Семен Скляренко - Святослав
Торной дорогой за Днепром едет с дружиной своей княжич Святослав. Ольга повелела им проехать далеко за Днепр, искать печенегов, а коли найдут — брать мечи, гнать их с поля.
Княжич Святослав едет впереди дружины, рядом с ним — Асмус. С детских лет воспитывал Асмус княжича, куда княжич, туда и он. Только все труднее и труднее становится Асмусу сопровождать Святослава в далеких походах. Пусти княжича — и помчится он за Итиль-реку, за Джурджанское море. А куда уж лететь старому воеводе? Не те лета!
Но Асмус никогда не жаловался и не пожалуется на то, что ему тяжко сидеть на коне и что подчас хочется подняться на высокий курган, лечь, растянуться на траве, отдохнуть. Нет, воеводе, который прошел из края в край эту землю, побывал за многими морями, стоял под стенами Константинополя, негоже сидеть на земле, должен он быть верхом на коне, с мечом в руках до самой смерти.
Да и не только это заставляет Асмуса сопровождать княжича. Ему выпала счастливая доля. С детских лет пестует он Святослава, передает ему все, что знает, учит тому, что сам умеет, готовит его к вокняжению.
Вот и сейчас едут они впереди дружины, широко открытыми глазами смотрит молодой княжич вдаль, любуется небом и землей, упивается запахами трав, да и начинает расспрашивать Асмуса.
Вокруг них широко расстилается поле. Над ним, как волна, пробегает свежий ветер, отряхивает росу с трав, раскачивает, гнет к земле белые цветы ромашки, желтые сережки шалфея, только ковыль противится, поднимает кверху свои упругие стебли, и изменчивая дымка, как седина, затягивает поле из края в край.
Княжич Святослав с дружиной своей едет дорогой, она вьется среди курганов, на вершинах которых стоят серые, вытесанные из камня изваяния богатырей, оборонявших с давних времен эту землю. Это Залозный шлях, гостинец,[28] по которому ездят купцы — гости. Он тянется от города Киева до Итиль-реки, по нему можно ехать день, два, неделю, не повстречав человека, — только в траве будут стрекотать кузнечики, высоко в небе петь жаворонки, на склоне кургана порой засвистит сурок, а далеко-далеко, на горизонте, промчится, как туча, табун диких лошадей.
Но и княжич Святослав, и его дружина знают, что вокруг не безлюдная земля. Стоит свернуть с дороги, проехать с десяток поприщ — и глазам откроются села, городища, нивы, сады, колодцы. С незапамятных времен живут здесь люди: они пашут землю, пасут стада, бьют зверя в лесах, пересекающих поле, ловят рыбу в реках, что тихо несут свои воды в Днепр.
Про эту вот землю, про поле, по которому они едут, про даль, подернутую маревом, и расспрашивает княжич Святослав дядьку своего Асмуса.
— А там что? — указывает он рукою на север.
— Тут, княжич, поля и поля, а там леса, большие реки, озера. Если ехать все выше и выше, будет Оковский лес, далее — Волок, Заволочье, еще дальше — Верхние земли, Новгород и Ледяной океан. А за океаном уж варяги по морю, далее — ляхи, немцы, франки, а на острове в море — англяне…
— И повсюду до океана живут наши языки?
— Так, княжич, до самого океана живут языки наши. Иные из них жили тут, в поле, и над морем, а потом ушли в Верхние земли, иные вышли из-за Итиль-реки и породнились с нашими племенами.
— И все они тянутся к Киеву?
— Так, княжич, все они слушают Киев, ибо без него погибнут. Вот только вятичи, — он показал рукой на юго-восток, — дань платят не нам, а хозарам, да еще булгары по Итилю — они тоже вкупе с хозарами.
— Откуда же взялись хозары? — спрашивает княжич. Асмус задумывается.
— Там, над Итилем, — медленно отвечает он, — жили раньше наши люди, наши племена, а уж потом из земель полуденных пришли хозары. Не нашей они веры, чужого рода…
— Так нужно было их не пускать, бить.
— Не пускали, били, — отвечает Асмус, касаясь перебитой руки и вспоминая, должно быть, о давних ранах. — Да в землях наших было неспокойно, приходилось бороться с варягами. Сколько уж веков боремся против Византии, а хозары тем временем сели над Итилем, перерезали нам путь к морю, породнились, хотя сами иудеи, с императорами Византии — христианами, вот и должны мы платить им дань…
Святослав останавливает коня. Серыми своими глазами долго смотрит на восток, на синюю тучу, что плывет и плывет над горизонтом.
— И далеко до этих хозар? — спрашивает он. Останавливает коня и Асмус, смотрит на тучу.
— Вот этим полем, — медленно говорит он, — нужно ехать полный круг месяца, и тогда будет Итиль-река.
— А дальше, дальше?
