Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака
Все грек: Архелай — предводитель спартанцев, Ион из Милета — начальник карийских гоплитов, Лисандр из Фив, Хрисанф из Аргоса, критянин Ментор, афинянин Ификрат, самоссец Анаксарх — командиры наемных отрядов — сразу же почувствовали себя в родной стихии, охотно осушая чаши с вином, громко смеясь и переглядываясь, а порой осмеливаясь бесцеремонно перебивать самого фараона. Они с готовностью, выполняя волю Амасиса, рассказывали скабрезные истории, до которых Его Величество был большой охотник, несмотря на присутствие супруги фараона Ладики. Впрочем, не смущаясь сальностями и круто посоленными выражениями, весело, до слез хохотала и египетская царица.
Но совсем неуютно чувствовали себя чопорные египтяне. Их коробило все. И то, что Высший Совет был собран на этой богомерзкой ладье, и то, что рядом с ними — благородными пи-роми нагло восседают иноземные варвары, а рядом с его величеством, о боги, непотребная и бесстыжая девка, развратная гречанка из Киренаики, в то время когда во дворце оставлены жены, в чьих жилах переливается драгоценная царская и княжеская кровь.
Богатые египтяне тоже любили и умели задавать пиры и принимать гостей, но как это разнилось от распущенной оргии, которую они вынуждены лицезреть здесь! У них пир — наслаждение глубокомысленной беседой и искусством кулинаров и поваров, чарующим мастерством музыкантов, певцов и изящных танцовщиц — которые не чета этим вульгарным гречанкам, единственная цель которых зажечь похотливым вожделением мутные глаза потерявших человеческий облик пропойц.
* * *
Амасиса сначала смешили кислые физиономии его египетских подданных, но постепенно под влиянием винных паров стали раздражать. Он обратился к ним с тостом, воспевающим благородство пи-роми! Строгий и требовательный взгляд, сопровождающий этот тост, заставил сановников покорно осушить полные бокалы из дорогого цветного стекла. А фараон не унимаясь стал предлагать тост за тостом, обращаясь поименно к своим вельможам и заставляя их пить и пить подряд. Вскоре не привыкшие к таким лошадиным дозам египтяне раскисли, им стало все-все безразлично... только Уджа-Гор-Рессент, который был все-таки моряком, хотя и египетским, держался из последних сил, хотя его мутило, и голова шла кругом. У него все плыло перед глазами, двоилось, но он, стараясь сохранить на лице улыбку, давно превратившуюся в какую-то странную, застывшую гримасу, с готовностью кивал головой, и зачастую невпопад, Архелаю, который, положив свою лапищу на плечо адмиралу флота его величества фараона Египта и дыша прямо в ноздри гнуснейшим перегаром, громким шепотом рассказывал интимнейшие подробности о ее величестве, которая еще недавно, босоногая, бегала в Киренаике, увертываясь от щипков гоплитов, которым продавала козье молоко... “О всесильные боги, дайте мне силы вынести все это! Что за сборище, тьфу! Фараон — Бог, сын Бога обнимается с этими нечистыми, о боги, так ронять свой священный сан!
Вот что-то виднеется... какой туман в голове. Нет, плывет что-то... кажется, челн... или судно? Кажется, два судна? Марево какое-то... одно судно... Ну да — одно! И кто-то кричит... какой-то человек... даже через борт перегнулся... Что он кричит?.. Не разберу что-то... А-а-а, это же начальник охраны варвар Леонид... Вишь, как орет! Словно у себя в казарме! И кому кричит? Его величеству фараону, господину и повелителю Нижнего и Верхнего Египта...”
Наконец и все обратили внимание на другое судно. Постепенно смолкла музыка, утих шум. Все с усилием стали вслушиваться. Не разобрали. Закричали вразнобой, переспрашивая. Наконец поняли... Все бросились обнимать друг друга, не разбираясь, кто грек, кто ливиец, эфиоп, а кто пи-роми.
— Погиб!
— Сгинул!!
— Подох!!!
— Кир!!!!!
Гульба пошла вовсю! Присоединились и прибывшие на судне с замечательной вестью. Все кричали, орали, хохотали, пели и пили, уже не зная никакой меры и удержу. Пьяные тут же валились под ноги пирующим, несколько египтян, перегнувшись через борт, блевали в чистую и прозрачную, как слеза, воду.
Хмельная Ладика повернулась к Амасису и увидела, что фараон плачет. Встревожилась.
— Что с вами, мой господин?
— Кккииирра-а жжжжалко-оо... — жалобно протянул Амасис, размазывая рукой слезы по лицу.
