Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
Передние корабли «Выборг» и «Полтава» вот-вот догонят неприятеля, но шведы внезапно отвернули «все вдруг» влево…
На море каждый маневр корабля имеет смысл и причину. Опытный моряк Крюйс должен был этот маневр разгадать и принять решение, но он беспечно шел напролом, позабыв, что, кроме неприятеля, само море таит в себе смертельную опасность.
«С чего это повернули? — подумал не спускавший глаз с неприятельских кораблей Сенявин. — Неспроста, видно, уходят от своего берега. Неужели банка?»
— Лево руля! — крикнул Сенявин рулевому. — Держать два румба левее по компасу!
Через несколько минут корабли шведов легли на прежний галс.
— Так и есть! — невольно вскрикнул Сенявин.
Передний «Выборг» вздрогнул и остановился как вкопанный. Верхушку паруса по инерции понесло вперед, так, что отломилась фор-брам-стеньга[38]. Идущая следом «Рига» вдруг начала лихорадочно убавлять паруса и тут же приткнулась на мель. Неприятельские корабли на отходе дали как бы в насмешку залп. Одно ядро угодило в «Ригу», попало в крюйт-камору, оттуда повалило облако пороховой пыли, по палубе в панике заметались фигурки. Красный флаг атаки флагман спустил.
Строй кораблей смешался, один «Рандольф» Сенявина продолжал погоню, но в одиночку это становилось рискованным…
До поздней ночи возились с тремя потерпевшими кораблями, «Ригу» кое-как стащили с мели, «Выборг» сел плотно, начался шторм, и к вечеру он переломился. В пределах видимости появилась шведская эскадра, с нее на радостях палили из пушек, издевались над незадачливыми русскими…
Петр на «Мункере» догнал эскадру Боциса в Гельсингфорсе. Гавань Петру понравилась. Он еще не знал о происшествии с Крюйсом.
— Здесь будем галеры, скампавеи и бригантины на зиму ставить, — обратился он к Апраксину. — Неча их в Петербург гонять. Шведы далеко ушли?
— Маячат временами у горизонта, — усмехнулся Апраксин. — Проведали мы от рыбаков, что вице-адмирал Лилье стоит с кораблями на якорях у Гангеуда. Крепко укрепились, видно.
Петр прикинул по карте:
— Далее шведам отступать некуда. Последний рубеж. За ним землица шведская. Здесь они насмерть будут стоять. Пойдем шхерами, разведаем.
На оконечности полуострова плотной цепочкой выстроилась шведская эскадра, шестьсот орудий. Дважды пытался прорваться Боцис — сплошная стена огня преграждала путь.
Петр повернулся к Боцису:
— Силы неравные, на абордаж их не возьмешь, неча людей понапрасну губить. — Царь, взяв трубу, всматривался в даль.
— Подбери мне молодцов хватких, пойду на шлюпке вечером шхерами к шведам. Погляжу, что к чему.
— Господин контр-адмирал, я отвечаю за вашу жизнь, сие риск необоснованный, — нахмурился Боцис.
— Волков бояться, в лес не ходить. Исполняй, как сказано.
Все выглядел у шведов зоркий глаз контр-адмирала, и не только разведал, но и определил задачу флоту на следующую кампанию.
Корабли возвратились в Петербург и ушли в Ревель. Предстояло разобраться в обстановке.
Дело шло к зиме, все флагманы и капитаны собрались в Петербурге. Царь ознакомился с летней катастрофой. Погиб новый линейный корабль, неприятель ушел безнаказанно из-под носа. Определить виновных предстояло суду из десяти человек — лейтенантов, капитанов, контр-адмиралов. Председателем суда царь назначил Апраксина.
По делу привлекались вице-адмирал Крюйс, капитан-командор Рейс, капитан-командор Шельтинг, капитан Дегрюйтер. Разбирательство заняло больше месяца. Виновные оправдывались, кивали и даже клеветали друг на друга. Судьи терпеливо, беспристрастно определили степень виновности каждого.
Крюйс старался выговорить себя, ссылаясь на устав, практику морской жизни. Крюйсу припомнили и прошлую кампанию, «что не чинил погони за неприятелем». Апеллировал Крюйс и к Петру, оправдывался, козырял примерами морской истории, которую знал неплохо. Но царь не без юмора давал язвительные ответы на все примеры, а в конце напомнил:
«Азардировать не велят, не советуют, а деньги брать и не служить, стыдно».
В полемической схватке с контр-адмиралом вице-адмирал Крюйс явно потерпел поражение.
В конце концов вина и Крюйса, и остальных подсудимых была доказана. Меру наказания судьи определили довольно суровую. «Вице-адмирала Корнелиуса Крюйса за его преступления и неисполнение своей должности… наказать смертью.
