Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб
Семья полюбила и покорилась своему новому положению. Сам Ашур был рад в глубине души тому, что помолвка его была разорвана, особенно потому, что на душе его не лежал камнем грех. Он был счастлив своей приятной жизни, а брата Фаиза считал чудом из чудес в их семье, и самым способным из всех. Он страстно поглядывал на красоток, проезжающих мимо в семейных экипажах, и любил красоту так же, как и набожность, как и истинную славу своего рода, наполненную прекрасным и чистым ароматом прошлого. Он заваливал дарами главаря клана и шейха переулка, восстановил местную мечеть и фонтан, поилку для животных и начальную кораническую школу, раздавал милостыню харафишам. Правда, когда дело касалось харафишей, мать говорила ему:
— Не вызывай опасений Хасуны Ас-Саба, лучше предоставь это дело мне: и могу тайком раздать им милостыню.
Ашур согласился, ибо знал, что из памяти главаря бунт харафишей пока так и не стёрся!
Вероятно, Дий был самый счастливый из всех: он от всего сердца алчно любил своё положение. Он наслаждался своим превосходством, сидя в кабинете директора на работе, и негой — в роскошном доме семьи Ан-Наджи, в карете и двуколке. Его интересовала элегантная одежда и редчайшие деликатесы. Он довольствовался самыми лучшими сортами вина, гашиша, опиума и прочих наркотиков, и в глубине души боготворил своего брата Фаиза, как и самых выдающихся представителей своего рода, и неважно, были они героями, или антигероями. Он часто с бахвальством говорил:
— Важнее всего — быть необычным!
Вероятно, самой скромной из всех членов семьи была Халима, но и она наслаждалась богатством и положением. По праздникам она передавала милостыню харафишам, особо отмечая своей добротой мать Фатхийи и Шукрийи, пока та женщина не позабыла причинённого ей зла и не стала ей ближайшей подругой.
Неизвестный голос по-прежнему звал Ашура на площадь перед обителью дервишей послушать их песнопения, также как и на пустырь — то место, где он когда-то пас коз и овец. Его счастье напоминало небо, по краю которого изредка появляется облачко, но иногда эти облака так набегут, что заслоняют собой солнечный лик. В самые счастливые моменты на него внезапно могло накатить какое-то смутное волнение, и всё воодушевление в миг спадало. Он стал задаваться вопросом, чего бы это значило.
Однажды Халима заметила это и сказала:
— До чего же потерян тот человек, рядом с кем нет жены!
Он со скрытым облегчением произнёс:
— Да, это так. Но это ещё далеко не всё!
— А чего ты ещё хочешь, помимо этого? — спросил его Дий.
Ашур поцеловал руку брата, проявляя благодарность ему как внешне, так и внутренне, но про себя отмечал, что унизительное отношение к ним главаря клана засело в нём, словно кинжал. Он не знал, как ему относиться к своему пращуру Ашуру. Его счастью не хватало чего-то очень существенного. Он спрашивал себя:
— Как тревога может завладеть человеком, которого Аллах наградил всеми благами и совершенством?
— Это всё дьявол, сынок.
— Да, вот именно, дьявол, вот только какой?!
Две девушки из старинных родов увлекли Дия и Ашура. Дий посватался к Салме Аль-Хашшаб, дочери владельца конторы, торгующей древесиной, А Ашур попросил руки Азизы, дочери парфюмера — владельца самого крупного в переулке магазина парфюмерии. Фаиз появился на обеих помолвках, пышно разодевшись, подобно царю царей.
Проходили дни, орошённые счастьем и удачей.
И вот однажды ночью Фаиз явился домой, когда его совсем не ждали…
Вся семья собралась в гостиной. Там стоял большой камин из меди, в котором пылали раскалённые угли. Мать перебирала чётки, Ашур курил кальян, а Дий был одурманен гашишем. Снаружи завывал холодный ветер, словно предупреждая о дожде.
