Перл Бак - Императрица
Ехонала сидела возле окна огромной императорской спальни и ждала, когда император проснется. То, что должно было свершиться, — свершилось. Теперь она знала, что это за мужчина. Слабое и нервное существо: неутолимая страсть, владевшая им, была скорее похотью ума, чем вожделением плоти. Когда он терпел неудачу, то плакал у нее на груди. И это был Сын неба!
Однако когда он проснулся, Ехонала окружила его нежностью и вниманием. Он был голоден, и она послала за главным евнухом, чтобы тот принес любимые блюда императора. Вместе с ним она принялась за еду. Собачке она тоже давала кусочки мяса и время от времени выпускала ее во двор. Когда трапеза закончилась, император приказал главному евнуху снова занавесить окна от солнечных лучей, оставить его одного и не приходить без вызова. Не имел он желания встречаться и со своими министрами.
Ань Дэхай выглядел озабоченным:
— Ваше величество, с юга пришли плохие вести. Тайпинские мятежники захватили еще полпровинции. Ваши министры и принцы с нетерпением ждут аудиенции.
— Я не пойду, — раздраженно ответил Сын неба и откинулся на подушки.
Главному евнуху ничего не оставалось, как удалиться.
— Закрой двери на засов, — приказал император Ехонале.
Она заперла двери, и когда снова повернулась к нему, то увидела взгляд, полный неудовлетворенного животного желания.
— Подойди сюда, — пробормотал он. — Сейчас я в силе. Мясо помогло мне.
Снова она должна была повиноваться. На этот раз он действительно был силен, и тогда она вспомнила, о чем сплетничали женщины, жившие во Дворце забытых наложниц. Они говорили, что если император слишком долго задерживался в спальне, то в его любимое блюдо подмешивали сильнодействующее зелье, которое давало ему внезапную большую силу. Но зелье было опасным, и чрезмерно возбуждать организм не следовало — могло наступить глубокое истощение, грозящее смертью.
Истощение пришло на третье утро. Император откинулся на подушку в полуобморочном состоянии. Его губы посинели, глаза закрылись. Он не мог пошевелиться, желтая кожа продолговатого лица приобрела бледно-зеленый оттенок, что делало его похожим на мертвеца. В великом страхе Ехонала пошла к двери, чтобы позвать на помощь. Но она не успела крикнуть, — в покои вошел главный евнух, который как будто ждал этого зова.
— Пусть немедленно пришлют дворцового врача, — приказала Ехонала.
Она выглядела гордой и хладнокровной, а ее огромные глаза были такими черными, что Ань Дэхай повиновался.
Ехонала вернулась к ложу: император заснул. Она посмотрела в его отрешенное лицо, и ей захотелось плакать. Она стояла, охваченная странным ознобом, который преследовал ее в эти дни и ночи, а потом пошла к дверям и отворила их ровно настолько, чтобы проскользнула ее стройная фигурка. На деревянном стуле дремала служанка. Ехонала положила руку ей на плечо и легонько потрясла.
Где ваша собачка? — спросила старая женщина. Ехонала глянула на нее невидящим взором.
Ночью я вынесла ее во двор… Я забыла!
— Не беспокойтесь, — сказала женщина ласково. — Пойдемте, пойдемте со мной… Обопритесь на руку преданной вам старушки…
И Ехонала позволила повести себя по узким проходам. Занялась заря, и восходящее солнце освещало розово-красные стены. Так она снова вернулась в свой одинокий дом. Служанка суетилась и все время что-то говорила, пытаясь подбодрить госпожу.
— Все судачат о том, что никогда наложницы не задерживались у Сына неба так долго. Даже супруга проводит с ним не более чем одну ночь. Евнух Ли Ляньинь говорит, что теперь вы — фаворитка. Вам больше ничего не надо бояться.
Ехонала улыбалась, но губы ее дрожали.
— Так говорят? — спросила она и выпрямилась, вновь обретя свою обычную плавную грацию.
Но когда, омытая и переодетая в мягчайший шелк, Ехонала лежала в своей постели, когда занавеси были задернуты, а служанка ушла, ее вновь затрясло в смертельном ознобе. Она должна молчать всю жизнь, потому что не сможет говорить ни с кем. Никого не может считать своим другом. Никогда раньше не представляла она, что такое одиночество. Не было никого…
Никого? Но разве Жун Лу не ее родич? Он ее кузен, а узы крови нельзя разорвать. Ехонала села на кровати, вытерла глаза и хлопнула в ладоши.
— Что прикажете? — спросила служанка от двери.
— Пришли ко мне евнуха Ли Ляньиня, — приказала Ехонала. Служанка колебалась. Сомнение ясно выражалось на ее круглом лице.