Капитан-командора Шельтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.
Капитан-командора Рейса за неисполнение его должности… расстрелять.
Капитана Дегрюйтора за незнание его дела выбить из сей земли без абшиту[39] с позором».
Петр смягчил кару первым двум обвиняемым.
После суда царь имел долгий разговор с Апраксиным, в конце сказал:
— Суд сей не токмо должен наказать виновных, но и послужить другим иноземным служакам для острастки.
— Все по закону и правде, государь.
Петр вдруг усмехнулся:
— Ты-то, чаю, ныне судьей был, а ведаешь ли, князь Василий следствие ведет по Меншикову воровству?
Апраксин густо покраснел:
— Ведаю, государь, бес попутал в свое время, но, ей-ей, ни копейки себе не взял.
— Ну, ну, поглядим, что комиссары скажут. Кто из нас не грешен…
«Кто барствует, тот и царствует». Старинная поговорка живуча и по сей день и, видимо, не скоро утратит свой смысл.
Во все времена вокруг властителей собирались те, кто любил поживиться, используя право распоряжаться судьбами людей.
Охотников обычно много, и всегда между ними идет борьба не на жизнь, а на смерть.
В недавнем прошлом верх брали то Милославские, то Нарышкины. Попеременно летели головы у тех и других.
С приходом к власти Петра именитых людей, бояр, окольничих, потеснили у трона люди «подлого» происхождения, подобно Меншикову, или не столь знатные из малоимущих дворян.
Родовитое боярство: Долгорукие, Голицыны, Толстые, Мусины-Пушкины, затаило злобную обиду и при случае старалось нанести удар. Поводов для этого было немало, но стукнуть хотелось посильней, потому выжидали только удобный момент.
Многие «князи из грязи» не знали меры в своем обогащении. Страсть к стяжательству — непреходящая черта характера Данилыча — проявлялась всюду, где он служил. До поры до времени он ловко отводил все наветы недругов. Но стоило ему отлучиться на полтора года в Померанию, как противники перешли в наступление. Во главе их стояли князья Долгорукие. Особенно расположен был царь к Якову Долгорукому после его побега из шведского плена на захваченной шхуне два года назад. Одному из Долгоруких, князю Василию Владимировичу, и поручил царь расследовать махинации своего любимца, дело пахло миллионом.
Оказалось, что светлейший князь хапал везде, всюду и помногу.
Но Меншиков был далеко не одинок. Среди других наиболее охочим обогатиться воровским путем оказался адмиралтеец Кикин. Кроме совместных с Меншиковым денежных махинаций, он запускал руку в казну, воровал из бездонной кладовой кораблестроения материалы, брал взятки. Его новый дворец соперничал с меншиковским. По ходу следствия царь пока отстранил его от должности. В подрядных махинациях Меншикова оказались замешанными канцлер Головкин, Ульян Сенявин, Апраксин.
Давно чувствовал неприязнь со стороны именитых князей Федор Матвеевич за свою дружбу с Данилычем; как-то даже пожаловался ему, что их «злоба родилась, что я своим исканием привязался к вам». Апраксин, пожалуй, не преувеличивал. Знатные люди не могли простить адмиралу дружеских отношений с бывшим «пирожником» и только ждали случая свести счеты.
К счастью, оказалось, что сам адмирал не взял из сомнительной прибыли ни гроша…
В прежние времена Меншиков частенько отводил от себя царский гнев, являя безудержную отвагу на поле брани, но теперь он вдруг занедужил не ко времени… А предстоящая кампания на море оказалась переломной в ходе войны…
Пять лет минуло со дня Полтавской битвы, где Карл XII чудом избежал плена. И все же короля пленили в прошлом году, только не русские, а янычары, после жестокого боя в Бендерах. Друзья-союзники вдруг перессорились, и дело дошло до драки.
Теперь королевские указы поступали в Швецию с большим опозданием. Узнав о поражении в Финляндии, Карл XII забеспокоился. Если маткой овладеет царь, судьба Швеции будет решена.
Понимали и в Стокгольме, что ставки в предстоящих сражениях на море будут велики, именно они определят исход войны в целом.
На совете флагманов флота докладывал адмирал Густав Ватранг:
— В прошлую кампанию мы припозднились. Нам, к сожалению, не привелось разгромить эскадру царя Петра. Хотя шансы у нас были, русские неважные моряки, не знают фарватеров, сажают свои корабли на камни, сжигают их. — Ватранг закашлялся и подошел к карте. — Однако русский царь опередил нас гребными суднами, которые сильны в шхерах. Наша задача в предстоящей кампании выманить галеры в море и уничтожить их. А потом покончить с корабельным флотом. Потому не будем медлить.