Фаиз пришёл домой не в обычный свой час — а он приходил, если приходил вообще, рано утром, демонстрируя всем свою изысканную одежду и двуколку. Все сразу встали, желая поприветствовать его, но очень быстро заметили, что «чудо семейства» смотрит на них как-то вяло, да и на вид он угрюмый. Он уселся на диван, скинул с плеч накидку-абу, несмотря на сильный холод. Мать тревожно спросила его:
— Что с тобой?
— Ничего…, - апатично ответил он.
— Да нет же, что-то с тобой не так, сынок.
— Просто недомогание…
Он замолк, окружённый взглядами со всех сторон. Лицо его стало жёстким: таким оно бывало когда-то прежде, ещё до того, как он взял верх над жизнью.
— Я заварю тебе чаю из семян тмина, — сказала, поднимаясь, Халима.
— И ты поспишь, — добавил Дий.
Он на миг опустил веки, затем сказал:
— Иногда так случается, что человек не может не затосковать по дому…
— Скверная зима в этом году, — заявил Ашур.
— Даже более скверная, чем вы себе представляете.
— А ты ещё трудишься с таким упорством — такое не многие выдержат.
Фаиз как-то смутно повторил:
— Не многие выдержат…
Дий сказал:
— Человек имеет право на отдых…
— Я решил теперь долго отдыхать, — сказал Фаиз смирительным тоном.
Воцарилось молчание. Затем он встал и сказал:
— Я пойду в постель…
И с этими словами он удалился в свою спальню.
Халима со стаканом тминного чая в руках последовала за ним.
Канделябр освещал спальню; Фаиз повалился на постель прямо как был — в одежде.
— Почему ты не снимешь одежду? — спросила его Халима.
Но тут стакан с чаем выпал у неё из рук, и изо рта её донёсся пронзительный крик…
Они стояли, выпучив глаза, в которых застыл взгляд, переполненный замешательством и безумием.
Фаиз лежал на своей кровати с устремлённым в одну точку взором, бессильным, застывшим лицом, словно оно окаменело на целую тысячу лет; левая рука его безвольно свешивалась с края мягкой постели, под которой, на ширазском ковре образовалась лужа крови. На его кафтане цвета тмина валялся кинжал с золотой рукоятью. Дий забегал, лихорадочно ища что-то в запертой комнате: под диваном, кроватью, гардеробе, и крича:
— Это невозможно!.. Что всё это значит?!
— Да объемлет нас помощь господина всех пророков! — хриплым голосом заверещала Халима.
— Цирюльник! — закричал Ашур, и в один миг вылетел из комнаты.
Халима запричитала громким голосом, а Дий закричал:
— Он пока живой!
— Всё кончено! Зачем ты сотворил с собой такое, сыночек?! — вопила Халима.
Вскоре явился цирюльник, за которым следовали Юнус Ас-Саис и шейх Джалиль Аль-Алам, позади них — все члены семейств Аль-Хашшаба и Аль-Аттара.
— Пресвят тот, кто дарует всякому недугу исцеление, — пробормотал цирюльник.
Роскошный особняк был объят бурей безумия.
Ближе к полуночи на место прибыли полицейские, допросившие всех домочадцев и прислугу, и с преувеличенным рвением исследовавшие все возможности.
— Каково, по вашим оценкам, объяснение инцидента? — спросил офицер полиции.
— До вчерашнего дня он был самым счастливым из всех созданий Аллаха, — сказала Халима.
— Знаете ли ли вы что-нибудь о его врагах?
— Нет. Их у него не имелось.
— А чем он занимался?
— Он был бизнесменом, маклером и спекулянтом…
— А где он работал?
— У него не было какого-то определённого места. Но у него имелся дом в Даррасе, близ предгорья.
— А что вам известно о его деловых партнёрах и работниках?
— Совсем ничего.
— Как так?
— Вот так. Не больше и не меньше!
Было объявлено о том, что Фаиз Раби Ан-Наджи покончил с собой по причинам, раскрыть которые следствию пока не удалось. Несмотря на его самоубийство, ему были устроены роскошные похороны, и его захоронили близ могилы Шамс Ад-Дина.
Прошло три дня траура, а семья его по-прежнему пребывала в изумлении и замешательстве, не зная ещё, какая огромная катастрофа надвигается над ней.