— Славная госпожа, — посоветовала она, — не слишком доверяйте этому евнуху. Зачем он вам теперь?
Но Ехонала заупрямилась:, — Затем, что может сделать только он. Служанка ушла, все еще сомневаясь, однако отыскала евнуха, который прибежал в радостном возбуждении.
— Что, что надо, моя госпожа Феникс? — спросил он из-за двери.
Ехонала отвела занавеску. Темный, почти черный, халат подчеркивал ее бледное серьезное лицо, черные круги под глазами. Она говорила с большим достоинством.
— Приведи сюда моего родича, — приказала она, — моего кузена Жун Лу.
— Капитана императорских стражников? — спросил удивленный Ли Ляньинь.
— Да, — подтвердила она надменно.
Он ушел, рукавом стирая с лица улыбку.
Услышав удаляющиеся шаги евнуха, Ехонала опустила занавеску. Когда она получит власть, то возвысит Жун Лу так, чтобы никто, даже евнух, не мог назвать его стражником. Он будет по крайней мере министром, а возможно, и Верховным советником. Девушка наслаждалась своими мечтами, пока вдруг не почувствовала, как в груди растет неистовое желание. Она испугалась. Чего она хочет от своего родича? Только увидеть его честное лицо, услышать его уверенный голос, которым он разъяснит ей ее теперешние обязанности? О, она напрасно послала за Жун Лу! Не могла же она ему поведать, что произошло в эти дни и ночи и как она изменилась? Разве скажешь ему, что не надо было ей никогда входить в ворота Запретного города, разве попросишь теперь помочь убежать отсюда?
Ехонала опустилась на пол, прислонила голову к стене и закрыла глаза. Странная боль росла и ширилась где-то глубоко в груди. Она надеялась, что он не придет.
Но надежда была напрасна, — она уже слышала его шаги. Он пришел сразу, он ждал у двери, а Ли Ляньинь звал ее из-за занавесей.
— Госпожа, ваш родич пришел!
Ехонала поднялась, ей даже не пришло в голову посмотреться в зеркало. Жун Лу знал ее такой, как есть. Для него не надо было прихорашиваться. Она подошла к занавеске и отодвинула ее в сторону. И он был там.
— Войди, кузен, — произнесла она.
— Выйди ты, — ответил Жун Лу. — Мы не должны встречаться в твоей комнате.
— И все-таки я должна поговорить с тобой наедине, — сказала Ехонала, видя, что Ли Ляньинь прислушивается с жадным вниманием.
Но Жун Лу так и не захотел войти, и ей пришлось самой выйти к нему. Он увидел бледное лицо, белые губы и темные круги под глазами. Они вышли во двор. Ехонала запретила евнуху идти за ними, только служанка стояла неподалеку, чтобы никто не мог заподозрить, что она находилась наедине с мужчиной, пусть даже со своим кузеном.
Она не могла ни дотронуться до его руки, ни позволить ему тронуть ее руку, как бы ей этого ни хотелось. Она прошла в глубь двора и опустилась на фарфоровую садовую скамейку, стоявшую под хурмой.
— Садись, — сказала она.
Но Жун Лу не сел. Он вытянулся перед ней, прямой и суровый, как будто на посту у императорских ворот.
— Не хочешь ли присесть? — спросила она снова и подняла на него умоляющие глаза.
— Нет, — ответил он. — Я здесь лишь потому, что ты послала за мной.
Она смирилась.
— Ты уже знаешь? — спросила она едва слышно, так, что даже птичка, севшая на ветку над ее головой, не смогла бы расслышать.
— Знаю, — ответил Жун Лу, не глядя на нее.
— Я — новая фаворитка.
— Это я тоже знаю.
Все было сказано, да и что можно было сказать еще, если он не хотел разговаривать? Ехонала, не отрываясь, смотрела на его лицо, такое знакомое, и сравнивала с тем болезненным лицом на императорской подушке. Молодое и красивое, лицо Жун Лу выказывало силу духа, которая проявлялась и в прямом взгляде больших темных глаз, и в твердой линии рта над волевым подбородком. Это было лицо настоящего мужчины.
— Я была дурой, — прошептала она.
Он не ответил. Да и что он мог сказать?
— Я хочу домой, — продолжала она.
Он сложил руки и старательно смотрел поверх ее головы на деревья.
— Это твой дом, — наконец произнес он. Она закусила нижнюю губу.
— Хочу, чтобы ты спас меня.
Он не пошевелился. Со стороны можно было подумать, будто стражник просто охраняет женщину, сидящую под хурмой. Но вот он опустил взгляд на ее прекрасное лицо, и в этом взгляде она прочитала ответ.
— О, сердце мое, если бы я мог спасти тебя, то я бы сделал это. Но я не могу.
