Василий Криворотов - Последние дни Российской империи. Том 1
Случай с доктором Липпертом, евреем по народности, передавался в столице от одного к другому с негодованием. Особенно возмущались те, которые уже давно ожидали возможности обмена своих близких, попавших в плен к немцам. Жена Липперта обратилась с просьбой об обмене мужа к графине Матильде Витте. Та направила её к Симановичу, а этот — к Распутину. Старец послал её с письмом к министру внешних дел Сазонову. Спустя две недели доктор Липперт находился в Петрограде. Что заставило министра Сазонова поспешить исполнить желание Распутина и освободить из плена еврея Липперта, а не более важного русского военнопленного, мне не известно. Я знаю лишь, что этот случай вызвал в столице весьма неприятные толки и подозрения в том, что русское правительство преступно предаёт русские интересы[17]. В обществе недвусмысленно, хотя и негласно, обвиняют августейшую пару во всём, что исходило от Распутина. Высшая знать, широкая общественность, а также правительственные круги связали имя и действия старца с царской семьёй гораздо теснее, чем это было в самом деле, но никого из этих людей не нашлось заняться распутинским вопросом поближе, обдуманно и ясно документировать его целеустремления, защитив ничего не подозревающих царя и царицу. Некоторые знали уже достаточно о губительном влиянии Аарона Симановича на Распутина, а через него и на августейшую пару, но никто, страха или своих шкурнических интересов ради, не двинул пальцем, чтобы этому злу положить конец. Охранные власти показывали и показывают на каждом шагу халатность, недомыслие и преступное равнодушие к своим прямым, обязанностям. С некоторыми из них я был не раз совершенно откровенным, называя их поведение изменой. В обществе вслух называют Симановича «министром по еврейским делам» или «представителем американского еврейства». Я убеждён в том, что Симанович является агентом тех тёмных сил, которые толкают всё человечество, а не только Россию, к какому- то духовному и материальному перевороту, запроектированному ими серьёзно уже давно.
— С устранением Великого князя Николая Николаевича с поста главнокомандующего и со вступлением на этот пост царя положение на фронте было спасено, но во внутреннем управлении скоро и заметно ухудшилось. Великий князь, хотя и любил бряцать оружием, не обладал дарованием серьёзно оценивать боеспособность слабо вооружённых русских армий. Серьёзным образованием военного стратега он не обладал, а урождённого таланта полководца у него не было. Маневренная война на огромном фронте, и Особенно на его германском участке, требовала подвижного, глубоко знающего военное дело ума даровитого полководца, чтобы бороться успешно против отлично вооружённых и талантливо управляемых германских войск. Наши огромные потери и хроническое отступление поставили военные качества великого князя под сомнение. Общественность не забыла его как постоянного вожака воинствующей партии при Старом Дворе, боровшегося за принятие участия России в балканской склоке, а затем и в этой несчастной войне, и ожидала от него побед, а не потерь и отступлений. Но была, очевидно, ещё и другая причина устранения его от верховного командования. Великий князь был давно известен как убеждённый юдофоб, и это, само собою разумеется, вызвало ненависть к нему в еврейских кругах. Судя по поведению Распутина в этом вопросе, великий князь не нравился еврейскому окружению старца, которое к этому времени сомкнулось вокруг него плотным кольцом. Став Главнокомандующим, князь приказал не особенно мягко выселять из прифронтовой полосы в Польше и Галиции евреев после того, как произошёл с их стороны ряд шпионских случаев в пользу Германии. Военные ли неудачи князя или происки евреев через Распутина устранили его с поста Главнокомандующего — мне не известно, но можно думать, что и то, и другое[18]. На пост Главнокомандующего стал сам царь. Многие в Петрограде, и сегодня ещё, рассматривают этот шаг государя как судьбоносную ошибку. Они думают, что царь ни по военному образованию, ни по складу характера не подходит к роли Главнокомандующего. Редкие же люди, в том числе и я, думают, а теперь уже полностью убеждены в том, что только исключительно появление государя в Ставке спасло наши армии от разгрома германцами и консолидировало катастрофическое положение на нашем западном фронте в 1915 г. Сегодня много уже тех, которые поняли и признают это, но предпочитают молчать, ибо раньше с пеной у рта осуждали решение царя стать во главе армии. С Другой стороны, царь, приняв огромную ответственность и заботы по обороне страны, не мог посвятить себя исключительно делам внутреннего управления, которое в данное время было, пожалуй, так же важно, как и внешняя защита государства. На решения часто весьма важных вопросов внутренней политики стала влиять с этих пор царица, чутко прислушивавшаяся к советам своей придворной дамы Вырубовой. Принимая во внимание влияние на этих двух женщин Распутина, можно судить о том, как высоко выросли шансы тёмных сил для проведения своих замыслов. Царю, занятому всецело высшим командованием в Ставке, нс оставалось, очевидно, ничего другого, как довериться мнению и советам царицы[19]. В СВОЁМ ОКРУЖЕНИИ ОН ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СЛИШКОМ ОДИНОКИМ, В ЭТОМ ОКРУЖЕНИИ НЕТ МУДРЫХ И ПРЕДАННЫХ СОВЕТНИКОВ. В этом и заключается, господа, наша русская трагедия.
