Михаил Казовский - Топот бронзового коня
- Надобно поехать, сын мой. Оказать содействие названному брату. Ибо вместе вам достичь цели будет легче. Я благословляю обоих на хорошее, справедливое дело. - И перекрестил молодых людей.
Бывший любовник Антонины сокрушённо ответил:
- Что же, соглашусь. Надобно платить по счетам. А иначе не прощу себе своё малодушие.
Во второй половине октября сели на корабль, направлявшийся в Милет через Кизик, Смирну и Эфес. Плыли десять дней и в дороге понемногу наладили отношения. Феодосий уверял, что раскаялся искренне - ив грехопадении с Нино, и в угоне судна с богатствами. Убеждал Фотия:
- Силой ничего не добьёмся. Надо хитростью, уловками заманить Каллигона в наши сети.
- Перестань мудрить, - морщился приятель. - Кто такой этот Каллигон? Василевс, эпарх? Жалкий евнух, меньше таракана. Поприжмём слегка - он и выложит всё начистоту, где зарыл сокровища.
- Нет, не выложит, вот увидишь. Помяни моё слово.
Осень в Эфесе была прекрасна: ясное нежаркое солнышко, по ночам прохладно, красная листва окрестных лесов, тёмно-синее море, вереницы птиц, летящих из Европы на Нил. Впрочем, Фотию любоваться природой было некогда: сразу с корабля он пошёл к архонту (Феодосий побоялся идти и отправился в монастырь Апостола Иоанна), заявил о своём прибытии, показал верительные грамоты и потребовал содействия в розыске пропавших трофеев.
- Вы считаете, виноват Каллигон, а не Феодосий? - вопросил глава города с недоверием. - Что-то сомневаюсь. Я в последнее время с евнухом дружу, мы играем в шахматы, ходим в цирк и болеем за наших. Он, конечно, не без странностей, но законопослушен и исправно платит налоги.
- На какие шиши живёт, разрешите узнать? Был среди прислуги у моей матери, а сбежав сюда, превратился вдруг в богатого господина. Подозрений не вызывает?
- Говорил, будто получил наследство от брата.
- Чепуха, никаких братьев у него сроду не было.
У эфесца настроение испортилось окончательно.
Посмотрев на приезжего исподлобья, мрачно проговорил:
- Что вы собираетесь предпринять для обнаружения сундуков?
- Ваши люди мне должны помочь вытрясти из грабителя и убийцы все необходимые сведения.
- Предположим. А какая будет наша доля в случае успеха?
Усмехнувшись, Фотий заметил:
- Разве долг архонта - не найти преступника, посадить в тюрьму и вернуть в казну похищенное имущество? Или долг теперь стоит денег?
- Всё имеет цену в этом мире, - совершенно не смутился чиновник. - И задаром никто работать не будет. Если в Константинополе, я знаю, можно за плату стать сенатором, неужели мои претензии слишком велики?
- Так и быть, согласен: за содействие получите сундук из пятидесяти.
- Лучше два: мне один, а второй на нужды Эфеса.
- Два, конечно, лучше, но меня не поймёт Юстиниан, если доложу, что пожертвовал архонту целое состояние, на которое можно выстроить новый город.
Не смутившись вновь, тот переменил плату:
- Хорошо, пусть один сундук, но взамен второго я хочу получить назначение в столицу, при дворе его величества.
- Должности в столице не в моей компетенции. Но похлопотать обещаю. Пётр Патрикий что-нибудь придумает.
- Что ж, тогда я попробую вам помочь.
В тот же вечер Каллигон был доставлен в местные застенки, где предстал перед Фотием, Феодосием и заплечных дел мастером. Увидав такую компанию, евнух задрожал, рухнул на колени и заверещал:
- Сжальтесь, господа! Я ни в чём не виновен. То есть я виновен, конечно, но не в том, в чём меня подозреваете. Вся моя вина - в удалении Феодосия с корабля, в сговоре с капитаном и надеждой получить половину сокровищ. Капитан же обманул и меня, выкинул за борт перед самым Эфесом, завладел имуществом целиком.
Феодосий заорал на него:
- Хватит лгать, подлец! Доводы твои смехотворны.
- И не говори, - согласился Фотий более спокойно. - Получается, что твой капитан завладел имуществом, а потом вдруг внезапно отравился со всей командой и зарылся в братской могиле. А несчастный Каллигон, выброшенный за борт, отчего-то здесь живёт припеваючи.
- Да ещё и обвиняет меня в массовом убийстве! - снова подхватил Феодосий. - Если б не игумен монастыря Апостола Иоанна, гнить бы мне в тюрьме до скончания века за чужое злодейство!