ГЕТЕРА ИЗ МИЛЕТА
Артемисия
Артемисия была дорогой гетерой. Гекатонбаойон — сто быков, то есть цена ста быков была ценой любви Артемисии. Ее мать, неглупая и энергичная женщина, надрываясь в непосильном труде, не брезгуя торговать своим телом в портовых кабачках для неприхотливых матросов и рыбаков, дрожа над каждой монеткой, сумела пристроить свою дочь в храм богини Геры и оплатить ее учебу у лучших учителей Милета: мудрых философов, знаменитых ораторов, популярных певцов и музыкантов, искусных гимнастов и танцоров. Опытным глазом распознав в нераспустившемся бутоне цветок невиданной красоты, мать выбрала единственной дочери, неизвестно от кого родившейся, судьбу, в которой та хотя бы не познает иссушающую нищету при своей красоте, а моральная сторона профессии ее дочери меньше всего заботила портовую проститутку. Да и чем лучше жизнь знатной добродетельной гречанки, после эпигамии ставшей законной женой, а потом запертой в гинекее своим мужем в четырех стенах? По крайней мере, жизнь ее ненаглядной девочки будет насыщенней и интереснее, чем затхлая жизнь "честной" матроны.
Умная и способная девочка буквально как губка впитывала в себя знания и уже вскоре была замечена знатоками и любителями новинки. Сначала она получала приглашения на скромные застолья, но обаятельная и образованная, с каждым днем все хорошеющая и хорошеющая гетера становилась все известнее, росла ее популярность, возрастала и цена. А когда из-за юной гетеры стали приезжать богатые любители сладенького из Фив, Коринфа, Крита, Самоса, Лесбоса и даже из самих Афин, то стоимость ее возросла до такой степени, что ее присутствие стало престижным и делало честь щедрости хозяина, являясь знаком особого уважения к его гостям, что очень льстило их самолюбию.
Застолья без Артемисии стали считаться заурядными.
* * *
На празднества Диониса в Милете Фанет из Галикарнасса попал случайно. Его, каменотеса, вызвал сюда заказчик, который хотел, чтобы его увековечил в камне известный ваятель Криос, и Фанет должен был подготовить материал для мастера. Но Криос задержался на Крите, и молодой каменотес проводил время в приятном безделье, правда, до полного счастья ему не хватало денег — скупой хозяин сказал, что рассчитается только после того, как скульптор одобрит его работу. Таким образом хозяин обезопасил себя от расходов, если капризная знаменитость вдруг не приедет в Милет. Но Фанет не унывал — вокруг столько было интересного! Он потолкался на рынке, поприсутствовал при жертвоприношении, посетил ипподром, посмотрел кулачные бои и гимнастические игры — он и сам был неплохим гимнастом и кулачным бойцом, а затем, благодаря своим крепким плечам, сумел протолкаться к самому помосту, на котором являли свое искусство юные танцоры.
На богато декорированной площадке, уставленной огромными корзинами с цветами, танцевали семь девушек в белоснежных одеяниях, совсем еще юные, увитые гирляндами цветов, и семь юношей с арфами в руках. Юноши вели хоровод, энергично притоптывая и демонстрируя свою отвагу, мужество, бесстрашие, девушки же плыли в хороводе плавно, сплетаясь в сложные, прихотливые узоры, которые напоминали причудливый полет белоснежных журавлей. Танец юношей и девушек был сочетанием доблести и изящества.
Когда танцы кончились, специальная комиссия выбрала лучшую танцовщицу. Юную танцовщицу подвели для награждения к креслу, на котором... У Фанета потемнело в глазах от ослепляющей красоты! Он словно в тумане видел, как поднялась с кресла прекрасная женщина и надела венок на голову девушки.
* * *
Знаменитая гетера Милета была уже в зените своей славы и даже довольно-таки состоятельным гражданам была не по карману, а только очень богатым. Но молодой Фанет, увидев ее, воспылал страстным желанием обладать ею, и несбыточность этого желания только еще больше разожгла его страсть и становилась прямо-таки навязчивой идеей. Фанет ходил как потерянный, осунулся и подурнел.
Но вот однажды он явился к Артемисии и молча высыпал к ее ногам груду серебра. Холеную гетеру очень раздражал этот неотесанный мужлан, и она решила, поиздевавшись над ним, отказать ему и выставить за дверь. Небрежно ткнув ножкой кучку серебра, она бесстрастно спросила, чего желает молодой эллин: песен, танцев, а может быть, философской беседы или же…
— Тебя! — хриплым голосом прервал Фанет и жадно накинулся на гетеру.
Ошеломленная женщина, задыхаясь от едкого пота возбужденного галикарнийца, без сопротивления, безвольно уступила. Фанет был груб и неистов, но странно... Артемисия ощутила острое наслаждение от звериной страсти этого каменотеса...