— За Итиль-рекою, — продолжает Асмус, — будет Джурджанское, а по-нашему — Хвалынское море, за ним живут разные языки, — Вирменея, Персида, Ватр, Сирия, Мидия, Вавилон, Аравия, Индия, а там далеко-далеко, — хинцы…
Асмус прищуривает глаза, припоминает.
— А в полуденных землях, вон там, — указывает он рукой, — за нашим Русским морем, суть Ливия, Нумидия, Масурия, там Еюпет, Фива…
— А ты везде там бывал, дядька Асмус? Асмус глубоко вздыхает.
— Мир велик, княжич мой, — говорит он, — и одному человеку его не обойти. Да и что мир? Своя земля, свои языки и роды — их я, княжич, знаю и люблю.
Вечером они остановились в широком поле под высоким курганом, спутали коней, на склоне кургана положили седла и разостлали попоны, собрали хворосту, высекли огонь, разожгли костер.
Кто-то из дружинников достал из мешка кусок конины, нарезал ее тонкими ломтями, поджарил на кончике копья над костром и первый кусок подал княжичу.
Это была добрая трапеза — мясо пахло дымком и хрустело на зубах, пахнул дымком и хлеб, взятый с собою из Киева, а глоток крепкого меда из меха будил воспоминания и нес на своих крыльях в далекое прошлое и туманное будущее.
В степи было необычайно тихо, только где-то изредка бил перепел, порой издалека доносился отзвук топота диких коней, а потом приходила и стыла тишина — вечная, казалось, и все же неповторимая.
Все легли спать. Прямо на земле, среди душистых трав, положив головы на седла. А несколько дружинников пошли далеко в поле — следить, чтобы кто-нибудь ночью не подкрался к кургану.
Княжич Святослав лег рядом со своими дружинниками, как и они, положил голову на твердое седло, вытянулся на попоне, раскинув широко руки, засмотрелся на небо, на звезды.
Дядька Асмус не ложился, а долго еще сидел, прислонившись спиной к каменному изваянию богатыря на могиле.
— Вот и стемнело, — тихо говорил он. — Ночь… Чуешь, княжич, как плывет земля?
— Куда?
— Земля плывет в океане на четырех рыбах-китах.
— А вверху что, над нами?
Асмус закинул голову и долго смотрел на небо, на котором тут и там вспыхивали, пока не усыпали всю синеву, звезды.
— Небо — такожде океан, звезды — светила богов, — доносился его голос. — Там, далеко-далеко, есть остров Буян из алатырь-камня, где живут Перун и богиня Лада, лежит громовой змей, гнездится птица-буря, роятся пчелы-молнии, стоят закрома дождей… Там, — он указал в темноте на восточную часть неба, — рай, где живут боги наби и текут реки из молока и меда, гам, — указал он на запад, — черныш океан, куда на ночь уходит солнце, а днем прячутся звезды…
— А люди?
— У каждого человека своя судьба, назначенная Перуном. Суть судьбы счастливые, суть и несчастливые. У нас с тобою, княжич, счастливые судьбы.
— Почему?
— Мы — вой, княжич, защищаем родную землю, оставим ее, когда позовет Перун, и нам уже уготовано место в его садах. Разве это не счастье?
Костер на склоне кургана то разгорался, то угасал, голос Асмуса звучал то громче, то тише; и Святославу временами казалось, что слышит он голос не Асмуса, а каменного богатыря, который, опустив руки вниз, стоит на кургане, смотрит широко раскрытыми глазами в темную даль-
— Свет широк, княжич Святослав, и зря вокруг — много земли в нем занимает Русь. Но есть на свете злые силы, злые языки, а среди них хозары и ромеи, они ненавидят нас и хотят уничтожить. Много зла уже видела от них Русь, а еще больше увидит, ибо они аки шашель, что дерево точит, черная туча, что застилает солнце.
Святослав приподнимается на локте, придвигает голову к Асмусу:
— Так почему же не идем супротив них? Везде я слышу эти слова.
Асмус отвечает не сразу.
— Было время, — говорит он тихо, задумчиво, часто останавливаясь, — и мы, русские люди, били врага, аще он показывал меч. Варяги к нам шли — били их нещадно, теперь они духа нашего боятся, служат верно.
— Воевода Свенельд тоже варяг, Асмус!
— Так, княжич, Свенельд — варяг, но не о нем говорю. Были другие, иные варяги. Киев-град и вся эта земля, — он обводит рукою вокруг, — как остров в океане — со всех сторон набегают волны. Разные ходили на нас племена и орды: были торки[29] — разбили, черные клобуки[30] — рассеялись они по всей нашей земле, шли булгары — показали им меч, пробовали напиться воды из Днепра обры — погибоша, а те, что остались, побежали за горы, на запад… Многих врагов видела Русь и всех побиваша. Били их Гостомысл, Кий, Щек, Хорю, князья Олег и Игорь и великое множество людей наших.