- В общем, так, - подытожил посланник Велисария, обращаясь к евнуху, - ты сейчас нам расскажешь, где зарыты богатства, мы проверим, если обнаружим - отдадим тебя архонту для свершения правосудия.
У скопца в глазах появилось уныние:
- Ничего рассказывать вам не стану, - отозвался он. - За какой такой радостью, если всё равно погибать? Можете искать сундуки сами.
- А, не хочешь по-хорошему? - снова закричал инок. - Ну, тогда расскажешь под пытками.
Каллигон криво ухмыльнулся:
- Разве ж брату во Христе не грешно грозить пытками ближнему своему?
- Ты не близкий мне, а убийца и вор. Нет к тебе ни малейшей жалости.
- Иисус учил проявлять заботу о каждом, даже об убийцах и татях. Значит, ты не настоящий монах - а тем более, крали вместе…
- Ладно, хватит болтать, - прекратил препирательства Фотий. - Или говоришь, где сокровища, или отдаём тебя в руки живодёра.
Евнух сохранял скорбное молчание. И смотрел угрюмо, как заплечных дел мастер разжигает огонь в жаровне, чтоб поджаривать ему пятки, как вдевает верёвку в железное кольцо, ввинченное в потолок, чтобы вздёрнуть жертву, заломив ей руки за спину. А когда к пыткам было всё готово, наконец прорезался:
- Я отвечу на ваш вопрос, если посулите мне жизнь и возьмёте с собою в Константинополь.
- Ишь, чего захотел, безбожник! - оценил его слова Феодосий.
Но напарник решил иначе; он сказал:
- Главное, в конце концов, дело, а не жизнь этого ублюдка. Я согласен: если мы найдём сундуки, ты поедешь с нами.
Черноризец возразил другу:
- Нет, не с «нами», а с тобою одним. Я отсюда никуда не поеду и останусь в монастыре в Эфесе.
- Поступай, как хочешь, - отмахнулся Фотий. - У тебя своя судьба, у меня - своя. Мы обязаны обнаружить похищенное, остальное не так существенно.
Каллигон сказал:
- Поклянись на кресте, что потом не переменишь данное тобой обещание.
Молодой человек поклялся, и тогда скопец объяснил, где матросы зарыли краденые трофеи. В тот же день оба константинопольца поскакали к пещерам, но копать не пришлось, так как взорам их предстали пустые ямы - кто-то уже за них поработал.
- Вот проклятье! - выругался Фотий. - Евнух нам соврал.
- Не соврал, - раздалось за их спинами.
Обернувшись, они увидели группу вооружённых гвардейцев во главе с архонтом. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел с видом победителя.
- Не соврал, - повторил чиновник, - сундуки здесь покоились до вчерашнего дня. А вчера скопец выдал место их захоронения мне. И пока вы допрашивали его, я с моими людьми перевёз сокровища к себе во дворец.
- Ну, так помогите возвратить украденное в казну, - предложил Фока.
Рассмеявшись, архонт ответил:
- Мне они и самому пригодятся. Мы договорились с кастратом: десять сундуков забирает он, сорок - у меня остаются.
- Этого не будет, - грозно заявил Феодосий. - Или о твоих плутнях станет известно императору.
- Интересно, каким же образом? - удивился тот. - Вы отсюда не выйдете, ибо упокоитесь в вырытых могилах, а других свидетелей не имеется.
Но и Фотий был не из пугливых: он достал меч из ножен, прикреплённых к поясу, а приятелю кинул боевой топорик. И сказал, ощерясь:
- Ну, возьми, попробуй. Мы ещё не разучились владеть оружием.
Оба приготовились к бою. Люди архонта бросились на них, тоже действуя топориками и мечами. Завязалась схватка. Силы, конечно, оказались неравными, но питомцы Велисария действовали искуснее, уворачивались от ударов проворнее, применяли не только оружие, но и ловкие приёмы рукопашного боя - точные удары ногами. В результате от отряда в десять человек вскоре остались только трое, но зато самые здоровые. Одному из них удалось ранить Феодосия, тот споткнулся и едва не упал, но сумел избежать губительного удара и в ответной атаке заколол обидчика. Тут уж силы оставили его окончательно, инок опустился на землю, истекая кровью, и несчастному Фотию пришлось одному сражаться против двух громил. С первым он разделался быстро: неприятель поскользнулся и упал в одну из вырытых ям, а пока выбирался наружу, молодой человек рубанул по шее второго. Первый бросился в новую атаку, и ему на выручку поспешил сам архонт. Свежий, не уставший, он значительно потеснил Фотия, и тому неминуемо пришёл бы конец, если бы поверженный Феодосий не сумел прицельно метнуть топорик, поразивший гвардейца в не закрытый доспехами загривок.
