю, что значит — «пробудить». Разве ты несколько раз не повторила, что пан полковник любит красивых женщин?
— Любить и желать — не одно и то же. Разве тебе не приходилось, замерев и не дыша, не сводить восхищенного взгляда с редкой, изумительной красоты вещи, которая тебе не нужна или по какой-либо причине никогда не станет твоей? Ты просто отдаешь дань ее совершенству как творению природы или человеческого таланта безотносительно того, кому она принадлежит и хотела бы ты сама стать ее хозяйкой. Со мной, например, такое случается часто, когда я любуюсь картинами старых итальянских мастеров.
— Такое бывает и со мной... правда, очень редко, — призналась Марыся.
— Теперь ты поймешь пана полковника. Он долго был вдовцом и привык общаться с красивыми женщинами. Сейчас он женат, и женщины для него стали тем же, чем уникальные картины старых итальянских художников для меня — мы смотрим на них, любуемся и получаем удовольствие, но не желаем обладать ими, поскольку нам достаточно одного чувства восхищения.
— Не поверю, что мужчина может восхищаться женщиной, не желая обладать ею, — заявила Марыся. — Что толку от женской красоты и совершенства ее тела, если ты не наслаждаешься ими?
— Дело в том, что пан Скоропадский в полной мере наслаждается столь милой сердцу женской красоткой. Он женат на одной из прелестнейших женщин Гетманщины и всей Украины, руку и сердце которой предлагали даже знатнейшие кавалеры Речи Посполитой — на Насте Марковне Голуб, вдове бывшего Генерального бунчужного Гетманщины. Мне не пришлось встречаться с ней, но я от многих слышала, что она действительно очень мила и вышла статью, не обделена умом и властным характером, к тому же годится новому мужу по возрасту в дочери. Должное ее красоте и умению обольщать мужчин отдает даже мой старый друг гетман Мазепа, а уж он в этих делах разбирается, как никто другой, — усмехнулась тетка.
— Но если на слабости пана полковника к женщинам нельзя сыграть, она перестанет быть слабостью, а его самого можно записать в образцовые мужья.
— Ты шутишь. Напрасно. Образцовых мужей не бывает — просто им не повезло встретить женщину, способную затмить их избранницу, — хихикнула тетка. — Поэтому пан Скоропадский будет боготворить Настю Марковну и хранить ей верность до тех пор, пока не встретит женщину не только ни в чем ей не уступающую, но в чем-то ее превзошедшую. Только в этом случае он может оказаться во власти своей слабости и стать нашей добычей.
— По вашим описаниям, его жена — эталон женской красоты и прочих высоко ценимых мужчинами качеств. Чтобы затмить такую и заставить разочароваться в ней влюбленного по уши мужа, нужно быть как минимум Венерой или Афродитой с мозгами Галилея или Коперника. Сочувствую вам, тетя, такую женщину, если она, конечно, существует, отыскать действительно сложно.
— Зачем ее искать, если я знаю такую? Единственную в Польше женщину, которая может затмить любую другую, в том числе Настю Марковну. — Тетка наклонилась к Марысе, зашептала ей прямо в лицо: — Женщину, которая разожжет пламя страсти в душе пана Скоропадского, которой он обязательно захочет обладать, которая заставит его забыть о жене, а день и ночь думать лишь о себе, Я знаю такую неповторимую и обворожительную женщину, не сомневаюсь, что перед ее красотой, обаянием и опытом покорения мужских сердец не устоит ни один самый верный муж. Но откликнется ли она на призывный зов своей страждущей Отчизны, захочет ли помочь законному королю Лещинскому?
Тетка всхлипнула, ткнулась носом в платочек, продолжая, однако, одним глазом искоса наблюдать за Марысей. А та уже начала понимать, куда клонила разговор тетка, до нее дошел и смысл тех странных ее взглядов, которые Марыся прежде не могла постичь. Старая интриганка неспроста затащила племянницу на балкон во время прохождения мимо него казачьей конницы, не случайно затеяла разговор о казачьих вождях и посвятила ее в детали семейной жизни полковника Скоропадского. У тетки все было заранее рассчитано, продумано, и сейчас Марыся ощущала на себе ее умение завлекать в свои сети нужных людей.