— Простите, Сергей Николаевич, что я вторгаюсь в ваше интереснейшее повествование. Что думаете вы об этих обвинениях, которые евреи ставили великому князю? Возможно ли, чтобы тот без вины и без суда допустил расправу над невинными людьми, кто бы они ни были? — спросил Мураховский.
Рамсин поднялся со своего места со стаканом в руках и заходил вокруг сидящих слушателей, отпивая глотками малиновую воду.
— Вы, господа, все до одного тут детально посвящены в историю подготовки у нас революции, то есть в смысле стремления тёмных сил устранить наше самодержавие и изменить политический порядок в России. Разлагающая пропаганда, изуверские убийства из-за угла наших людей руками убийц производятся у нас по приказу партийных верхушек эсэров и демократов. Кто, главным образом, составляет эти верхушки ЦК — вам тоже известно. Всем вам знаком состав нашей Государственной думы, хочу сказать, её левого крыла, где крепко засели представители тёмной силы, чужие да и наши. Вы следите за левой печатью и знаете, и понимаете без какого бы то ни было сомнения, кто в ней главные писаки и смысл их писаний. Вы слыхали не раз о том, что почти все скамьи для журналистов в нашей Думе заняты репортёрами-евреями, среди которых редко можно встретить русское лицо. Обо всём этом знал и великий князь Николай Николаевич. Ему доложили об этом в детальной форме исследователи нашего революционного движения, состоявшие членами «Союза добрых русских людей», который после революции 1905 года выступил на борьбу против левых течений. Членом этого союза состоял и Великий князь. У него, таким образом, составилось определённое мнение, а не предубеждение, о евреях, как о людях неблагонадёжных. Случаи шпионажа, дезертирства, а особенно уклонения евреев от военной службы были фактами, а не вымыслом. Шпионами и дезертирами были и поляки, и наши русские, и немцы, но рекорд тут, определённо, били евреи. Естественно, что такие лица были привлечены к ответственности, были судимы и соответственно наказаны, независимо от того, к какой народности они принадлежали. Расправ с невинными, о которых, пропаганды ради, пишут люди в левых газетах, у нас не было. Не допускал такого произвола и Великий князь. Евреи, ненавидя его за юдофобство, клеветали на него. Эвакуация населения из прифронтовой полосы распространялась на всё население, а не только на евреев, как об этом писала с возмущением левая печать. Эта мера имела целью уменьшить ненужные жертвы среди мирного населения.
— Я тоже не допускал мысли о том, чтобы у нас был допущен подобный произвол, — вмешался Карсавин. Муж моей отдалённой родственницы, военный юрист, рассказывал мне во время своего пребывания в отпуску в Москве о том, как, собственно говоря, протекает процесс над военными преступниками во время войны. По его словам, тщательность судебного расследования любых военных преступлений ничем не отличается от расследования гражданского суда. Он сам принимал участие в процессах против евреев-шпионов и рассказывал мне о том, что эти процессы длились месяцами. У него был случай, когда обвинённая в шпионаже группа евреев и поляков была отпущена на свободу за неимением веских улик. С дезертирами, кто бы они ни были, процесс длился недолго. В этих случаях меньше всего могли рассчитывать на помилование русские дезертиры, — сказал Карсавин. Он всё время, когда говорил Рамсин, не сводил с него взгляда. Его внушительное лицо выражало удивление и разочарование.
