Степан Злобин - Степан Разин
Сейчас Василий стоял, поджидая, когда к нему подойдут еще мужики из приволжских уездов и от Воронежа, где стрелецкие заставы вылавливали разрозненных беглецов, не давая им проходить к донским казакам. В это лето наметил он идти в Жигули и там, разбивая волжские караваны, пополниться бурлаками. Ему казалось уже недостаточным жечь поместья отдельных дворян. В скопищах беглых он чувствовал силу, с которой можно совсем истребить весь дворянский род и устроить вольное, справедливое царство, где каждому будет довольно земли – только бы рук хватило для пашни. «А подать платить одному государю. Он там пускай и стрельцов накормит, и крепости ставит, и во всем государство блюдет. От подати мы не прочь: хошь – с работника в доме, хошь – с дыма, а хошь – и с сохи, лишь бы было в одно – государю. А то каждый помещик себе норовит. До того уж дошли, что жениться воли не стало. Прости, господи, скоро уж нашего брата учнут, как собак, продавать!..» – поучал Василий приходивших к нему крестьян. Многие из них возвращались к своим домам, за побег принимали плети, селились на старых своих местах и между тем несли в толщу народа Усову проповедь справедливого царства.
«Язва» томила Василия уже четыре года, и с каждым годом все хуже. Все началось с того, что после побега из вотчины от боярина он, спасаясь от сыска, три дня просидел во ржавом болоте, в воде. Двое его товарищей умерли через неделю, а сам он остался сначала даже здоров, пошли только чирьи на пояснице и по ногам. Василий добрался на Дон, стал казаком, жил в станице, научился владеть пищалью, мушкетом и саблей. Чирьи не проходили, открылись гнойные язвы. Знахарки давали ему и лук и чеснок, хрен с медом, редьку, телячью печенку, медвежье сало. Чего не ел только, что не прикладывал к язвам – все втуне! Ноги распухли. Язвы покрыли все тело. Летом, на солнышке, они утихали, а осенью снова ему становилось хуже. Сильное тело ослабло. Теперь уже он и не думал сесть на коня. Он или плыл на челне, или ездил в санях, не то – в двуколке на сене. Но народ уже знал его и любил.
«А что, не поднять мне всю Русь?! Есаулов довольно, саблей махать не хитро, и другие могут, а голова у меня светла. Во товарищи умного атамана возьму – и пойдем. Ить сила народная зря пропадает! – раздумывал Ус. – А бояре всё крепнут, а мужик всё слабеет, как словно в язвах. Время упустишь – и язва народ заест. Уж тогда не поднять... Атаманишек много на свете: народ разобьют на ватажки, туды, сюды, – и вся сила в разбой изойдет, на шарпальство... А надо собрать во единую крупность народ. Вдруг помру, не поспею!..»
Ус испугался этой впервые пришедшей мысли. Он решил бороться во что бы то ни стало за жизнь, за силы.
– Эй, мать! – крикнул он стряпухе.
– Что, сыночек?
– Давай там грудинку, разогрей, что ль, поем.
– Василий Лавреич, яички тоже? – спросил парнишка, принесший яйца.
Не смея тревожить атамана в его размышлениях, он присел у костра и стругал из дерева черенок к своей сабле.
– И яички вари! – согласился Ус.
Стряпуха радостно захлопотала с едой.
– Василий Лавреич, тебя человек добиватца! – сказал, подходя к костру, один из есаулов Уса, Петенька Рыча.
– Чего же не пускаешь?
– Я мыслил, ты хвор. Да, вишь, человек-то странный: сказывает – пахотный, ан по хлебам идет, зеленя потоптал, не взглянул. Худа какого не стало б!
– А что, ему голова не мила? Вон сколь людей вокруг. Позови, не беда.
Есаул вернулся с дюжим чернобородым мужиком в лаптях, в сермяжном зипуне и поярковой шапке. Ворот рубахи был расстегнут. Медный крестик болтался на нитке.
– Добра здравья, Василь Лавреич! – сказал он, кивнув головой.
– Здорово! Как звать-то? – откликнулся Ус, пристально и хитро осмотрев новичка.
– Стяпанка Зимовин.
– Отколь?
– Рязанских земель. Боярский мужик я, Василь Лавреич.
– Пошто ж ты ко мне пришел?
– Хочу за казацкую правду с боярами биться, – ответил пришелец.
Василий снова пристально посмотрел на него.
– Пахотный? – спросил он.
– Был пахотным...
– Ну, садись вечерять, – сказал Ус, подвинувшись и давая место возле себя.
Мужик сел возле него к горячей похлебке, которую снова поставила стряпуха перед Василием.
– Ешь, гость. Ты не брезгуй: я здрав. Не зараза какая. В болоте застыл – оттого и язва.
Оба взялись за ложки.
– Каких, говоришь, ты земель? – внезапно спросил его Ус.
– Рязанский...
– Соврал! – подмигнув, с усмешкой сказал атаман. – Рязанских за то косопузыми кличут, что вяжут кушак узлом на боку, а ты опояску стянул на пупе!
– Так, сбилось... – пробормотал мужик, поспешно поправив пояс, будто это было важнее всего.