Но почему тогда Марыся, зная тайную подоплеку происходящего, не прервет разговор, не заявит, что не собирается быть теткиной сообщницей и считает унизительным для себя становиться по чьему-то совету любовницей впервые в жизни увиденного мужчины? Почему, наоборот, она активно поддерживает затеянный теткой разговор, а подробности семейной жизни полковника Скоропадского вызывают в ней живейший интерес?
Может, потому, что ей, как всякой женщине, приятно, что ее считают единственной в Польше, способной покорить любого мужчину? Что она настолько обворожительна и неповторима, что способна затмить первую красавицу Гетманщины и увести от нее мужа, столько лет хранившего ей верность?.. Может, ей просто надоело однообразие варшавских великосветских салонов с заранее известными развлечениями, с набором комплиментов очередного кандидата в любовники, которого терпишь лишь из-за скуки, с отсутствием мужчины, роман с которым мог бы согреть душу или сердце?.. Может, на нее каким-то образом подействовали разговоры о полковнике, разительно отличающемся от того типа мужчин, с которыми ей до сих пор приходилось общаться, и ей захотелось новых, неизведанных еще ощущений?
Как бы то ни было, Марыся уже знала, чем завершится разговор с теткой. И если еще заставляла себя уговаривать, то лишь потому, что ей, как настоящей женщине, будет приятно услышать в свой адрес новые комплименты, которыми тетка вынуждена будет осыпать ее, склоняя к любовной связи с казачьим полковником.
— Тетя, но что общего между нашей вечно страждущей Отчизной, мечтающим усесться вместо пенька в лесу на королевский трон паном Лещинским и прекрасной панной, которую вы намерены уложить в постель к полковнику Скоропадскому? — начала разыгрывать роль простушки Марыся.
— Речь Посполитая обретет покой и величие только при законном короле Станиславе, а он сможет утвердиться на престоле лишь с помощью сильных союзников, каковыми могут и должны стать казаки. Но казакам нет дела до чужой им Речи Посполитой и ее короля, поэтому их нужно вынудить сражаться со своим врагом, который одновременно является и врагом Короны. Такой враг — русский царь. Гетман Мазепа, мечтая обрести большую, нежели сейчас, власть, готов выступить против России, но для этого ему необходима поддержка старшины, способной повести за собой простых казаков. Один из таких старшин — полковник Скоропадский, и женщина, способная уговорить его стать единомышленником Мазепы, сослужит неоценимую службу Речи Посполитой и ее законному королю Лещинскому, — пустилась в объяснения тетка.
— Но разве может женщина заставить пана полковника изменить данной царю присяге? Если гетман и вы, тетя, нуждаетесь в помощи женщины, которая должна стать любовницей пана Скоропадского, значит, уговоры гетмана на него не возымели действия? А ведь от вас я не расслышала, что пан Мазепа — украинский Златоуст, и неотразимое влияние его красноречия вы лично испытали на себе в молодости, когда знатный шляхтич Мазепа — Колядинский был украшением свиты короля Яна-Казимира, а в роли первой красавицы там блистали вы. Неужто любовница может быть способна на большее, чем украинский Златоуст и вы, умнейшая женщина Польши?
— Просто любовница — нет, но та, которую я знаю и о которой говорю, способна достичь невозможного, — шептала тетка в ухо Марысе. — Что перед ее неземной красотой и обворожительностью какая-то присяга царю? Тем более что пан гетман — а он на самом деле Златоуст! — уже сейчас тонко и умело подводит старшин к выбору: остаться послушными слугами царя Петра, порабощающего Украину и насаждающего на нее московские порядки, или, блюдя верность своим гордым, вольным предкам, сбросить с себя ярмо Москвы и самим вершить судьбу неньки-Украйны? Сложный выбор, и как одна-единственная капля воды нарушает равновесие в чаше, так и одно слово женщины, которую полковник Скоропадский любит больше жизни, может сыграть решающее значение в его выборе между царем и гетманом.
