Игорь Генералов - В тени славы предков
— Что с Павшей? — догадался Колот.
— Павша службу несёт. С посольством его отправить к Оттону собираюсь, — ответил воевода и, вплотную приблизившись к Лапе, молвил:
— Я к тебе.
Друзья поднялись в верхний покой. Колот поставил в светец зажжённую от печных углей лучину. Чувство обиды от предложенного холопства осталось на дне души; было более любопытно, почему воевода сломал себя, придя к нему, и от этого любопытства было даже как-то радостно. Блуд снял вотол, положил на лавку, сев на него.
— Я клялся Перуном, что не буду помогать тебе, — серьёзные глаза воеводы твёрдо, не бегая, смотрели на Лапу, — но я христианин, и клятва моя была ложная. Я предлагаю тебе службу — в полюдье пойти.
— Не на Олега ли? — насторожился Колот. Что там между князьями происходит — с Осинок не видно. Может, деревский князь повозную дань отказывается давать, а значит, со своими соратниками столкнуться придётся в полюдье.
— Нет, к вятичам, — помотал головой Блуд. — Там, на Муромской стороне, в Залесье, что только не творится: купцы по Оке на Итиль[51] идут, так их грабят, местные княжата дани даже своему князю Старославу не дают. Славян там народы дикие окружают: мещеряки, меряне, мурома да мордва. При Ольге Святослав ходил туда ещё с Асмундом, кормильцем своим. Буртасов вроде на щит брали.
«Вот оно что! — про себя воскликнул Колот. — Люди тебе опытные да проверенные нужны в чужие земли идти, вот ты и пришёл ко мне». Вслух же спросил:
— Ярополк сколько дружины даёт? Триста-четыреста?
— Какой там! Сотню — ведь не на рать, а в полюдье идём.
— Ты мне поясни, Блуд, — Лапа пододвинул светец ближе к другу, чтобы лучше видеть его лицо, — князь вятский Старослав своих людей даст или сами с муромскими княжатами решать будем? Места там лихие, а один великий князь уже сходил на полюдье — по частям собирали. Я-то не боюсь, но голову свою дуром тоже сложить не хочу.
Блуд поморщился, как будто отведал кислятины: больно дотошен оказался старый друг, отвык при чине своём смердам что-то объяснять, но раз уж начал говорить, придётся заканчивать:
— С муромой у нас всегда сложно было. Старый Свенельд их обхаживал — через них в Булгар ходить можно. Даней не требовали, помощь оказывали, за это они лодейное и повозное не брали с нас, гостиные дворы для купцов ставили. Ярополк хочет восстановить связи да разобраться, что там происходит.
Воевода замолчал, ожидая ответа. Колот молчал, испытывая терпение друга. Полумрак покоя скрывал озорные огоньки в глазах, из уст готов был сорваться вопрос: «А если откажусь?» Но не таков был Колот Лапа, чтобы галиться[52] над старым другом, поэтому Блуд и пришёл к нему.
— Коня бы надо хорошего. Тот, на котором пашем, в бой не годится, — задумчиво сказал Лапа. — Что обещаешь за княжью службу?
Напряжённый, будто тетива лука, воевода с шумом выдохнул, едва не задув лучину и, впервые за сегодняшнюю встречу, улыбнулся.
Глава девятая
Снег серебром устлал уснувшие онемевшие поля, надел седые шапки на макушки деревьев, закутал в белые шубы. Утонувшие в снежном безмолвии вятские селения курились дымом, грея в бревенчатых домах с соломенными и крытыми дранью крышами заботных своих жителей, что сейчас жгут лучины, собираясь на беседы, чинят сбрую, тачают или шьют сапоги и поршни, плетут лапти, сидят у пряжи, кормят скотину. Собравшиеся на братчине мужики слушают сказ гусляра, ведущего по струнам умелой рукой. Всего год (и как быстро пролетел!), как Колот также с дружиной ловил збродней в днепровских лесах, и почти десять лет, как были здесь с князем Святославом. Столько всего произошло за эти годы, что происходящее кажется уже иной жизнью. Та жизнь ушла вместе с людьми, насыщавшими её, и живой Блуд уже тоже иной.
Воевода согнал коня с тропы в сугроб, провалив животину по брюхо, пропуская мимо себя растянувшуюся дружину с обозом. Покрикивал на отстающих: до вятской столицы Кордно осталось чуть-чуть, а в поле ночевать не хотелось. Вывалился из сугроба к Колоту, замыкавшему строй кметей.
— Не видать что-то разъездов! Возьми людей, скачи к Старославу, — сказал воевода, — пусть ночлег кметям готовит, перемёрзли все!
Колот молча кивнул головой в заиндевевшей шапке.