– И поклон у тебя не тот, не мужицкий, – дворянский поклон: головой мотнул, да и все, будто спину сломать страшишься! Полем шел – зеленя топтал не жалеючи. Вечерять сел – и лба не окрестишь. Кажи-ка ладони...
– Что глумишься, Василь Лавреич! – воскликнул пришелец. – Что низко тебе не кланялся – не обидься: боярам устали поклоны бить. Зеленя топтал – не приметил, а сел вечерять – бог простит – с голодухи забыл помолиться.
– Кажи-ка ладони! – настойчиво повторил атаман.
Мужик протянул вперед руки ладонями вверх.
– И мозоли, видишь, не те, и руки нежны! Сохою ты не владел, сын боярский, а саблей. Лазутчика видно! Что же, повесить тебя за то? – с насмешкою спросил Ус. – Такая лазутчику у меня за смелость и хитрость награда.
Мужики окружили толпой костер Уса. Слух о странном пришельце уже пробежал между ними, и они все сошлись сберечь своего атамана.
– Укажешь повесить, Василий Лавреич? – спросил Петенька Рыча, подвинувшись ближе.
Василий хитро посмотрел на пришельца, вид которого изображал не испуг, а скорее смущенье...
– Да что вы, ребята! Он гость атаманский! Кто же гостя-то весит?! А ты кушай, кушай, Степан Тимофеич. Я так ведь, к слову... Я сам ведь хлеб-соль твою ел. Мне тебя принимать почетно!.. – со смехом сказал Василий.
Мужик хлопнул ложкой себя по ляжке и неожиданно громко расхохотался.
– Признал, окаянный! Да как ты меня признал? Али видел?
– Видал, видал, – подтвердил с улыбкой Василий. – Ведь ты атаман большой, а нас, мужиков-то, много. Тебе нешто всех упомнить!.. А пошто ж ты нечестно ко мне пришел? Добром бы приехал. Я б принял тебя добром, пир созвал бы...
– Пришел тебя звать в кумовья, крещати бояр, да хотел прежде кума поближе видеть. Ты – казак, я – казак. Нам едина дорога, Василий! – убежденно сказал Степан, отбросив притворство.
– Мы не казаки, а мужики, Степан Тимофеич! – ответил Василий. – Мужик за правду мужичью встает, а вы для корысти да озорством. Нам волю свою добыть, чтобы землю взять, хлеб пахать в поте лица, по божью веленью, а казаки... тьфу! Земли у вас – море без края; поглядеть – то черным-черна, от жиру аж лоснится вся на солнце, в горсти помять – то как пух... А нет чтоб пахать!..
– Срамота казакам! – воскликнул один из ватаги, стоявший поближе к костру. – Как собаки на сене!..
– И скажи ведь, откуда такая неправда на свете?! – заметил второй. – Кому не надо – дается. А нет чтобы нам, землеробам!..
– Истомилась казачья земля, извелась бесплодием, – продолжал Василий. – Поначалу и мы тебя почитали, Степан. Слыхали, что брат твой Иван за беглых перед Корнилой вступался. Мы чаяли скопом сойтись под его рукою, бояр побивать...
– Великое дело! – заметил Разин.
– Не то что персидские лавки грабить! – опять перебил его Ус. – Ан, Иван Тимофеич, царство ему небесно, загинул за правду.
– Бояре сгубили... – вставил Степан.
– Вот то-то!.. Сергей Микитич, твой шурин, тоже прежде-то правду видел. Привел нас к себе добру сотню, поил, кормил. Твоя Алена Никитична нам пироги пекла... Тут ты воротился. Сергей нам тебя-то хвалил. Как ты домой пришел, Сергей говорит: «Ну, братцы, весь Дон заберем. Богатырь святорусский явился!» Верили мы. Ан ты изменил: пошел перса шарпать, богатством прельстился... Бесплодна смоковница ты, оттого нам с тобой не с руки!..
– Неправ ты, Василий! – ответил Разин. – Бояре богаты: у них и ружье, и порох, и пушки, и хлеба вдоволь. Голодному люду с ними не сдюжить. А ныне и мы богаты! Ныне у нас на них силы довольно. Кабы я перса не шарпал, на что бы мне войско свое снарядить?!
– А что нам в твоем-то войске! Ты казакам норовишь, не народу! Князем стать хочешь, казацкий уряд в Понизовье устроить... Ну, скажем, стрельцы к тебе набегут, ну, станет, наместо Черкасска, Астрахань город казацкий. А как на Руси будет жить народ?
– Как жил! – сказал Разин. – Жил, не помер доселе народ. Землю пахал...
– Бояр кормил хлебом, дворян, казаков – захребетного люду мало ль на свете! – с насмешкою перебил Василий. – Ныне ты Волгу и Яик возьмешь – еще того более дармоедов станет. Бояре посмотрят: страшна казацкая сила! – и скажут тебе: «Давай мирно жить, Степан Тимофеич, служи государю добром, а мы тебе хлебное жалованье, и денежное жалованье, и пороховую казну будем слать, и меха, и сукна». Держава казацкая станет!