Кордно почти не изменился с тех пор, как Колот побывал в нём, только из-за городни поглядывал светлый верх нового рубленого княжеского терема. И показалось, не изменился и сам Старослав: седой, рослый и древний, как окружавшие вятские леса, словоохотлив и добродушен, как спящий медведь.
— Здрав будь и ты, молодец, — отвечал на приветствие князь. — Как земля Русская поживает с новым государем своим?
Навстречу Блуду с кметями был выслан княжеский гридень[53], а Колот сидел в повалуше напротив князя и с удовольствием хлебал горячий сбитень, приятным жаром растекавшийся по замерзшему усталому телу. Князь принял Лапу за человека, близкого к Ярополку, и расспрашивал про русские дела. Колот, чтобы не разочаровывать вятича, перевёл разговор на хазарский поход, в который они когда-то пошли из вятских земель, про гибель великого князя от печенежских сабель. Старослав с интересом слушал, пока княжеский двор не огласился шумом и окриками приехавших гостей.
На ходу скидывая зимний вотол, поднялся в повалушу. Скользнул взглядом по Колоту, сдержанно, не роняя звания своего, поклонился князю. Во всей степенности воеводы проглядывалось нетерпение быстрее начать разговор, минуя уставные речи и надлежащий с дороги пир. Такой был весь Блуд, которого с детства знал Колот, — горячий, стремящийся всё решить быстрее, иначе может потерять интерес. Лишь когда принесли варёную медвежатину, мороженую бруснику и стоялый мёд, воевода почувствовал, что проголодался.
Вятский князь, пряча в усах улыбку, молча смотрел на снедавших послов. Для него разменявшие третий десяток мужики были ещё очень молоды. Горячность, стремление быстрее жить вызывали у него мудрую усмешку. Наконец Блуд, насытившись, отвалился, рыгнул, обтёр рукавом зипуна усы и бороду. Старослав, опережая вопросы, начал первый:
— Муромские князя себе нового выбрали, так с той поры у них разброд в земле и начался: друг с дружкой дерутся, збродней расплодили, что купцов донага разволочают. Я Ратшу послал — человека своего с дружиной, так его и людей чуть не перебили. Мы с князьями русскими договаривались землю блюсти свою, но если рати мне собирать — всё Залесье (как вы нас называете) полыхнёт.
— Так ты дань хочешь собрать с княжат муромских или миром решить? — спросил Блуд, догадываясь, куда клонит князь. Он было хотел отправить Колота к кметям, но позабыл про это, пока рвал зубами медвежатину, а сейчас уже было поздно.
— Коли вы своё слово скажете, так я и без вас дань соберу, — ответил вятский князь. «Не даст людей!» — понял Блуд. Старослав, будто читая мысли воеводы, рёк:
— Вы в Муроме гости, а я враг.
Ни уговоры, ни даже осторожные угрозы не помогли. Старослав согласился только дать проводников. Отступать было поздно — уже влезли.
В Муром отъехали на следующий день. Чем дальше шли, тем дружинники становились всё мрачнее. Оказалось, что вятские доброхоты в Кордне успели нашептать, что, мол, на верную смерть идёте в логово к татям. Броней не снимали, а на ночных привалах (в селения к местным не рисковали заходить) выставляли усиленную сторожу. Как-то шли узким зимником. Над головой смыкали макушки сосны и ели. Заволновался даже Колот, до этого старавшийся не подавать виду менее опытным кметям, — здесь не то что сотню, целый полк перебить из засады можно. Зато потом стало спокойнее: хотели бы напасть — напали.
Муром, раскинувшийся по холмам небольшими посёлками на берегу замёрзшей могучей Оки, белой застывшей саблей огибавшей город, напомнил Колоту Киев, только не было такого Подола с большими гостиными дворами и обширными лабазами. Опасались зря: никто не собирался здесь бить русов. Муромский князь встретил довольно приветливо, если так можно сказать о мрачном неулыбчивом муже. Средних лет, кряжистый, с цепким холодным взглядом голубых, чуть раскосых глаз, удивительных на лице цвета окоренного дерева[54]. Глубокий шрам ото лба до самого подбородка делал князя ещё суровее. Представился он славянским именем:
— Ваши меня Гудоем называют.
Здесь Блуд уже не прогонял Колота, разговаривали со знатным муромцем вместе. Оказалось, что не всё так просто в отношениях Старослава и Гудоя.
— Старослав, кого мог из вятских, под себя взял, в Курске у него родич сидит князем, — пояснял муромский князь. — С русами у него договор, на пятнадцать лет его Святослав от даней освободил за то, что снабдил войско обилием. Теперь вятским тесно стало, и они под именем Ярополка к нам полезли: Старослав зачем-то наместника прислал, так мы его прогнали. У нас свои договоры с русскими князьями: и о лодейном, и о повозном, и о проводниках, и о кормах купцам, идущим в Булгар и Итиль. Мы блюдём все договоры. Старославу соваться к нам нечего.
